— Ну, и пусть себе, а нам-то что? — равнодушно проговорил Рыжик, не трогаясь с места.
— Ах ты, боже мой! — с досадой в голосе воскликнул Стрела. — Ну, и валяться в лесу что за радость? Ведь нам все равно мимо проходить; так лучше же сейчас пойти, чтоб к поезду поспеть.
— На что нам поезд?
— Да так, посмотреть… Там народу много… Может, мелочь у кого выпрошу… Ведь у нас всего тринадцать копеек осталось… И еще найти можем… Богатые пассажиры часто деньги теряют… Ну, идем же! Идем же скорее!
Рыжик нехотя поднялся с места.
На станцию явились они в тот момент, когда поезд из Ковно только подошел к дебаркадеру. Пассажиры всех трех классов, одетые в легкие летние костюмы, торопливо соскакивали с площадок и направлялись к буфету.
— Станция Жосли! Поезд стоит пять минут! — провозгласил кондуктор, проходя мимо вагона первого класса.
Его голос заглушил первый звонок, данный по сигналу начальника станции. На узком пространстве между вокзалом и поездом спешно двигалась живая масса людей. Вдруг на конце платформы раздались чьи-то резкие, неистовые вопли. Рыжик и Левушка сейчас же бросились на крики и увидали высокого дородного жандарма, с окладистой светло-русой бородой и серебряной медалью на груди, который тащил одной рукой еврейского мальчика лет пятнадцати. Вот этот-то мальчик и ревел на всю станцию.
— Я тебе задам, погоди!.. — приговаривал жандарм грозным голосом.
— Ой, дяденька, не буду!.. Нехай меня холера возьмет, не буду!.. — вопил мальчик, и его длинные черные пейсы заглядывали ему в широко раскрытый плачущий рот.
— «Зайца» поймали… — равнодушным тоном и как бы про себя заметил Левушка.
— Отчего он так орет? — спросил Рыжик.
— Трус, вот и орет…
В это время раздался второй, а вслед за ним и третий звонок. Обер-кондуктор два раза перекликнулся с паровозом, и через минуту от поезда воспоминания не осталось.
Перед станционными постройками красивым зеленым амфитеатром раскинулся Жослинский лес. По другую сторону вокзала шла дорога в Жосли, а немного левее — Виленское шоссе, по которому должны были продолжать свой путь Рыжик и Стрела.
— Ничего интересного нет, пойдем! — разочарованно пробормотал Левушка.
— Пойдем! — точно эхо, повторил Санька.
Приятели, прежде чем уйти, напились холодной воды, посмотрели на часы и только затем направились к шоссейной дороге. Когда они проходили мимо вокзала, до их слуха все еще доносились отчаянные вопли мальчика.
Солнце склонилось к лесу. Жара значительно спала. Юным путникам теперь гораздо легче было шагать по дороге, и настроение их духа заметно улучшалось. Левушка закурил, а Рыжик засвистал какую-то песенку.
— А знаешь, мне его жалко стало, — прервав свой свист, проговорил Санька.
— Кого жаль стало? — спросил Стрела.
— Да вон того мальчика, которого жандарм тащил…
— А себя ты не жалел, когда кондуктор тузил тебя?
— То я, а то он… Себя не жалко…
— Слухайте, слухайте! — вдруг услыхали приятели чей-то голос.
Они обернулись и увидали, к крайнему своему удивлению, того самого еврейского мальчика, о котором у них шла речь. Путаясь в длинных полах серого балахона, он бежал прямо на них.
— Уф, как жарко!.. — с трудом выговорил наконец мальчуган и остановился перед озадаченными приятелями.
Смуглое лицо его горело румянцем, черные глаза сверкали и искрились. Крепкие сапоги, фуражка с большим козырьком и пуговицей на макушке, парусиновый сюртук до пят и маленький черный мешочек в руке — вот все, что было на нем и при нем.
— Что они тебе сделали? — спросил у него Рыжик.
— А что они могут мне сделать? — ответил мальчик на вопрос вопросом и пожал плечами. — Очень я их боюсь… Подумаешь, начальство какое! — добавил он и презрительно улыбнулся.
— А зачем ты орал, ежели не боишься? — вмешался в разговор Левушка.
— Я орал потому, что жандарм этого хотел. Я вижу — ему нравится, чтоб я кричал, ну я и кричал… Что мне, дорого стоит покричать?..
Рыжик и Левушка так и покатились со смеху.
