Из мрака сознания брызнула белая пена, заклокотала река и Григорий почувствовал, что металлический трос выскользнул из его рук, течение подхватило плот и понесло. — За поворотом реки немецкие позиции! — мелькнуло в мозгу. Животный ужас сжал сердце.
Григорий проснулся и пришел в себя.
— Григорь Павлович, а, Григорь Павлович, за супом пойдешь? — Алексеич говорил точно, как вчера, когда Григорий начал засыпать в окопе.
— А как же на ту сторону-то попасть? — очнулся Григорий.
— Ребята из первой роты сами плот сделали, на шестах переехали… суп, хлеб и консервы мясные привезли. Уже разделили…
Григорий вылез из окопа. Небо очистилось, прямо над головой опрокинулся ковш большой медведицы, звезды меркли и вот-вот мог появиться свет зари.
— А-то оставайся, — Алексеич, видимо вспомнив свой вчерашний сон, истолковал молчание Григория, как колебание, — я один со старшиной пойду. Плот- то маленький — все одно больше двух человек не поднимет.
— Сапожников, миномет к стрельбе! — раздался голос командира расчета.
— Плюнь ты на жратву! Действительно, унести может. На одних шестах не легко реку переехать, — сказал Григорий, направляясь к миномету.
— Все равно убьют — угрюмо ответил Алексеич. — Хоть наемся досыта — консервы ведь мясные дают.
Григорий смотрел на прицел миномета и поглядывал за Петькой, как всегда боясь, чтобы Петька, опередив выстрел, не загнал мину на мину. Собственные минометы трещали так сильно, что заглушали гул неприятельских разрывов. Только когда в окоп падал осколок или над гребнем берега поднимался черный столб земли, ощущение опасности становилось реальным. Дым и пыль заслоняли восходящее солнце и оно казалось желто-красным. От нервного напряжения Григорий не чувствовал ни усталости, ни голода — Алексеич так и не привез консервов.
— Смотри! — вдруг крикнул быстроглазый Петька, оборачиваясь.
Григорий тоже обернулся и одновременно из-за гула канонады услышал человеческий крик. Взбаломученные волны реки мчали небольшой плот. На плоту стоял человек и беспомощно махал обломком шеста.
— Прыгай в воду и плыви к берегу! — крикнул что есть мочи Григорий.
— Так ведь он плавать не умеет, — возразил Петька.
— Стрелять надо, а вы тут глазеете, — командир расчета с биноклем в руке высунулся из хода сообщения. — Так вас растак…
— Алексеича унесло! — попробовал возразить Петька.
— Я вам покажу Алексеича! — брань еще усилилась.
Григорий склонился к прицелу, Петька схватил очередную мину. Черные столбы стали вырастать так близко, что комья земли посыпались в окоп.
— Последняя! — сказал Петька, опуская в ствол последнюю мину.
— Ничего не сделаешь. Прячься по окопам, — скомандовал командир расчета.
Григорий спрятался в окоп. Солнце ярко освещало срез земли над его ногами.
Унесло таки Алексеича к немцам, — думал Григорий, вот тебе и американские консервы. А, может быть, он всё же сумел где-нибудь пристать к берегу? Может быть, лежит на плоту раненый?
Канонада немного утихла, вернее немцы перенесли огонь ниже по реке, где минометчики соседнего 413-го полка продолжали еще стрелять. Григорий вылез из окопа. До поворота реки, на километр вниз, Алексеича не было видно. Подойдя к окопу командира расчета, покрытого до половины досками и землей, Григорий сказал:
— Я пойду вниз по реке: посмотрю, может Алексеича где-нибудь прибило к берегу. Всё равно мин нет и стрелять нельзя.
— Иди. Может быть, хоть консервы остались целы, — буркнул из-под земли командир расчета.
— Я с тобой! — курносый Петька быстро выскочил из своего окопа.
