— Убила ли бы ты меня сейчас, будь у тебя такая возможность?

Ну и как на это ответить?

— Нет, если бы ты согласился на перемирие.

— Увы, но я знаю, что это бесполезно. Думаешь, в прошлом Арканы никогда не пробовали это? Оставить в живых несколько карт, заключивших между собой мирное соглашение. Но работает это недолго. Пока соблазн не становиться слишком сильным. И тогда убийства возобновляются. Судьба найдет способ заставить воевать.

Я и не думала, что была первым Арканом, у которого возникла эта идея. Но знание того, что перемирия предпринимались и потерпели неудачу — деморализовало. Если Смерть сказал правду.

— Самые сильные из Арканов не смогли заставить это работать, — продолжал он. — Интересно, что ты заключала союз и прежде. И ты первой его нарушала.

— Как? Что я сделала?

Снова взгляд на мой стакан. Когда я выпила из своего стакана, он опустошил свой, наполняя их снова. Снова? Я начала пьянеть.

— Если ты хочешь узнать, тварь, вспомни.

— А если я не смогу?

— Тогда ты никогда не узнаешь. Разве ты не слышала? Я храню секреты как могила.

Опять он дразнит?

— В любом случае, это было прежде. Сейчас я другой человек. Я даже не могу понять, как могла быть такой злой.

Рекордсменкой.

— Твой род всегда относился к игре очень серьезно, обучая тебя быть порочной убийцей.

Мои губы приоткрылись, поскольку я вспомнила слова своей бабушки: «Эви, в тебе есть злоба, которую я должна воспитать». Я вспомнила, что ее глаза блестели от любви, когда она говорила мне: «Ты должна убить их всех».

Тогда мне было восемь.

Если бы моя мать не отослала ее, на что я бы была похожа сейчас? Чему бабушка научила бы меня за следующие восемь лет моего детства? Я сглотнула. Чему она учила бы меня теперь?

Вероятно, не тому, как прекратить игру. И перемирия, так или иначе, не работали в прошлом.

Я была упрямой, цепляясь за веру, что моя бабушка может мне помочь. Учитывая все, что я узнала и вспомнила, эта идея казалась почти смешной. Может быть, я цеплялась за это так крепко, потому что альтернативой было убийство ребят, о которых я заботилась…

Впервые, мое желание найти ее стало чуть менее актуальным.

— О чем ты думаешь с такой торжественностью? — спросил Смерть.

— То, что я другая — неудивительно. — Я водила пальцем по краю своего стакана. — Я пропустила свои уроки. Вместо того чтобы учиться убивать, я была обычной девочкой. — Я подняла глаза и увидела, что его пристальный взгляд следует за движением моего пальца.

Он кивнул на мои знаки.

— Ты вполне справилась сама.

Я опустила руку.

— Когда моя бабушка уехала, — поселилась в приюте, — меня больше ничему не учили. Я ходила в школу в маленьком городке, болталась с друзьями. Я была скучной, банальной с нудными размышлениям.

— Это действительно досадно, не так ли?

Я пожала плечами.

— Почему ты тогда хотел видеть мои мысли?

— Нужно знать своего врага.

— Мне жаль, что ты не можешь прочесть мои мысли сейчас. Ты бы знал, что я не хочу быть твоим врагом.

Он сцепил пальцы, высокомерный, как никогда. Его прикосновение может быть смертельно опасным, но его руки были изящными. Так я представляла себе руки хирурга.

— Какое совпадение, когда я мог читать твои мысли, ты пообещала убить меня, активно формируя союзы, чтобы сделать это. Теперь, когда я не могу, ты говоришь, что хочешь между нами мира?

— Если бы мне удалось заставить Мэтью восстановить нашу связь, ты бы снял эту манжету?

— Только когда выведу тебя из игры. — Его тон был сух, как у царствующего победителя.

Который напомнил мне, что я здесь не для поиска новых друзей.

— Что это была за сделка, которую ты заключил с Мэтью? Та, которая вынудила его предоставить тебе доступ к моей голове?

— Все, что ты должна знать, это то, что он разорвал ее. Сделав так, он потерял честь. Это повредит ему в будущих играх.

Так же, как мои прошлые нарушенные обещания причиняли мне боль в этой игре.

— Но ты нарушил слово данное мне. Я пошла с тобой в пещере, а ты позволил Oгену продолжать разрушать гору.

— Я дал слово, что твои друзья не будут убиты. Они все живы, пока. Не я тебе лгу, Императрица.

— Что это значит? Кто лжет мне?

Другой тяжелый взгляд. Решив, что он просто морочит мне голову, я сменила тему.

— Какая она — жизнь бессмертного?

— Длинная.

— Хорошо. — Неловкое молчание. Думая, чтобы еще сказать, я спросила:

— Картины в зале эпохи итальянского возрождения?

Он казался удивленным.

— Так и есть. Ты разбираешься в искусстве?

— До Вспышки я рисовала.

До того, как это стало невозможным. Все, что мне нравилось — танцы, рисование, чтение — осталось лишь в воспоминаниях, когда я день за днем проводила в отчаянных поисках еды и пристанища.

— Я восхищалась итальянскими художниками.

Записавшись в школе на факультативный курс по истории искусств, я снова и снова перечитывала разделы учебника, представляя себе эмоциональность той эпохи, оживление и страсть. Моей любимой картиной была «Триумф Венеры» Франческо дель Косса, но я сомневалась, что Смерть разделит мои предпочтения.

— Это были времена великого развития, — сказал он, как будто с гордостью.

Я потрясенно выговорила:

— Ты ведь был там, верно?

Когда он кивнул, я спросила:

— Ты был во Флоренции? Или может в Венеции? Я вздохнула, вспомнив, какими красивыми были эти города.

Он отвел взгляд:

— Я предпочитал сельскую местность.

На меня нашло озарение. Он должен был избегать густонаселенных территорий, боясь, что может к кому-нибудь прикоснуться. Он никогда не мог насладиться весельем и страстью, так как не мог иметь ни друзей, ни любимых. Он должен был всегда быть начеку.

— Иногда я забываю, что ты не можешь прикоснуться к другим. Ну, кроме меня.

Его плечо напряглось, когда он сжал кулак под столом.

— Я никогда не забываю.

Всякий раз, когда Джек был сердит или разочарован, на его челюсти подергивалась мышца. О чем говорил сжатый кулак Смерти?

— Таким образом, ты жил в стороне, далеко ото всех волнений?

— У меня было все, в чем я нуждался.

Я представила его изолированным на некой вилле, где гуляло эхо, совершенно одного, читающего свои книги.

— Друзья?

— Смертные умирают так легко. Я стараюсь не привязываться к ним. По этой же причине я никогда не держу домашних животных.

— За исключением твоего коня. Как ты нашел единственного коня с красными глазами? Он тоже бессмертен?

Смерть покачал головой.

— У любого коня, которого я выбираю как своего, глаза становятся красными.

— И ты назвал его Танатосом? Запоминается. Действительно.

— Это — имя бога Смерти. Действительно, воспользуйся библиотекой. Улучши свои знания.

Я заскрипела зубами. Хотя мне хотелось указать ему, как бесполезно это занятие, если он планировал скоро убить меня, я сказала:

— Прекрасная идея. — Я поднялась и подошла к его книжным полкам. — Я начну с твоей любимой книги. — Тогда я должна буду возвратить ее ему сюда.

— Я имел в виду другую библиотеку.

Через плечо, я сказала: