— Кажется, у нас кто-то ещё в конкурсе участвовал. Он же открытый был, при хорошем призовом фонде. В 15 группе точно, и, кажется какая-то команда с первого курса.

— В пятнадцатой, по-моему, команда могла бы быть и посильнее, чем в тринадцатой.

В открытое окно личного кабинета главы Румынского государства влетел гортанный крик павлина из сада, раскинувшегося рядом с виллой. Официально вилла называлась «Весенний Дворец» и занимала территорию в полтора гектара. Со стороны улицы она была спрятана густой живой изгородью. Построено чудо было 15 лет назад по эскизу и под руководством самой мадам Чаушеску. Тут и обитало «царствующее» семейство Румынского диктатора. Землетрясение 1977 года, несмотря на катастрофические 8 баллов, урона вилле не нанесло, в отличие от 20 процентов бухарестских зданий в центре города.

— Нику, ты уже слышал последние новости? — в кабинет Чаушеску почти врывается возбуждённая женщина. — Как мы вовремя начали работать с американцами! Ты действительно гений Карпат.

— Народ зря не скажет, — Николай Чаушеску с улыбкой встретил жену. — Ты у меня тоже молодец, всё правильно рассчитала. А что в новостях?

По панелями из резного дерева скользил луч солнца из окна, весело улыбались крестьяне с картин на стенах, в открытую форточку проникал прохладный ветер. Краем глаза Чаушеску любовался собственным отражением в большом зеркале из настоящего муранского стекла.

— «Голос Америки» только что сообщил о договорённости Болгарии и СССР по строительству советских военных баз на территории НРБ!

— Вот так Тодор! Вот так сукин сын! Всё-таки сделал, как хотел, старый лис. Нас напугал мифами о будущих несчастьях, мы поверили, а он сыграл назад. — Чаушеску стало даже весело. Он был уверен, что сумел переиграть всех. Теперь можно спокойно жить и трудиться за сенью дружественных американских штыков. Можно даже долги так уж быстро не отдавать, да и вообще, отдавать не надо. Главное теперь, чтобы строительство баз в Яссах и Марамуреше не сорвала какая-нибудь досадная случайность.

— Дорогая, ты представь, как всё хорошо получается, — его голос даже помолодел. — От турок и НАТО нас будут с юга защищать базы русских, а от русских с севера непреодолимой стеной встанут американцы. С Тито мы договорились. Кроме того, он одной ногой уже в могиле и ни на какие авантюры не способен. Можно спокойно сокращать армию, а доходы пускать на повышение уровня жизни. Я хочу сделать из Бухареста самый благоустроенный город Европы.

В саду снова заорали павлины. Их было несколько штук, и весна подталкивала птиц к активности. Самцы жаждали любовных утех и горделиво распускали роскошные хвосты друг перед другом. Песни же этих птиц были ужасны. Елена так и не смогла привыкнуть к этим хриплым воплям, но супругу они почему-то нравились.

— Нику, милый, а ты думаешь, нашим генералам понравится сокращение армии?

— Кто их будет спрашивать? Прикажу, через Великое Собрание постановление протолкну и всё. Строем и с песней пойдут на пенсию.

— Папандреу тоже, наверное, так считал десять лет назад, перед тем как его чёрные полковники скинули, — Елена говорит спокойным уверенным тоном, она прекрасно знает, как внушить мужу нужную мысль. — Нам придётся стравливать всё минобороны, выдавливая в отставку наших генералов по одному. Только так можно избежать переворота.

— И начать надо со Стэнкулеску. Что-то он слишком много о себе возомнил. Сегодня же надо дать приказ «Сикуритатэ», чтобы собрали всю информацию по этому выскочке. Потом найдём тех, кого он задел, обидел или обошёл по службе. На них и будем опираться. И так избавимся от бездельников. Прямо сейчас. — С этими словами он поднял трубку правительственной связи.

