— Ваше степенство, дорогой хазрат Омар, — Ар-Рашид был само почтение. — Волею Аллаха, мы имели счастье узнать, что огонь великого джихада не погас ни на Кавказе, ни в Средней Азии, ни в Поволжье. Везде бьются горячие сердца мюридов, готовых отдать жизнь для распространения единственного верного учения, да поможет нам Аллах.

Он как будто читал мысли имама Омара. Несмотря на то, что Ангута Омар отдавал время и силы пропаганде ханафитского Ислама, дела у него шли не очень хорошо. За пять лет, что он трудился в Астрахани, ему с трудом удалось создать сеть кружков. Вот только каждая ячейка сети едва дышала. Проповедники, которых он отправлял к новым местам работы, часто становились жертвами милиции, ещё чаще потенциальная паства оставалась под опекой традиционных имамов и мулл, являющихся агентами милиции. Некоторые ваххабиты умудрялись работать и с ними, и с милицией, но для этого нужны были деньги. Вот тут помощь пакистанцев, саудитов, катарцев и любых других сил была бы большим подспорьем.

— Наш дорогой брат Ар-Рашид, да благословит вас Аллах, — Омаров отвечает также велеречиво и благопристойно. — Мы рады, что Аллах вспомнил о нас, вынужденных нести тяжесть борьбы с сатанинским коммунистическим режимом. Наши сердца преисполнены счастьем, что Всевышний выбрал именно вас посланником исламских сил в наши края.

После обмена любезностями, нескольких чашек чая и обсуждения сунн священного Корана, посланник спецслужб передал имаму значительную сумму для того, чтобы, как он выразился, «миссионерская работа шла легче и меньше помех встречалось на пути славных проповедников истинной веры».

— Ваше степенство, хазрат Омар, я надеюсь, что в краю великих ревнителей Ислама таких как Аль-Бируни, Аль-Фараби и Ибн-Сина, тоже возникнут ячейки наших последователей. Мы очень на это рассчитываем. — Последние слова он выделил голосом.

— У нас уже сегодня есть последователи в Бухаре, Коканде и Ургенче, — поспешил похвастаться Омар. — Только численность наших сторонников меньше, чем хотелось бы.

— Теперь, я надеюсь, наши дела пойдут в гору, и да поможет нам Аллах.

— Аллаху акбар!

— Аллаху акбар!

Синий поезд обтекаемых форм в духе «спейс-эйдж» плавно останавливался у перрона главного вокзала румынской столицы. На соседнем пути стоял бело-красный «Витоша-Экспресс» товарища Живкова. Болгарский генсек совершенно неожиданно напросился на переговоры. Прямо отказать Тито и Чаушеску посчитали не по-соседски. Тем более болгарин уже полгода носится с идеей Балканской конфедерации, но напрямую ещё эту тему не поднимал. Всё ограничивалось кулуарными беседами.

Тито решил, что сегодня он сам озвучит свои предложения. — Чёрт! Чёртов стеноз! Как же ноги болят… Проклятая старость… — Он знает, что если умрёт сейчас, то страна долго не протянет. Конфедерация была бы отличным выходом. Лучше, конечно, федерация с тесным включением Болгарии, Румынии и Албании и руководящей ролью Сербии. Но даже при всей аморфности, конфедерация тоже не плохая основа будущего единого Балканского государства. Успеть бы до смерти себе смену подобрать. Но чёртовы усташи, будь они не ладны, норовят всех подмять…

— С шипением распахнулись двери вагона. Под навесом виднелись фигуры — лысого и сутулого Живкова и кучерявого, невысокого Чаушеску. Николае, как обычно, был под руку с супругой. При виде её мощного носа в голове Тито привычно промелькнула мысль, — «что он в это носатой нашёл?». За свою жизнь он много с кем сходился, так же много расходился. Всегда считал это качество достоинством политика.

На правах старшего, Тито предложил для переговоров свой салон-вагон.

— Товарищи, я думаю, вы понимаете, что в переговорах должны участвовать только трое. — Он пристально посмотрел на первую леди Румынии. — Я никого не хочу подозревать, но, вынужден настаивать.

