Мира пулей вылетела из спальни, не позаботившись тем, чтобы прервать увлекательный процесс, отыскала — не поверите — огнетушитель, в свое время купленный на всякий пожарный и ныне призванный исполнить свое предназначение: затушить пожар страсти. Вернулась обратно и, трясясь от злости, направила огнетушитель на парочку. Усилием воли сосредоточилась и вспомнила инструкцию по пользованию данным устройством, заученную в свое время наизусть. Отошла к стене, аккуратно выдернула чеку, направила рукав в сторону изменников и нажала что было сил на ручку запуска.
Белая обильная пена брызнула направленной струёй, полюбовники завопили, как ошпаренные кошки, и подскочили на кровати. Егор откатился в сторону, еще не совсем понимая, что случилось, с мутным взглядом и нескоординированными движениями. Девица, что была под ним — кстати, та самая Корнелия, судорожно пыталась прикрыться одеялом, но оно так и норовило сползти.
— Привет, — весело прокричала Мира, направляя огнетушитель на физиономию Егора и с удовольствием наблюдая, как его открытый от изумления рот наполняет белая невкусная пена. — Очень рада вас видеть. А тебя, болезная моя, особенно.
С этими словами она старательно положила толстый слой пены на раскрасневшуюся мордашку предательницы, попутно вспоминая сегодняшний звонок. Теперь все понятно. Звонила она, интересовалась, собирается ли Мира на Шабаш. Вот ведь стерва! Покрытая пеной, Нелли приобрела особый шарм, на субъективный взгляд Миры. Но полета фантазии ведьмочки не оценила и бросилась лихорадочно вытирать физиономию одеялом.
— Подожди! — невнятно завыл Егор, отплевываясь от пены, выставив руки вперед и задом пятясь с кровати. Черт, и надо было так облажаться! — читалось на его лице. — Ты все не так поняла!
— Подожди? — удивилась Мира. — Не так поняла? Куда уж мне…
Чувствуя, что сейчас взорвется от злости, девушка швырнула огнетушитель в изменника и поспешила за очередным орудием священной мести.
Кто бы мог подумать, что она окажется жертвой подобной банальности! Парень притащил домой любовницу, а не вовремя вернувшаяся законная подруга застала их в разгар страсти. Пошлость в высшем ее проявлении. До сих пор Мира была абсолютно уверена, что с ней подобного никогда не случится, а если и случится, то достойно выйти из положения она сумеет. Сохранит лицо и не покажет, как ей больно. Она искренне считала себя выше того, чтобы устраивать базарные разборки.
Однако же на деле все получилось не так. Утихомирить ураган бешенства внутри оказалось не просто сложно, а невозможно. Гнев кипел и требовал выхода, раненая гордость вопила, что обманщикам надо отомстить. Метнувшись в чулан, девушка отыскала на полке банку с краской и недолго думая, ринулась обратно, пока парочка не пришла в себя.
— Сволочи, — процедила она сквозь зубы, появляясь на пороге спальни, где Егор и Корнелия уже успели одеться и теперь избавлялись от остатков пены, которая оказалось крайней липкой и стряла во всех местах. Используя при этом ее постельное белье. Егор в расстегнутых джинсах лихорадочно засовывал руки в рукава рубашки. Корнелия обзавелась эротичными трусиками и бюстиком, выгодно подчеркивавшим полную грудь. Оба незадачливых любовника заполошно метались по комнате, и думать не думали ни о каком сопротивлении. Хотя в принципе могли бы дать Мире достойный отпор, но эффект неожиданности стал её неоспоримым преимуществом. Наблюдая за их мельтешением, незадачливая жертва измены трясла банку. Перед глазами её стояла красная пелена, не думая ни о последствиях, ни о том, что краска испачкает все вокруг, она сорвала с банки крышку и выплеснула содержимое на Егора. Краска была вонючей, приятного розового оттенка, а самое главное очень и очень стойкой. Мира покупала ее совсем недавно, когда ей потребовалось немного подкрасить поцарапанную ножку стула.
«Так его, мерзавца! И про лахудру эту плоскую не забудь», — зазвучал в ухе знакомый голос. Тот самый, появившийся во время обстрела снежками. «У тебя ж еще вытяжка из желез скунса пятачкового осталась, помнишь?»
