— Не надо будет никого отлавливать, надо учиться у наших врагов-сионистов. Любых паломников пускают к святыням Аль-Кудса. Просто разрешают только то, что не запрещают. Это же добровольные заложники!

Но самое главное, переговоры любые с иранцами должны проходить в строжайшей тайне, с самым минимальным числом участников и лучше всего один на один.

Вот с прислужниками шайтана с американцами сложнее всего. Они считают наш залив зоной своих жизненных интересов. Поэтому наверняка, даже если у нас получится с Сабахидами, бомбить нас будут. — Неожиданно он повернулся к министру обороны. — Брат наш Аднан, что ты можешь сказать?

— Если идёт большая игра, если в игре заняты сильные стороны, — начал издалека Аднан Хейраллах, — то слабым сторонам нужна коалиция. В Кувейте есть шииты, и они там люди второго сорта, в Саудии, на её восточном побережье живут такие же шииты, в Бахрейне они вообще составляют большинство, не смотря на то, что эмирский дом — ветвь всё той же династии Саудитов из Неджда. Ваххабитское отродье захватило всё побережье Арабского залива, которое по всей справедливости должно принадлежать тем, кто испокон веков живёт тут. И я думаю…

Тут прямо перед ним на раскладной стол упала с неба серо-зелёная клякса… Пролетавшая над песчаным холмом утиная стая оглашала окрестности бодрыми криками.

Раскаты хохота были дружной реакцией собравшихся соплеменников клана Тикрити на перебив серьёзной темы.

— Дорогой брат Аднан, — пряча усмешку в усах, потрепал по плечу родственника Саддам. — Тебе сегодня везёт, глупая птица целила явно в твою новую красивую форму, но промахнулась, надеюсь, ты не промахнёшься и отплатишь ей за попытку оскорбления целого министра нашей республики?

Вскоре по кустам загремели выстрелы. Охота на болотную дичь началась.

Жара с приближением календарного лета неумолимо нарастала по обеим берегам Персидского залива. Даже ранним утром над глинобитными окраинами Хорремшехра висело бурое марево пыли. Финиковые пальмы за бурыми водами реки Каран, притока Шатт-эль-Араб, казались картонными силуэтами в свете лучей восходящего солнца.

Внутренний дворик иракского консульства, куда выходили окна зала переговоров, манил прохладой тени, которую давала высокая живая изгородь из дамасской розы. Чтобы не мучиться от полуденного зноя начало переговоров назначили на семь часов утра.

Саадун Хаммади никому не решился доверить ведение переговоров и лично прибыл накануне в приграничный Хрремшехр, благо, что в городе испокон веков существовало консульство. Правда, Иракским оно стало только после отделения четырёх вилайетов от Османской империи, что никак не отражалось на объёме его работ. По эту сторону Шатт-эль-Араб у многих граждан Ирака проживали родственники, друзья и партнёры по бизнесу. Основное население Хузестана было арабским. В отличие от остального арабского мира местные арабы исповедовали шиизм. Род Хаммади тоже был, по традиции шиитским, что не помешало ему занять один из высших постов в правительстве Саддама Хусейна. Цивильному арабскому платью предпочитал светло-бежевую армейскую форму без знаков различия.

Ровно в семь тренькнул звонок, возвещая о прибытии иранской стороны. Представлял иранцев аятолла Рафсанджани, ответственный за контакты с иностранными державами в правительстве Исламской Республики. Крепкий мужчина с редкими усами и хитрой крестьянской улыбкой по-простому, не чинясь, поприветствовал присутствующих и предложил беседовать во дворе.

— Сегодня будет жаркий день, — сняв белый дастор[66], он промокнул бритую голову платком. — Еще лето не началось, а уже палит немилосердно.

— Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует, называл терпение — лучшим благом, которое может обрести человек, — Хаммади старше, поэтому позволяет себе чуть поучительный тон, демонстрируя серьёзность предстоящих переговоров.

— Без всякого сомнения, дорогой Хаммади, — Рафсанджани почтительно склонил голову. — На всё воля Всевышнего. Нам с вами жара не страшна, мы люди привычные, всю жизнь здесь живём.

