"Может, я с ним поговорю? Мы вроде как общались раньше, а с моим братишкой он до сих пор дружит", — предложила Совесть, когда Рич полностью исчерпал запас терпения как своего, так, по всей видимости, и ангельского, и сидел на полу, осторожно обхватив многострадальную голову ладонями и тихонько покачиваясь из стороны в сторону. Нет, если дело так пойдет и дальше, то он самостоятельно убьется об стену, лишь бы больше Касса не видеть. От долгой нагрузки все тело нестерпимо болело, многие раны открылись, и кровь засочилась на пол. И чего я добился? — спрашивал себя Рич с тоской. — А ничего. Ровным счетом, кроме еще одного подтверждения того факта, что выбраться отсюда живым мне не светит.

И тут возникла Совесть со своим предложением. Сначала Рич не поверил собственным ушам — то есть эта… стерва прекрасно могла рассказать Кассу о происшедшем, но предпочла поиздеваться? Не в силах сдержать праведное негодование, колдун зашелся яростным воем.

— Да тише ты, — зашикал на него Касс. — Что расшумелся?

Рич угрюмо глянул на ангела и еле заметно пожал плечами. Потом, все потом. Он со всеми поквитается, но позже, когда опасность останется позади.

— Да? Рад тебя слышать, милая. Сколько лет, сколько зим. Да, говорил, но ты же знаешь Петра — семь пятниц на неделе. Нет, свои отношения выясняйте сами, знать не хочу, кто из вас кого на том празднике нектаром облил и в вазу с салатом окунул… без меня, без меня, уважаемая… лезть в семейные разборки — сама знаешь, чем это обычно заканчивается для посторонних… Ты можешь толком объяснить, чего хочет мой подопечный?

Следующие пять минут в камере царила гробовая тишина. Касс и Совесть общались без слов. Рич сидел, прислонившись к стене, полностью лишившийся сил и желания предпринимать хоть что‑либо. На него ни с того ни с сего накатила странная апатия. Добровольный уход из жизни стал казаться очень заманчивой перспективой. Колдун закрыл глаза и вяло подумал, что ему такой настрой несвойствен. Но, несмотря на мелькнувшую мысль о нелогичности собственных порывов — ведь еще пару минут назад он кипел, жаждал боя, реванша за проведенный в пыточной камере час, Рич все больше поддавался меланхолии, становился безразличен к своей дальнейшей судьбе. Когда и куда делся Касс, колдуна не интересовало, он едва заметил уход ангела. Его тело расслабилось, обмякло, он перестал ощущать холод и боль, твердый сырой камень больше не доставлял неудобств. В голове воцарилась пустота — без мыслей, без переживаний и размышлений. Рич вздохнул — пора, пора отдохнуть. Закрыть глаза, отпустить на волю самого себя и шагнуть вперед. Согласиться на покой, мягкий, как перина, вечный, как сама жизнь. Все остальное — тщета и суета. Это же так просто — сделать шаг. А там, за гранью, тебя ждет сказочная награда… исполнение любого, самого заветного желания…

Мечтания Рича были прерваны самым жестоким, а главное, знакомым, образом — хлесткой пощечиной. Голова колдуна дернулась в сторону, боль вернулась неожиданно и сразу во всем теле. Рич закричал — хрипло, негодующе, всеми фибрами души желая остаться в блаженном забытьи. Нелепо взмахнул руками, но достать невидимого врага не сумел. Наверное, надо было сначала открыть глаза.

— Дело плохо… — прошептал женский голосок. — И надо ж мне было по магазинам отправиться так не вовремя… мучайся с ним теперь… Эээй, горемыка, ты меня слышишь? А ну немедленно очнулся и прекратил дурака валять… и когда это папочка успел заклинание забытья сотворить?

Несильные хлопки по щекам заставили Рича поморщиться от боли, недовольно просипеть:

— Отвали… — и ощутить, как чувство дежавю накатило повторно и со страшной силой. Пощечина — и он может говорить? Когда‑то это уже было? И может, стоит все‑таки открыть глаза? Или еще полежать тушкой? Хотя камень холодный, зараза, простудишь что важное, потом бегай по урологам, лечись.

Ленивый туман в голове немного развеялся, неохотно отпуская законную добычу, апатия ушла, и Рич разлепил ресницы, попутно пытаясь понять, что же все‑таки сейчас произошло. Над ним склонилась давешняя девица — то ли служанка, то ли любовница, то ли дочь, то ли жена. В общем, та на редкость непочтительная особа с тяжелой рукой. Уже два раза Рич ловил от нее оплеухи, и подозревал, что третьей просто не переживет.