Мадам Чаушеску хотела скрыть недовольство, но не смогла совладать с лицом. Кривая ухмылка на долю секунды скользнула по тонким, похожим на червяков, губам, и женщина сделала шаг назад. Через минуту балканские политики рассаживались вокруг стола в президентском вагоне. Интерьер впечатлял стилистикой «Ар Деко». Всё было лаконично, строго, но вместе с тем, изысканно.

— Дорогой Иосип, ты среди нас самый опытный, — Чаушеску всё-таки решился выразить недовольство. — Товарищ Елена мой верный соратник, и кроме того, она как никто из нас заинтересована в успехе наших переговоров. Товарищ Живков, подтверди, пожалуйста. — Он повернулся в сторону болгарина.

— Да, по данным от «Пророка» в декабре прошлого года, чета Чаушеску будет расстреляна за геноцид румынского народа. — Тодор Живков был невозмутим. Он уже привык давать такие прогнозы. — Поскольку «Пророк» дал много подтвердившейся информации, существует большая вероятность этого.

— Занимљиво девојке играју[9], — проворчал негромко старый хорват. — Да, спасибо тебе друг Тодор, что предупредил о Черногорском землетрясении. Тоже «Пророк»? А говорил ли он что-нибудь обо мне?

— Конечно, говорил, жаль только, что ничего хорошего. Готов ли ты, товарищ Иосип, стойко принять даже чёрную весть?

— Тодор, мне 87 лет, я давно живу по правилу, — сегодня жив, и, слава богу, а завтра если будет, то спасибо, а нет, так нет. У меня при себе браунинг, если что-то пойдёт не так, я всегда сумею обмануть судьбу. Когда хорошо пожил, умирать не страшно. Нет!

— Хорошо, тогда слушай. В новогоднюю ночь ты, дорогой Иосип, не сможешь читать поздравление гражданам стоя, у тебя будут болеть ноги. На следующий день консилиум докторов поставит диагноз — «закупоривание артерий в области бедёр и голени». Назначат тебе операцию на сосудах. Оперировать будут два хирурга один из Америки, другой из России, оба хирургические светила. Увы, операция пойдёт не по плану. В результате ты уйдёшь в кому и до самой смерти будешь овощем. Так что браунинг тебе не…

— Причина известна? — перебил Живкова Тито. Голос его был спокоен, только рука предательски дрогнула.

— «Пророк» утверждает, что всё дело в многолетнем курении. Мол, сосуды поражают склеротические бляшки. Я ж не медик, плохо помню. Но с тех пор стараюсь себя ограничивать в табаке.

— Я подумаю, что тут можно будет сделать, — Тито потушил сигарету, только что им зажжённую. — Пора перейти к сегодняшней теме.

— Иосип, дорогой, — остановил его Живков. — Это не самое печальное. Ты коммунист, а мы коммунисты ставим общественные интересы выше личных. Ты дослушай.

— Тьфу ты… Ну что может быть хуже смерти в коме? — буркнул недовольный Тито.

— После твоей смерти в Югославии начнётся бардак. В результате политического кризиса страна развалится по границам нынешних республик. Сербы, сначала будут пытаться удержать союз силой, но после первых столкновений армия Югославии разбежится по национальным казармам. Хуже всего придётся сербам Боснии и Хорватии.

Тут я, друже Иосип, хочу тебя похвалить, ты 30 лет назад совершенно правильно заметил, что каждая из составляющих твоей страны, может быть суверенной страной. Они такими и станут, если всё пойдёт, как говорит «Пророк».

— Тогда, раз уж мы вспомнили события тридцатилетней давности, давайте помянем добрым словом и рюмочкой сливовицы великого человека и политика … Ему скоро исполнилось бы сто лет. За Сталина!

— За Сталина, — дружно поддержали тост остальные участники встречи.

— Я смог бы помириться со Сталиным, — снова заговорил Тито. — Когда был в прошлом году в Пекине. Там на центральной площади Тяньаньмэнь мавзолей с огромным портретом Мао Цзэдуна и Сталина. Я словно помолодел. Какой всё-таки гениальный был человек! Ошибался, да, но кто из нас может сказать, что не оступался на жизненном пути.

После чарки разговор оживился. Как все убелённые сединами мужчины, главы Балканских стран любили вспомнить молодость. Тем более, все они партизанили. Или, как Чаушеску, участвовали в антифашистском подполье.