«Троцкому к 1923 году удалось — об этом нужно прямо сказать — с помощью своей агентуры добиться немалых успехов в Красной Армии.

В 1923–1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помните, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская школа, а также большинство других частей гарнизона Москвы были тогда за Троцкого…».

Начальник Политуправления РККА Ян Гамарник добавил с места: «И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого».

Николай Иванович Муралов принадлежал к тем, кто в 1917-м взял власть в Москве. Александр Яковлевич Аросев, член Военно-революционного комитета в Москве, вспоминал, как именно это происходило:

«Рядом со мной на диване Розенгольц, наклонившись к моему плечу, тихо, устало и по-дружески сказал:

— Надо будет заготовить приказ, что Муралов назначается командиром… или нет, комиссаром округа.

— Комиссаром или командующим? — спросил я.

— Комиссаром округа, но это и значит командующим.

Написал. Барышня на машинке отхлопала этот приказ. Потом его голосовали, и Муралов стал не Муралов, а командующий округом.

Через час Муралов стоял уже во дворе Совета возле автомобилей. Вокруг него стояли Коган, Саблин, Лопашев, я и еще несколько товарищей. Все мы толкались в ожидании автомобилей.

Муралов, будто от нечего делать, ткнув пальцем в сторону Лопашева, спросил:

— Ну, вы какую должность будете нести?

— А там, кажется, есть должность «дежурный генерал», — сказал кто-то.

— Ха-ха-ха, «дежурный генерал», — весело хохотали все.

— Ну ладно, — заключил Муралов, — вы будете дежурным генералом.

— А я у тебя буду генералом для поручений, хочешь? — спросил Коган Муралова.

— Валяй! — ответил Муралов.

И поехали мы на двух автомобилях в Александровское училище, а оттуда в штаб».

Во время Гражданской войны Муралов был на Южном фронте членом РВС 12-й армии. На ненадежном самолете он перелетел через линию фронта в южную часть Право- бережной Украины в группу войск Ионы Якира. Три дивизии — 45-я, 48-я и 58-я — оказались в окружении. В августе 1919-го их свели в боевую группу под командованием начальника 45-й дивизии Якира.

Муралов вместе с Якиром и членами Реввоенсовета Яном Гамарником и Владимиром Затонским разработали план прорыва. Войска Якира прошли по тылам противника, освободили Житомир, прорвали фронт и соединились с основными силами Красной армии.

С осени 1922 года впервые после Гражданской войны в Московском военном округе начались учения в обстановке, приближенной к боевой. В 1923 году Московский округ был признан лучшим в стране. Когда людей Троцкого стали убирать с высоких должностей, Муралова перевели в Северо-Кавказский округ. Но уже на следующий год вернули в Москву. Командующий округом слишком самостоятельная должность. Его назначили на безвластный пост начальника Военно-морской инспекции.

7 ноября 1927 года Муралов участвовал в последнем публичном выступлении оппозиции, которую разгоняли. Его сняли со всех постов, исключили из партии. В 1936-м его арестовали и обвинили в попытке убить Молотова, приговорили к высшей мере наказания и в ночь на 1 февраля 1937 года расстреляли.

Сына Муралова арестовали, приговорили к восьми годам концлагерей, он умер в лагере Дальстроя.

Сестру Веру посадили, она тоже умерла в лагере.

Брата Муралова Александра Ивановича, заместителя наркома земледелия, расстреляли в 1937-м.

Жену Анну Семеновну арестовали в 1937-м. Она вернулась после смерти Сталина.

На свободе оставили только несовершеннолетнюю дочь Муралова. До 1956 года отмечалась в органах госбезопасности как дочь врагов народа.

Борьба с Троцким пагубно сказалась на состоянии армии. В октябре 1925 года Дзержинский писал Сталину, что ситуация меняется к худшему, а ведь еще несколько лет назад «у нас была целиком наша победоносная, еще не перешедшая на мирное положение, еще насквозь пропитанная боевым порохом Красная Армия, еще не тронутая дискуссией по развенчанию официального ее вождя Троцкого…».