Девица выглядела скорее раздосадованной, чем встревоженной.

— Чего разлегся? — спросила без тени сочувствия. — Вставай, давай. Раз уж ты такой бестолковый, придется помочь. Иначе папуля тебя по стенке размажет в следующий раз.

Ага, стало быть, дочь. Вырастил на свою голову. Интересно, а садизм — он по наследству передается или это приобретенное? — озадачился Рич, безо всякого стеснения разглядывая сперва лицо девушки, а потом постепенно спускаясь ниже, к довольно глубокому вырезу, и задерживаясь там надолго.

— Полудохлый, а туда же, — с отвращением процедила она, но платье вверх подтянула. — Вставай, еще раз говорю. И кстати, живность твоя довольно забавная.

— Живность? — не понял Рич, но девица, к разговорам явно не расположенная, только плечом дернула.

Ладно, зайдем с другой стороны.

— Зачем… — прохрипел Рич, не принимая протянутую руку и демонстративно вставая по стеночке, — зачем ты это делаешь?

— Надо. И вообще, давай все объяснения потом, а? Зачем, да почему, да отчего… Не твоего ума дело, я уже говорила. Я этих дурачков на входе убивать не стала, просто вырубила, так что очухаться могут в любой момент и тревогу поднять. Оно тебе надо? Вот и славненько. Сценарий тот же. Я деактивирую купол, ты строишь портал, и мы сваливаем. Жаль, сумку захватить не успею, но ладно, обойдусь как‑нибудь.

Рич наглую девицу выслушал, разумность доводов признал, хотя любопытство грызло сильнее крысы. Ему хотелось знать истину здесь и немедленно. Кроме того, тащить с собой на буксире еще и эту нахалку не улыбалось совершенно, но без ее помощи он, вероятнее всего, будет замучен до смерти в ближайшую пару часов. Усилием воли подавив желание задать следующий вопрос, колдун предупредил:

— Сил хватит только на портал. Дотащишь? — потом вспомнил, как эта крошка тяжеленную кровать в спальне волокла, и понял, что вопрос был глупым. — Проехали. Черти давай свои буковки.

Не говоря ни слова, девушка вытащила из кармана кусочек мела и принялась вдохновенно рисовать. Именно вдохновенно — в прошлый раз Рич был слишком занят подозрениями на ее счет и не обратил внимания, как поменялось ее лицо, когда она творила. Одухотворенное и прекрасное, оно излучало сияние; ангельский лик, вот что описывало его лучше всего, хотя в обычной жизни ничего из ряда вон выходящего девушка из себя не представляла, и писаной красавицей ее назвать было нельзя.

Подозрения, впрочем, из‑за этой перемены никуда не исчезли, просто обстоятельства несколько изменились, и акценты он теперь расставлял иначе. Например, собственная жизнь оказалась много дороже возможности удовлетворить любопытство. Вера в свои силы была основательно подорвана. Ощущение себя — непобедимым — развеялось как дым после пожара, оставив горечь поражения и кровоточащие раны по всему телу.

Но Рич не был бы собой, если бы долго переживал по этому поводу. Нет, он все обдумал, сделал необходимые выводы и собирался двигаться дальше, раз уж судьба благосклонно предоставила ему такую возможность.

В две минуты закончив символы, девушка вернула мелок на место, отряхнула руки и обернулась к Ричу. Нахмурилась:

— Чего уставился? Теперь твоя очередь.

Колдун моргнул, только сейчас поняв, что все это время, сам того не сознавая, следил за ее лицом, затаив дыхание. Раньше подобного восхищения девушками — да еще и столь наглыми — за ним не водилось. Может, по голове слишком сильно стукнули?

— О титаны, ты всегда такой медлительный? У нас есть минута — потом прорыв купола заметят и тут же вычислят исполнителей. Строй давай, а то ввалю! — пригрозила девушка, сжав кулачок.

Ричу стало смешно, настроение подскочило до небес, когда он смотрел на насупленные бровки, сжатые губки и растрепанные волосы. Мечта, а не девушка. Мечта мазохиста. Напористая, буйная, решительная и смелая. И покомандовать любит, с ходу отметая любое мнение, кроме своего. И кому ж такое сокровище достанется? Найдет себе подкаблучника и будет им полы подметать. Семейная идиллия.