— Это замечательно, господин ДжуБон. Преподаватели у нас есть. Но вы же понимаете, госпожа Агдан, что занятия будут не бесплатными? — в глазах светится ожидание чего-то, какого-то чуда.
— О какой сумме идёт речь? — осторожно интересуюсь я.
— За одно занятие из двух академических часов с занятием репетиционной комнаты или зала около миллиона вон, — директор смотрит на меня с той же надеждой. Вынуждена его разочаровать:
— Приемлемо, господин директор. Я согласна, господин директор. ЁнЭ, согласуй с господином директором расписание. Но одно занятие пойдёт взаимозачётом. Вернее, сколько занятий я проведу в вашем танцклассе с вашими школьниками, за столько же занятий вокалом я не плачу школе. По-моему справедливо, господин директор.
Свечение надежды в глазах директора гаснет. И на моё предложение он соглашается. ЁнЭ обменивается с директором контактами и мы уходим.
За пределами кабинета ДжуБон бурчит:
— По высшей ставке с тебя содрал… чен-чан.
— Не обеднею, ДжуБон-сии, — нежно улыбаюсь учителю, — Я обеспеченный человек и для родной школы мне ничего не жалко.
Военный госпиталь
4 января, время 13:30.
Мне пришлось зайти в госпиталь и объясниться с лечащим врачом. Общаться с ним не трудно, трудно объяснять, что со мной происходит. Пришлось по-быстрому пробежаться по медицинским сайтам.
— Как вы себя чувствуете, госпожа Агдан? — врач пользуется моим разрешением называть меня моим псевдонимом.
— Чувствую себя прекрасно, но до конца не восстановилась. Не набрала прежнего уровня сил.
— Что же всё-таки с вами произошло? Я спрашиваю, госпожа Агдан, потому, что ваш анамнез несколько выбивается из типичной картины переутомления.
Умный врач, видит если не насквозь, то почти насквозь. Придётся как-то объясняться.
— Потому что мой случай совсем не типичный. Предупреждаю, чтобы вы не пробовали обобщать либо искать подобное. Я расскажу…
Принимаюсь за заранее сочинённую песню, максимально приближённую к реальности.
— Чувствую я себя так, будто меня разобрали на части, выбросили что-то лишнее (извини, Юркин, это я о тебе), потом снова собрали. Уже по-новому. Я как будто привыкаю к себе после глубокой перестройки организма. Это детям знакомо. Они вынуждены это делать постоянно в течение многих лет. Они растут, параметры тела меняются, динамику движений приходится постоянно корректировать. Только у меня произошло одномоментно и не физически, а психологически.
— Поподробнее с этого момента, — просит врач.
— Как смогу, доктор. Во мне как будто сидела некая сущность, которую я не ощущала, как чужую. Это была часть меня. Только когда она ушла, я поняла, что стала нормальной. Как будто у меня был хвост или третья рука, понимаете? Хвост удобный инструмент, им можно что-то с пола поднять, сильно и точно бросить. Он встроен в организм полностью, то есть, органично соединён с мышечной системой, нервная система его контролирует. И вот я его лишаюсь. Перестраивается весь организм. Но не так, будто его насильно отрубили, это травма. А такая тонкая перестройка, весь организм будто забывает, что у него когда-то был хвост. Но привыкать двигаться и жить без него приходится.
— В чём состояла функция «хвоста», — врач задаёт точные вопросы.
— Не знаю, — пожимаю плечами, — у меня есть некие мистические объяснения, но я о них умолчу. В формат медицинских документов они не вписываются. К тому же это на уровне ощущений и предположений.
— Почему не знаете? Как такое может быть?
— Я же говорю, хвост не отрубили, он исчез бесследно. Организм, вернее, моя психика о нём сейчас ничего не знает. Нет фантомных болей, исчезли центры контроля и управления. Не знаю.
— А какие вы заметили в себе изменения? — после паузы и задумчивого гмыканья спрашивает врач. Опять очень точно спрашивает.
Я смотрю в потолок, очень тщательно ищу там ответ. И как ни странно, нахожу.
— Я стала несколько агрессивнее и стервознее. Но, возможно, это обычные личностные изменения, которые у многих происходят. Есть ещё кое-что. Исчезла эротофобия, истерический страх перед сексуальными контактами с мужчинами.