Внезапно тишину весеннего утра разорвал непонятный грохот с улицы. Рычание дизельного двигателя сливалось с громом падения металла. Со стороны главного входа на территорию резиденции, опрокинув железные ворота, резко ворвался армейский крытый фургон. Он затормозил перед главным входом и тут же из кузова посыпались солдаты с автоматами. Со стороны здания горохом посыпались одиночные пистолетные выстрелы. Ответом стала длинная очередь из крупняка, после которой крики раненых, звон стекла, пистолетные выстрелы слились в какофонию боя.

Первой опомнилась Елена.

— Скорее, бросай всё, — резко прокаркала она голосом, напоминающим вороний грай. — Потом разберёмся, кто и почему, сейчас важнее ноги унести.

Сам товарищ Чаушеску, не шелохнувшись, стоял у стола с трубкой в руке. Он не был трусом, но всё началось внезапно. Его сознание отказывалось принимать ситуацию.

— Этого не может быть… — шептали его губы сами по себе. — Этого… не может… быть…

— Товарищ Чаушеску! — доносился из трубки искажённый голос Постелнику. Что у вас происходит? Что за шум?

— На резиденцию напали! — Очнулся диктатор. — Тудор! Я приказываю! Срочно войска, срочно Секуритате ко мне. Быстрее! Они уже во дворе. Охрана долго не выстоит…

Чаушеску медленно в прострации опускает трубку на рычаги и застывает в прострации. — Не успел…

— Нику, что ты стоишь как истукан, — заорала на него жена и влепила звонкую пощёчину. — Нам ещё надо добежать до подземного хода. Надеюсь, что охрана продержится хотя бы пару минут.

Она выбежала в коридор, по которому гулким эхом разносились звуки боя. Одиночные пистолетные выстрелы тонули в треске автоматных очередей и грохоте КПВТ[53]. Слышались крики раненых. Чета Чаушеску быстрыми шагами устремилась к пожарной лестнице. Именно под ней в подвале здания был заложен при строительстве переход в сторону озера Флоряска. Там, замаскированный под марину для президентского катера, располагается запасной бункер.

Чаушеску удалось беспрепятственно спуститься и по переходу добраться до гермодвери с двумя штурвалами на передней панели. Он набрал шифр на пульте. Внутри двери что-то щёлкнуло, и её поверхность слегка дрогнула. Чаушеску повернул штурвал, и дверь толщиной в локоть плавно откатилась на специальном подшипнике.

Тут их уже ждали.

— Гражданин Чаушеску! — с недоброй усмешкой отчеканил усатый молодой военный в камуфляжном комбинезоне без знаков различия. — От имени Совета национального возрождения объявляю вас и вашу супругу арестованными. Народ нашей многострадальной родины должен избавиться от диктатуры преступной клики.

— Кто вы такой! — Выкрикнул Чаушеску. — Не вы меня выбирали, не вам и вещать от имени народа. Можете меня расстрелять, но я не сложу свои полномочия. Ни за что!

Елена в это время тихо, но властно, надавила на плечо супруга. Ей не нравилась такая эскапада. Интуиция подсказывала ей, что их сейчас могут шлёпнуть прямо здесь. Потом прикопают где-нибудь в окрестностях Бухареста и всё на этом.

— С вашего позволения, Робин Медфорт-Миллс, принц-консорт, законный супруг принцессы Елены Гогенцоллерн-Зигмаринген.

— Это что, монархический переворот? — От удивления Чаушеску отвалилась челюсть.

— Нет, конечно. Народ Румынии должен на референдуме решить, какую форму правления он предпочитает. Выберет он монархию, и законный король Михай будем рад оказанной чести. Предпочтёт республиканскую форму, проведём выборы в парламент, потом президентские. Знаете, господа, сейчас очень удобный момент. Вы вышли из-под крылышка русских. Они за вас вряд ли станут заступаться. А большинство офицеров румынской армии на нашей стороне.

— Я требую публичной процедуры суда! — В отчаянии закричала мадам Чаушеску. Выдержка ей изменила. — Вы не имеете права, пут неперничи[54]! — Лицо её исказила гримаса гнева, а пальцы рук скрючились подобно когтям хищной птицы.