— Так это ты не взаправду ревел? — сквозь смех воскликнул Рыжик. — Ай, и молодец же ты!..
Он дружески похлопал мальчика по плечу.
— Куда ты идешь? — обратился к нему с вопросом Левушка.
— А вы куда идете? — опять ответил он на вопрос вопросом.
— Мы идем сейчас в Ковно…
— Ну, и я пойду в Ковно…
— Позволь, — перебил его Левушка, — ведь ты сейчас из Ковно «зайцем»-то приехал?
— Ну и что ж?.. А разве мне не все равно, что в Ковно, что из Ковно?.. Хочете — я пойду направо, хочете — налево.
— А зачем ты идешь?
— А зачем вы идете?
— Мы из Ковно в Петербург пойдем, там одного человека найти нам надо…
— Ну хорошо, и я пойду с вами, — сказал он таким тоном, как будто его об этом просили.
Левушка с Рыжиком значительно переглянулись между собою, а потом отошли немного в сторону и шепотом стали совещаться. Кончилось совещание тем, что в путь отправились они не вдвоем, а втроем.
— Как тебя звать? — обратился к новому спутнику Рыжик, идя с ним рядом.
— Меня зовут и Лейбеле и Хаимка. У меня два имени.
— Как мы его звать будем? — обернулся Рыжик к Левушке.
— Лучше Хаимкой его звать будем, — посоветовал Левушка.
Наступило минутное молчание. Трое путников бодро шагали вперед, глазами измеряя окрестность. Лес отодвинулся от них и ушел вместе с солнцем на запад. По обеим сторонам широкой дороги желтели хлебные поля.
— Вы, может, думаете, у меня денег нет? — нарушил молчание Хаимка. — Ой-ой, еще сколько есть!..
— Откуда же у тебя деньги? — живо заинтересовался Левушка.
— Откуда? У меня из дому деньги есть. Хочете, я вам покажу?..
— Покажи!
Хаимка остановился и запустил руку в карман своего балахона. Левушка и Рыжик также остановились. Хаимка все глубже и глубже опускал руку, пока со дна полы не вытащил крохотный кошелек.
— У меня кармана нет, а подкладка есть, — пояснил Хаимка, осторожно открывая кошелек. В ту же минуту над кошельком наклонились три головы.
— Вот один рубль и двадцать семь копеек. Вот!..
Он высыпал весь капитал на ладонь и поочередно подносил деньги к глазам то Рыжика, то Левушки.
— И у нас деньги есть, — проговорил Стрела. — Только у нас меньше: всего тринадцать копеек. Если хочешь, давай одну кассу сделаем. Мы тебе и наши деньги отдадим, а уже ты на всех покупать будешь… Хочешь?
— Ой-ой, еще как хочу! — воскликнул обрадованный Хаимка.
Левушка немедленно отдал ему тринадцать копеек, и снова все тронулись в путь.
Хаимка ликовал. С его смуглого лица не сходила радостная улыбка. Он ни на минуту не умолкал. Из его рассказов Рыжик и Левушка узнали, что он уроженец города Ковно, что у него ни отца, ни матери нет, а теперь он отправился в Палестину; но его нашли в вагоне под скамейкой, и он едет с ними в Петербург. Жил он в синагоге на общественный счет. Хорошо учился, и за это общество его одевало и кормило. Выучился он читать по-русски, и теперь он хочет многому учиться. Он будет ходить по земле и учиться до тех пор, пока не сделается первым ученым на всем свете. Когда он придет в страну, где не будет евреев, он обрежет себе пейсы…
Приятели с удовольствием слушали болтовню Хаимки и беспрерывно задавали ему вопросы.
— А креститься ты не хочешь? — спросил Рыжик.
— А зачем мне креститься?
— Чтобы быть русским.
— Чтобы быть русским? — певучим голосом переспросил Хаимка. — Ну, а ты хочешь быть евреем?
— Нет, — решительно и коротко ответил Рыжик.
— А почему ты не хочешь?
— Да потому, что быть русским лучше…
— А евреем быть хуже? — живо перебил Хаимка.
— Конечно, хуже.
— Ну, и вот… потому и я не хочу креститься… Зачем я у тебя возьму лучшее, а дам тебе худшее? Нехай лучшее останется у тебя, а худшее у меня… А если хотите всю правду, то я гроша не дам и за мою и за вашу веру. Нам бог нужен, как дыра в голове… Но знаете вы, что я люблю? — вдруг переменил разговор Хаимка.