Слава богине, кладбище находилось почти в центре города, недалеко от дома Тима, поэтому мучиться уж очень долго ей не пришлось. Пять остановок — и взмыленная, полузадушенная, провонявшая чужим потом девушка была буквально вытолкнула из чрева маршрутки. Не удержав равновесие, она грохнулась на асфальт, прямо под ноги какому‑то развеселому жеребцу. В том смысле, что заржал он при её шумном приземлении, как жеребец при виде кобылы, раскатисто и с переливами, хотя внешне смахивал на сушеного сморчка — худой, маленький, в дурацких очках и жуткого лимонного цвета пиджаке явно с чужого плеча.

— Ха — ха, какая дамочка… ха — ха — ха… милая, пойдем ко мне, сегодня твой счастливый день, это говорю тебе я, господин Восхитительный. Еще ни одна от меня не уходила неудовлетворенной… поверь, милашка, я исполню все твои мечты…

Мира из‑под упавших на глаза волос зыркнула на нахала так, что тот на мгновение запнулся. Пока молчал, ведьмочка встала с колен, не спеша отряхнулась. Коленки не поцарапала — уже, считай, повезло.

— Спасибо, — сказала вежливо, — меня уже… удовлетворили и мечты все исполнили. И не советую ко мне приставать. Парень у меня ревнивый бывает.

Это прозвучало угрожающе, хотя Мира ничего подобного не имела в виду. Просто была уверена в том, что Тим придет ей на помощь и в случае чего отметелит любого. И эта уверенность служила ей лучшей защитой.

Жеребец отступил на шаг, сбавил обороты, но гордость требовала, чтобы последнее слово осталось за ним:

— Ха — ха. Детка, да плюнь ты на него! Или хотя б для сравнения, что ли… пойдем, милашка. Не пожалеешь! А ты слышала про то, что хороший левак укрепляет брак? Ха — ха. Это я тебе как эксперт с большим опытом говорю! Ты только попробууууй!

Но Мира уже удалялась в сторону кованых кладбищенских ворот.

Для лета смеркалось на удивление быстро. Когда ведьмочка нашла могилу родителей, солнце кануло за горизонт, и на кладбище вползла печальная темнота. Конечно, дорожки освещались магическими шарами, но в дальних уголках было хоть глаз коли. Именно в одном из таких мест и было расположено последнее пристанище Мариссы и Ридьярда Новиковых.

Усердно глядя себе под ноги, Мира добралась до пункта назначения — двойного захоронения, без заборчика и цветов, с покосившимся памятником. Находилось оно к востоку от ворот, в конце усаженной молодыми дубками аллеи. Тут же стояла скамеечка для посетителей.

Чем ближе ведьмочка подходила, тем тяжелее становилось на сердце. Стоя же перед могилой, поняла, что все это время не ходила на кладбище по одной простой причине — дура была. Накрутила в голове гремучую смесь из страхов, обиды и горя, и цеплялась за собственные маразмы с упорством, достойным лучшего применения, отговорки и оправдания глупые выдумывала. А сейчас осознала, что пришла пора повзрослеть, хотя процесс обещал быть мучительным.

Не отрываясь, она смотрела на блеклые, выцветшие фотографии папы и мамы. Молодые, веселые, полные жизни. Такие родные и близкие. Ее близкие. Которые любили бескорыстно, безусловно, которые были готовы за нее и в огонь и в воду. А она про них забыла. Она на них обиделась за то, что оставили одну. Отреклась. Горевала, утонула, как в болоте, в своей печали. Отказывалась смотреть правде в глаза. Отказывалась признавать тот факт, что любила их тоже — сильно, горячо и искренне. Гнала чувства прочь, так становилось легче.

Сколько она просидела там, притулившись на скамеечке, рядом с могилой родителей, без всякого выражения смотря на небольшие холмики земли, она сказать не могла. Только в один прекрасный момент, будто кто под руку толкнул, вздрогнула всем телом, бросилась на колени и разрыдалась так, будто мир рухнул. А он и в самом деле рухнул — ее выстроенный, удобный, бесчувственный мирок. Что‑то будто лопнуло внутри и со слезами вытекало наружу. В груди нестерпимо заболело, зашлось от отчаяния. Захотелось повернуть время вспять и вновь стать маленькой девочкой, которая не ведает забот. Которая сидит у папы на плечах и громко распевает веселые частушки. Которая ничего не боится и верит, что мечты всегда сбываются.

