Дипломаты приходили в наркомат, надеясь убедить новую власть не проводить национализацию иностранной собственности и не отказываться от своих обязательств по сделанным в Европе займам. Шведского посланника обидели, назвав его правительство буржуазным. Он энергично запротестовал, уверяя, что у него в стране правительство не буржуазное, а демократическое. Сербский посланник надеялся найти в наркомате какое-то понимание, но с ним завели разговор о «великосербском империализме». Он не остался в долгу и заявил, что большевики сами империалисты и большой разницы между Троцким и царским министром иностранных дел Сазоновым он не видит.

Французская миссия отказывалась именовать комиссариат по иностранным делам «народным», но у них просто не принимали никаких документов. Французам пришлось пойти на попятную.

К иностранным дипломатам сотрудники наркомата относились достаточно пренебрежительно.

Когда в Соединенных Штатах были приговорены к смертной казни несколько анархистов, питерские анархисты решили провести демонстрацию протеста под окнами американского, посольства. Сотрудники НКИД не без злорадства предупредили об этом посла. Тот немедленно обратился к Ленину с требованием обеспечить безопасность посольства. Ленин сделал наркомату выговор: зачем лишний раз пугать послов?

31 декабря 1917 года был арестован румынский посланник Диаманди. Весь дипломатический корпус потребовал встречи с председателем Совета Народных Комиссаров. Ленин дал согласие. Сотрудники НКИД не хотели устраивать такую беседу в парадном зале, украшенном разноцветными половиками и зеркальным трюмо. А кабинет Ленина был слишком маленьким. Но все же остановились на этом варианте. Натащили туда побольше стульев и пошли встречать дипломатов.

Первым появился американский посол. Как дуайен дипломатического корпуса, он представлял Ленину всех дипломатов, и они обменивались рукопожатиями.

Затем американский посол, а вслед за ним французский решительно потребовали освободить румынского посланника. Им зачитали телеграмму Троцкого, в которой говорилось о нападении румын на российские войска. Дипломаты объяснения не приняли и не могли согласиться с превращением посла в заложника, считая такой шаг проявлением средневековья. Особенно возмутился сербский посланник Спалайкович, который произнес целую речь. Ленина эта картина страшно развеселила. Никаких гарантий иностранным дипломатам он не дал. На сем встреча, которая произвела сильное впечатление на иностранных дипломатов, закончилась.

Некоторые принципы советской внешней политики были заложены в первые же месяцы после революции. Это глубокое неуважение суверенитета государств и презрение к международным договорам. Советские руководители исходили из того, что «пролетарское государство имеет право на красную интервенцию, походы Красной Армии являются распространением социализма, пролетарской власти, революции».

От Троцкого требовали одного — прекращения войны и немедленного заключения мира. Солдаты покидали фронт и грозили советскому правительству: если вы не заключите мир, мы повернем оружие против вас.

Сразу после революции Троцкий по радиотелеграфу предложил всем воюющим государствам заключить мир. 22 ноября было подписано соглашение о приостановке военных действий на русском фронте от Балтийского моря до Черного. Страны Антанты отказались вести переговоры. Государства четверного союза — Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария — согласились. Они терпели поражение и хотели заключить сепаратный мир на востоке, чтобы продолжить войну на западе.

Большая часть короткой дипломатической карьеры Троцкого пришлась на самое сложное — переговоры с военными противниками о заключении мира. Умение вести переговоры считается высшим дипломатическим искусством. В другое время — кто знает? — из Троцкого мог бы получиться неплохой дипломат.

Созданная при Сталине версия: Троцкий сорвал переговоры в Брест-Литовске и позволил немцам оккупировать пол-России — не соответствует истине.

Принято считать, что Ленин и Сталин заботились об интересах родины, а Троцкий думал только о мировой революции и во имя ее готов был пожертвовать Россией.

На самом деле в Бресте Троцкий действовал не вопреки решениям партии, а в соответствии с ними. Затягивать переговоры, не подписывать мир, сколько возможно, — это была линия Ленина. Борьба вокруг заключения мира с немцами шла не между Лениным и Троцким, а между Троцким и значительной частью партии, которая требовала воевать во что бы то ни стало…

Троцкий потом говорил на съезде партии, что уже в ноябре 1917 года с немцами можно было договориться — и на очень выгодных условиях, но «все, в том числе т. Ленин, говорили: «Идите и требуйте от немцев ясности в формулировках, уличайте их, при первой возможности оборвите переговоры и возвращайтесь назад».

9 декабря в Брест-Литовске начались переговоры российской делегации с представителями Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Российскую делегацию возглавил член ЦК Адольф Иоффе. Он в девятнадцать лет присоединился к социал-демократам, в Вене вместе с Троцким издавал газету «Правда», потом вернулся в Россию и в 1912 году был арестован и приговорен к пожизненной ссылке, которую отбывал в Сибири. Его освободила Февральская революция.

В дни Октябрьской революции Иоффе был председателем Петроградского военно-революционного комитета, который передал власть Совету Народных Комиссаров. Вести переговоры ему поручили, потому что он хорошо говорил по-немецки.

В Брест-Литовске немецкие и австрийские дипломаты расспрашивали Адольфа Иоффе о том, что же происходит в России. Он с воодушевлением рассказывал о целях социалистической революции. Опытные дипломаты воспринимали его слова скептически. Его партнер на переговорах австрийский дипломат граф Оттокар Чернин записывал в дневнике: «Удивительные люди — эти большевики. Они говорят о свободе и общем примирении, о мире и согласии, а при этом они, по- видимому, сами жесточайшие тираны, каких только видел мир, — буржуазию они попросту вырезывают, а единственными их аргументами являются пулеметы и виселица».

Представители четверного союза в принципе согласились с формулой мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов. Немецкое правительство заявило, что готово отозвать оккупационные войска и предоставить народам Польши, Литвы и Курляндии право самим определить свою судьбу.

Но большая часть ЦК вообще исключала возможность подписания какого-то документа с империалистической державой. Владимир Ильич сказал Троцкому, что остается одно — затягивать переговоры в надежде на скорые революционные перемены в Германии. И попросил это сделать самого Троцкого, которому пришлось ехать в Брест-Литовск.

После бурлящего Петрограда Троцкому там было просто скучно. Деятельный нарком не хотел терять времени зря. Он усадил стенографисток и между делом надиктовал им очерк об октябрьских событиях. На переговорах он выступал очень умело и убедительно. Но в Бресте Троцкий, по словам историков, желал слишком многого: закончить войну, поднять немецкий рабочий класс на восстание и сохранить престиж России. Выполнить эти задачи одновременно оказалось невозможным.

Граф Оттокар Чернин писал потом: «Троцкий, несомненно, интересный, умный человек и очень опасный противник».

Как бы ни старался Троцкий затянуть переговоры, наступил момент принятия решения.

Они с Лениным не очень хотели подписывать официальный мир с немцами еще и по другой причине: и без того поговаривали о том, что большевики продались немцам. Они оказались в безвыходном положении. Тогда изобретательный Троцкий и придумал формулу, которую предложил Ленину:

— Войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем. Если немцы не смогут двинуть против нас войска, это будет означать, что мы одержали огромную победу. Если они еще смогут ударить, мы всегда успеем капитулировать.

— Это было бы так хорошо, что лучше не надо, если бы немцы оказались не в силах двинуть свои войска против нас, — озабоченно отвечал Ленин. — А если немцы возобновят войну?