Освобожденный от должности наркомвоенмора, Троцкий изъявил желание поработать в промышленности. Его назначили членом президиума Высшего совета народного хозяйства. Отраслевых наркоматов тогда не было, и ВСНХ занимался всей промышленностью. Троцкий возглавил Главконцесском и Научно-техническое управление.

В маленьком особняке на Петровке, где находился Главконцесском, собралось все окружение Троцкого — молодые люди, которые прошли со своим шефом всю войну, прежде всего его верные и бессменные секретари — Николай Сермукс, Виктор Эльцин, бывший дивизионный комиссар, Игорь Познанский, один из организаторов красной кавалерии.

Сюда к Троцкому приезжали люди со всей страны.

«В обширной приемной Главконцесскома, — вспоминал Виктор Серж, — два бородатых крестьянина в овчинных тулупах и лаптях просили Сермукса, чтобы их принял Троцкий, которому они хотели рассказать о своей бесконечной тяжбе с властями далекой деревни.

— Раз товарищ Ленин умер, — упрямо повторяли они, — только товарищ Троцкий может решить по справедливости.

— Он примет вас, — терпеливо отвечал Сермукс, элегантный и улыбающийся, — но он ничего уже не решает, он больше не член правительства.

Мужики качали головой, видимо огорченные попыткой уверить их, будто Троцкий больше ничего не решает…»

За штаб-квартирой Троцкого следили сотрудники госбезопасности.

Один из его секретарей предупредил Виктора Сержа:

— Сделайте вид, что сморкаетесь, когда будете выходить. ГПУ посадило фотографов в доме напротив…

Когда летом 1926 года скончался председатель ОГПУ Феликс Дзержинский, Троцкий еще стоял на трибуне. Вид у него был весьма печальный. А циничный Карл Радек сказал:

— Феликс умер вовремя. Он подчинялся схемам и не поколебался бы обагрить руки нашей кровью.

Это сделают и без Феликса Дзержинского.

Одновременно Троцкий руководил комиссией по строительству Днепрогэса и много сделал, чтобы гидроэлектростанция вошла в строй. Сталин был против и в апреле 1926 года укорял Троцкого за то, что он потратил так много средств на Днепрогэс. Страну приучали считать плохим и вредным все, исходящее от Троцкого. Когда Льва Давидовича отстранили от всех дел, Сталин переменил свой взгляд и стал считать строительство Днепрогэса важнейшей задачей.

Свалив Зиновьева и Каменева, Сталин боялся их объединения с Троцким. Конечно, он уже держал в руках все нити управления. Но для огромной страны эти трое все еще оставались вождями революции и соратниками Ленина.

Поэтому Сталин сначала завел туманный разговор с самим Троцким, а через некоторое время пригласил к себе еще и его союзника Леонида Петровича Серебрякова.

В Гражданскую Сталин и Серебряков были вместе членами Реввоенсовета Южного фронта. В 1920—1921-м Серебряков был секретарем ЦК и членом оргбюро, но их пути со Сталиным быстро разошлись — слишком разными они были людьми.

А тут вождь вспомнил о старом знакомом и завел с ним разговор о сотрудничестве и возвращении сторонников Троцкого на видные посты. Сам Серебряков работал в 1926 году в наркомате путей сообщения. Леонид Петрович принял сталинскую игру за чистую монету и 27 марта удивленно писал генсеку:

«Т. Сталин!

Я говорил с несколькими товарищами по поводу выраженного Вами от имени нескольких членов Политбюро желания объясниться относительно положения в партии и создать условия более дружной работы под руководством ЦК.

Это предложение встретило, конечно, полное сочувствие тех немногих товарищей, с которыми я говорил.

Но все они в это время ставили тот вопрос, какой и я Вам ставил. Если ЦК хочет устранить лишние и ненужные помехи к работе тех, которые принимали участие в оппозиции 1923 года, то чем же объяснить, что как раз за последние недели так усилилась травля против бывшей оппозиции, особенно в Московской организации, причем все видят, что эта кампания без всяких причин и поводов ведется сверху, из МК, и никто не может верить, что это делается без ведома секретариата ЦК.