— Очень интересно… — у этого врача была забавная привычка. В момент особой задумчивости он теребил мочку своего уха. Ну, и ладно, не моё же ухо дёргает…
— А раньше эротофобия была?
— Да. Кстати, это для меня проблема. Пропала защитная стена, приходится думать, чем её заменить.
Мы ещё поболтали, но дальше я упёрлась твёрдо. Ничего не знаю, не могу сказать и всё такое. Хватит с него. Не могу же я признать, что во мне обитала мужская душа.
— Нуждаетесь в продлении медицинской справки?
Ключевой вопрос. Я здесь исключительно ради этого.
— Нуждаюсь. Я начинаю общаться с окружающим миром, но не готова к полноценным схваткам. Меня ещё слишком легко вывести из равновесия. Меня ждёт не дождётся комиссия по ценным бумагам, и я опасаюсь провокаций с их стороны.
Доктор — душка, продлил мне щадящий режим на неделю. Обломитесь все злыдни, что точите на меня зубы.
Квартира Агдан
4 января, вечер.
Вечером перезваниваю ЮСону, который пробивается ко мне вторые сутки. Кто ему виноват, что звонит в самый неподходящий момент, будто нарочно выбирает.
— ЮнМи?
Горбатого могила исправит. Ладно, я девушка покладистая.
— ЮСон?
Сопение в трубке.
— Госпожа Агдан, прошу извинить, у меня к вам дело.
В лесу что-то сдохло? Нет, так не пойдёт.
— ЮСон, давай без церемоний. Ты всё равно в следующий раз на неформальный стиль перейдёшь. Так уже было много раз. Давай уж неформально общаться…
— Госпожа Агдан, я же извинился.
— Это большой шаг вперёд, признаю. Но мне некогда заниматься вашим воспитанием. Поэтому ещё раз предлагаю: переходим на неформальный стиль и дело с концом.
— Госпожа Агдан, прошу вас…
Я отключаюсь. Как можно быть таким тупым?! Отключаюсь и заношу номер в чёрный список.
Агентство FAN, кабинет директора
5 января, время — 9 часов утра.
В кабинете двое, президент СанХён и директор ЮСон.
— ЮСон, что у тебя с Агдан? Можешь доложить о каких-то результатах? Как прошли переговоры?
— Результатов нет, СанХён-сии, — сокрушённо разводит руками ЮСон, — Сначала не мог дозвониться, когда она перезвонила, разговор не получился.
— Переговоры не состоялись по твоей вине, ЮСон, — выносит приговор СанХён, — Не спорь, это очевидно. Она позвонила сама, не знаю, как ты себя повёл, но разговор не состоялся. Она позвонила сама, значит, интерес у неё был. А ты не смог на этом сыграть.
— Если бы слышали, как она со мной разговаривала, СанХён-сии, — бурчит ЮСон.
— Мне не надо ничего слышать, — отвергает все оправдания СанХён, — ЮСон, да пусть бы она одним матом на тебя орала, ты обязан был держаться вежливо и обходительно. Я тебе говорил, что потребуй она твою голову, ты обязан был тут же её сам отрезать и ей отослать? Говорил. Ты не проникся, ЮСон. И самое плохое, до сих пор этого не понимаешь и пытаешься оправдываться.
ЮСон поникает головой. СанХён-сии прав, он начал разговор с Агдан со спора. Автоматически, по привычке, выстраивал беседу в рамках начальник — подчинённый. Пусть привилегированный подчинённый, подчинённый, на которого нельзя сильно давить, но подчинённый. Инстинктивно он попытался взять в разговоре верх в самом его начале. Вот Агдан и щёлкнула его по носу. Стерва!
— Ладно. Я попробую, — СанХён берётся за телефон. Агдан отзывается очень быстро.
— Аньён, ЮнМи-ян, — голос СанХёна приветлив, но сдержанно приветлив. Нельзя сказать, что он сочится патокой.
— Аньён, сабо… саджанним, — ЮСон слышит её, СанХён поставил режим громкой связи.
— Да, девочка, ты права, — улыбается СанХён, — Ты вылетела из гнезда, теперь я для тебя саджанним. Не знаю, как тебе, а мне немного грустно.