Некоторое время собеседники ведут традиционную восточную беседу о бесконечной милости Аллаха, о крепости веры, о прочих богоугодных вещах, как положено мудрым мужам, чуждым мирской суеты.

— Вы, дорогой друг, писали, что готовы что-то предложит Ирану. — Первым приступил к делу Рафсанджани, продолжая приветливо улыбаться, — Я весь в нетерпении, да простит мой друг мне мой молодой задор. Что иракцы могут предложить, чего у нас нет?

— Почтенный Али Акбар, мы можем предложить вам то, что всеми ценится выше материальных благ. Мой господин и президент моей страны, готов гарантировать безопасность западных границ Ирана…

Рафсанджани помрачнел, ему пришла в голову мысль, что иракцы решили шантажировать молодую республику. Угроза такого мощного противника, как Ирак, была бы очень большой неприятностью для конституционного совета[67] в Тегеране. Тем более, когда еще достаточно сильны были затаившиеся сторонники шаха и иранские комми. Он даже запахнул шёлковый чёрный дишдашах.[68]

— Ты меня не правильно понял, почтенный друг, — заметил резкую смену настроения Хаммади. — Ирак ни в коем случае не хочет зла Ирану. Мы приветствуем произошедшие в твоей стране перемены и изгнание американской подстилки — Пехлеви. Безопасность ирано-иракской границы вовсе не означает, что если вы не согласитесь, то армия Ирака что-то вам сделает. Вовсе нет! Наш интерес совсем в другом.

Дело в том, что нам поступили необычные предложения от наших общих врагов. При этом они враждебны и друг к другу.

— Уж не американцев и русских ты называешь врагами? — расслабился Рафсанджани. — Но насколько я помню, русские ваши союзники, у вас вся армия вооружена их оружием, тысячи русских военных советников учат вас им пользоваться, ваши офицеры учатся в Москве. Трудно назвать такое положение враждебным, не так ли?

— Ты необычайно проницателен, друг мой. Про русских я расскажу отдельно, иншалла. Сейчас я бы хотел донести суть обеих предложений.

Так вот, с обеих сторон мы получили предложение объявить войну Ирану! Обещая всяческую поддержку и помощь. Каковы мерзавцы! Русские обещают оружие и продовольствие, а американцы кроме этого ещё и выгодные кредиты, и услуги их союзников. Вы, почтенный Али Акбар, в курсе, что все аравийские шейхи пляшут под американскую дудку и готовы лизать им зад, да простит мне Всевышний грубый оборот.

— Пф-ф… — Рафсанджани не смог удержаться и презрительно фыркнул. — Против силы духа, подкреплённого истинной верой, человеческое оружие — пустяк. Аллах велик, и если Аллах за нас, кто против нас?

— Вот и мы в Ираке решили, что лучше будет помощь неверных принять, но обернуть её против них же. Иншалла, — Хаммади провёл ладонями по лицу в традиционном жесте.

— Вы собираетесь атаковать американские и британские военные базы? Воистину, кого Аллах хочет наказать, того он лишает разума. Нет, здесь мы вам не помощники. Мы хоть и призвали к джихаду с Америкой, хоть и сочувствуем мужественным федаинам, захватившим американское посольство, но пока это только фигура речи, официально война не объявлена, и нам не хочется, чтобы на Иран сыпались американские бомбы. Даже вместе с вами, как бы ни был силён наш дух, мы не сможем воевать с остальным миром.

— Друг мой! Не надо спешить с выводами, — Хаммади протянул руку в успокаивающем жесте. — Мы не собираемся атаковать ни пятый флот, ни базы американских ВМС в заливе. Мы ударим по Кувейту и по Саудитам. Иншалла.

У Сабаховских собак армия практически отсутствует, а у Саудов она хоть и многочисленна, но вооружена чем попало, и никогда, ни с кем не воевала. К тому же нам от вас нужно только слово, что вы не ударите нам в спину, очень опасно у нас расположен главный порт Басра. Контроль над Ормузским проливом тоже вы можете контролировать, угрожая крестоносцам[69] устроить им очередной энергетический кризис.