Что ж, надо отметить, что девушке сей момент было совершенно не важно, что голос, который она слышит, может быть ее внутренним голосом, и она, вполне вероятно, сошла с ума. Мира лишь заскулила от восторга, когда поняла, что этот неведомый голос говорит сущую правду. Ибо краски на Корнелию не хватило, и чувство незавершенности терзало нежную девичью душу.
— Миренок, подожди! Прости, пожалуйста! Не убегай! — голос Егора прозвучал умоляюще, Мира же в это время в гостиной методично обыскивала шкаф с травами на предмет обнаружения пресловутой вытяжки и потому слышала оправдания через слово. Не сказать, чтобы ее сильно волновало, что лепетал уже бывший парень, но то, что он извинялся, бальзамом проливалось на раненую гордость. — Я все могу объяснить! Это просто… так случилось. Один раз всего, бес попутал. Мы пили чай на кухне, а потом вдруг оказались в спальне. Я сам не понял…
На этой ноте Мира вновь вошла в спальню — глаза ее опасно блеснули, когда она обозрела картину разрушений. Комната была в белой пене с красными кляксами, постель выглядела так, будто на ней дрались за доминирование дикие звери, белье испачкано и сброшено на пол. Кто‑то за это должен ответить! Рука крепче сжала заветный пузырек.
По выражению ее личика Егору стало ясно, что пощады не будет никому, как ни извиняйся. И надо же было так облажаться! — в сотый раз подумал он с тоской, пытаясь застегнуть мелкие пуговицы на рубашке и в спешке никак не попадая скользкими от пота пластмассками в петли. — Жил себе уже два месяца как с этой девицей. Квартира у нее в центре (свою он стал сдавать — опять же лишняя копеечка), в сексе не отказывает, готовит, убирает. Дрессировке вполне поддавалась, хотя взбрыкивала иногда, но это исправлялось правильно подобранными и не раз опробованными способами.
Егор придерживался весьма популярной в узких кругах теории о том, что девушки — как котята, если начать с ними отношения в нежном девичестве — хотя Мира, конечно, на инженю никак не тянула, ведьма же, но зато с квартирой! — то существовал неплохой шанс вырастить из них послушную, верную, а главное, ненавязчивую кошку, то есть жену. Котята, читай, девушки, хорошо слушались командного голоса; своевременные комплименты усиливали мотивацию и желание порадовать партнера; быстро приучались к лотку, тьфу ты, к мысли о том, что живущий рядом парень достоин их внимания и любви; через какое‑то время начинали сами встречать у двери с тапочками в зубах, игривые и полные благодарности за толику внимания. При этом использовался метод кнута и пряника, причем сам Егор первым частенько злоупотреблял, а на второй жадничал. Такой подход к дрессировке будущих жен назывался «животным», хотя Егор настаивал на термине «естественный», что лучше отражало суть процесса. Твердой мужской рукой на свет божий вытаскивались, как он считал, лучшие женские качества. Среди сторонников этой продвинутой теории Егор считался своего рода гуру в деле приручения котят. Мира была далеко не первым его проектом. И до сих пор парню вполне удавалось создать из любовницы нечто вроде домашней киски, ласковой и всем довольной. Но ни с одной из них почему‑то так ничего и не получилось — как только девушки становились совсем ручными, Егор терял интерес, любовный пыл охлаждался мгновенно, и жизнь становилась пресной. Надоедали ждущие внимания глаза, преданность и любовь. Хотелось новизны и приключений, трепета в сердце и ощущения полета внутри.
Мира, надо сказать, приручалась плохо. Дело шло туго и Егор во всем винил тот факт, что девушка ведьма, ведь допусти он, что на сей раз ему попался крепкий орешек, некое неподдающееся дрессировке существо, сильнее всего пострадала бы его профессиональная репутация. Но чем сложнее задача, тем слаще награда, ведь так? Прискорбно, но начал он встречаться с ней только из‑за своего рода вызова, который она представляла его гордости, и если честно ее ослиное упрямство и вспышки гнева начинали сильно утомлять, но бросить дело на полпути не позволяла гордость дрессировщика. В свое время им было заключено пари с несколькими друзьями — последователями и горячими поклонниками теории «естественности» — что он сможет приручить дикую ведьму за полгода. Срок Егор намеренно выставил с запасом, но через пару месяцев его нервы начали сдавать, и впервые в жизни он задумался о том, что может потерпеть фиаско.