И Тима она с собой не привела не потому, что боялась, что он испугается, а потому что знала в глубине души — именно здесь он поймет, какая она есть на самом деле. Трусиха и первостатейная лгунья. Бесчувственная кукла. Да, она относилась к нему с теплотой, возможно, даже была влюблена, но не давала себе раскрыться. Все время сдерживала, ограничивала. В каждой мелочи видела плохие предзнаменования, все время ожидала чего‑то, чего?.. Что бросит, не сказав ни слова? Разочаруется в ней?

Она же не выживет. Да, она ругалась на него, переживала за него, хранила от него секреты, обожала заниматься с ним любовью. Тим, он такой… такой… она ради него…

— Вот сырость развела, манюня… — голос ангела звучал непривычно ласково. — Ну и чего ревёшь? Поди, опять в крайность ударилась, угадал? Теперь ты у нас во всем виноватая, а другие — ангелы во плоти, вроде меня, так? Не стоит, красотуля. Ты не худшая, поверь мне, я такое перевидал на своем веку. Конечно, и не образец для подражания, с этим не поспоришь, но лучше, значительно лучше многих. Главное — держи нос кверху. И вытри, наконец, эти слезы! Истины на тебя нет! Ты ведьма или школьница сопливая?

Мира не подняла головы — ей вдруг стало очень неловко за неумеренное слезоразлитие и уничижительное настроение. И глаза наверняка опухли и покраснели. Вот уж красота неземная. Но всхлипывать перестала, прислушалась. Да, кто‑то совсем не меняется в любой ситуации и от осознания этого почему‑то стало легче. Как был Петр наглой рыжей мордой, так и остался, что бы с ней не случалось.

— Ты про дело‑то не забывай. Родителей твоих уже не вернешь, кулема, да только подводить их тоже не стоит, я прав? Так что шла бы ты, убогая, вооон в тот дальний темный уголочек — только не затем, зачем ты наверняка сейчас подумала своей бестолковой башкой. Здесь для этого специально отведенные места есть, если что, с надписями "Ч" и "К". Вполне успеешь, кстати — самое интересное только минут через двадцать начнется. И чтоб без стенаний, поняла?

— "Ч" и "К"? — недоуменно переспросила ведьмочка, вытирая сопливый нос и глаза выуженным из сумки платком. — Это что еще за обозначения?

— Нет, ты меня все больше разочаровываешь. Как можно не знать таких элементарных вещей? Ч — человек, к — колдун.

— Но… я же ведьма…

Рыжий вздохнул печально:

— Однако. Ты права. Ну, значит, терпи до дома. А хочешь, я памперсончиков подгоню? У меня есть один знакомый аптекарь, он подешевле продаст. Мягенькие, как раз для нежных младенческих попок… ты, конечно, на младенца не тянешь, да и попка поди далеко не неж…

— Еще одно слово — и я не знаю, что я с тобой сделаю, — рявкнула введенная из себя ведьмочка. — Я тебя в мясорубке проверну и котлет понажарю. Я тебя, злюку, на салат покрошу…

— Не стоит, не стоит из‑за меня становится чудовищем… — довольно рассмеялся ангел и махнул рукой в сторону кустов. — Пошутили и будет. Давай, дуй туда. Прячься.

Но Мира завелась всерьёз. От накопившихся обид её так и распирало, и почему‑то эта выходка Петра стала последней каплей. Она зыркнула на него злыми глазами:

— Ты такой остроумный, я смотрю. А ответь мне — где ты раньше был?

— В смысле раньше?

— Совсем раньше. Когда я маленькая была, когда сиротой круглой осталась без поддержки. Когда школу заканчивала и не знала, как дальше быть. Ты‑то где шлялся, хранитель?

Петр заметно смутился и буркнул:

— Я был. Просто был. А теперь я принимаю активное участие в твоей судьбе. Ошибки признал, раскаялся искренне и всесторонне. В данный момент представляю собой ангела — хранителя исправляющегося, так сказать. Что‑то типа выздоровевшего алкоголика.

Мире это сравнение ни о чем не говорило, но расспросы пришлось прекратить, потому как ангел с посыпанием своего нимба пеплом покончил и снова принялся понукать её, чтобы спряталась в кустах. Мол, представление начинается, и все такое.