Чем ближе подходили Григорий и Петька к повороту реки, тем сильнее становился огонь противника. Берег, вдоль которого они шли, повышался здесь до 5-6 метров, и неприятельские мины, перелетая через него, большей частью рвались в воде. Расположенные здесь расчеты 413-го полка продолжали время от времени стрелять. Григорий и Петька шли, прижимаясь к обрыву, обходя минометные гнезда. На самом повороте, в нескольких метрах от обрыва, стоял расчет. Команда расчета состояла из ребят, похожих на Петьку. Немцы засекли их миномет и обстреливали его непрерывно. Во время обстрела ребята прятались в большой окоп, вырытый под самым обрывом, но как только свист неприятельских мин замирал, быстро выскакивали из окопа, подбегали к миномету, стоявшему почти без прикрытия и, не проверяя прицела, пускали несколько мин. Сейчас же раздавался вой немецкой ответной очереди и ребята гурьбой прыгали в окоп, обсыпаемые осколками и комьями земли. Издали казалось, что они играют в «куча мала».
— Вот сволочи! — не выдержал Петька, наблюдая издали за ребятами. — Ничего не боятся.
— Как вот пройти мимо них? — недовольным голосом сказал Григорий.
— А как только они стрелять выскочат, мы бегом, — сказал Петька, уже вспыхнувший молодым задором.
Немецкие взрывы затихли. Ребята, как горох, выкатились к миномету. Григорий и Петька пустились что есть духу вперед, пригибаясь к земле. Не успели они поравняться с минометом, как завыли приближающиеся мины противника. Григорий с размаха плюхнулся в кишащую тяжело дышащими ребятами яму.
— Вы откуда взялись? — зазвенел мальчишеский голос, когда затихли разрывы.
— Плота с нашим бойцом не видели? — спросил Петька, поднимая вымазанную глиной физиономию.
— Как не видели! Его к тому берегу прибило. Сначала шевелился немного, а теперь лежит и не двигается, — ответил один из ребят.
Григорий и Петька выскочили из окопа и побежали дальше. Река против поворота расширялась, оба берега понижались. Дальше уже не было ни одного минометного гнезда. В километре впереди виднелся железнодорожный мост и остатки деревни, занятой, по-видимому, немцами. На мели, метрах в двадцати от заросшего камышем противоположного берега, стоял плот. На плоту лежало что-то серое, а кругом вода кипела от разрывов мин. Григорий и Петька распластались рядом на земле и перевели дыхание. Высокий столб воды и грязи поднялся в том месте, где только что был плот. Куски чего-то тяжело плюхнулись обратно в реку.
— Прямое попадание! — прошептал Петька.
— Да… — прошептал Григорий.
Кругом захлопали отдельные разрывы.
— Похоже, что и нас заметили, — сказал Петька, отползая к самому обрыву. Григорий тоже отполз и лег неподвижно.
— Вот те и американские консервы! — прошептал Петька, глотая слюну. — Того и гляди самого на консервы разделают!
Григорий вспомнил сон Алексеича и свой собственный, и им овладело тяжелое безразличие: — Зачем бояться, зачем прятаться от снарядов, все равно рано или поздно убьют!
Канонада вдруг смолкла. Солнце поднялось из-за берега и стало греть спину. Григорий стал успокаиваться.
— Смотри, а ящик-то с консервами цел! — прошептал рядом голос Петьки.
Григорий поднял голову. Петька был прав: в том месте, где плавали обломки плота, среди камышей торчал угол белого ящика, врезавшегося при падении в ил.
— С консервами, — уверенно зашептал Петька, вглядываясь. — С минами ящики гораздо больше, хлеб возят в мешках, а этот, гляди, какой увестистый, стоит и не шевелится. Не иначе, как с консервами!
Стрельба не возобновлялась. Даже ребята под берегом замолчали — очевидно израсходовали все мины.
— Сейчас надо будет пойти к переправе, найти какой ни на есть плот и на тот берег… ящик на мели и взять его совсем просто.
Григорий с удивлением посмотрел на подростка. Петька лежал на берегу, опершись на локти, и говорил так, как будто бы на свете не было никакого противника и он обсуждал с деревенскими приятелями план очередной шалости.
— Не мели глупости! — остановил его Григорий. — Давай лучше думать, как назад целыми выбраться — мы ведь на виду у немцев.
— Ну, бежим, раз — два! — скомандовал Петька, вскакивая.
Благополучно завернув за поворот берега, Григорий перевел дух и пошел медленно. Петька дождался его и пошел рядом. Канонада смолкла по всему фронту.
— Ну, как, поедешь за консервами? — спросил Петька.