Ответом ей послужил такой ледяной и презрительный взгляд, что Кэтрин невольно вздрогнула.

– Ты сказала Джулии, что до сих пор любишь меня?

– Да. Я рассказала ей все, и то, каким жалким подобием жены я была на самом деле, и даже… даже о ребенке.

И теперь, спустя несколько лет, одно только упоминание о ребенке, от которого она тогда сознательно избавилась, привело Теда в такую ярость, что он с трудом подавил желание ударить стоящую перед ним женщину.

– Никогда, слышишь, никогда не смей даже упоминать о гибели ребенка ни при мне, ни при ком бы то ни было. А не то… да поможет тебе Бог. Я…

– Что ты?! – в отчаянии воскликнула Кэтрин. Теперь уже никакие силы не смогли бы заставить ее замолчать. – Ты возненавидишь меня? Никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сама ненавижу себя за то, что произошло. Ты разведешься со мной? Ты это уже сделал. Ты не поверишь, что это был несчастный случай? Не верь! – Голос Кэтрин сорвался на истерический крик. – Но знай, что это действительно был несчастный случай. Лошадь, на которой я тогда ехала…

– Да замолчишь ты когда-нибудь или нет?! – Тед яростно тряс ее, мертвой хваткой вцепившись ей в плечи, но Кэтрин не замечала боли.

– Нет, не замолчу! Я хочу, чтобы ты хоть раз выслушал меня до конца. Целых три года я пыталась забыть о том, что произошло между нами, о том, что я сделала с нашей с тобой жизнью.

– Не желаю больше ничего слушать! – Тед попытался оттолкнуть Кэтрин с дороги, но встретил настолько решительное сопротивление, что решил уступить. Иначе ему бы просто пришлось отшвырнуть ее в сторону, а он никогда не смог бы так поступить с женщиной. – Какого черта тебе от меня нужно?

– Мне нужно, чтобы ты поверил мне, что это был несчастный случай, – всхлипывала Кэтрин.

Тед изо всех сил пытался игнорировать ее слова и те чувства, которые пробуждались в нем при взгляде на такое знакомое, залитое слезами лицо, но у него это очень плохо получалось. За все те годы, что они были знакомы, он никогда не видел, чтобы его гордая, избалованная жена унизилась до слез. Но даже сейчас он смог бы устоять, если бы Кэтрин не подняла на него печальные, влажные от слез глаза и не прошептала:

– Давай не будем притворяться, Тед. Мы же оба страдали все эти годы. Так обними меня, пожалуйста, и давай покончим с этим раз и навсегда.

Теперь руки Теда действовали против его воли. Крепко прижав к груди залитое слезами лицо жены, он почувствовал, что еще немного, и от его самообладания вообще ничего не останется.

– Послушай, – предпринял он еще одну отчаянную попытку сопротивления, – между нами все кончено. Кончено, понимаешь?

– Ты можешь хотя бы выслушать то, ради чего я приехала в Китон? Тогда мы могли бы расстаться друзьями, а не врагами. – Почувствовав, как напряглось тело Теда, Кэтрин на мгновение испугалась, что сейчас последует отказ. Но ничего не произошло, и она торопливо продолжала:

– Скажи, ты хоть раз пытался допустить возможность того, что я действительно не собиралась сознательно избавиться от ребенка? Если бы ты задумался об этом, то понял бы, что у меня никогда не хватило бы элементарной смелости на такой отчаянный шаг. Разве бы стала такая трусиха, как я, рисковать собственным здоровьем, а может быть, и жизнью? Я же боялась всего на свете – крови, змей, пауков…

Прошедшие годы наложили свой отпечаток и на Теда. Он стал достаточно мудрым для того, чтобы найти в себе силы посмотреть на вещи объективно и признать, что в словах Кэтрин есть своя логика. Кроме того, теперь, когда он видел ее глаза, ему не нужно было больше никаких доказательств. Здесь он ошибиться не мог – она действительно говорила правду. При мысли об этом Тед почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение. Оно росло по мере того, как уходила ненависть, которую он заботливо лелеял в себе в течение последних трех лет.

– Ты боялась даже обычной моли.

Кэтрин кивнула. Сейчас, когда впервые за долгое время она наконец не увидела в его глазах враждебности, ей даже удалось улыбнуться сквозь слезы.

– Я не могу тебе передать, как я раскаивалась в бездушном эгоизме, из-за которого погиб наш ребенок. Как я раскаивалась в том, что превратила наш брак в пародию. Теперь я понимаю, каким кошмаром была для тебя наша совместная жизнь…

– Ну не таким уж и кошмаром, – невольно вырвалось у Теда, но он тотчас же добавил:

– По крайней мере не все время.

– Теперь тебе нет нужды притворяться. Я уже взрослая и вполне в состоянии нести ответственность за собственные поступки. Теперь я понимаю, что была тебе не женой, а всего лишь капризным, взбалмошным ребенком, который вдруг решил поиграть в семейную жизнь. Я не убирала, не готовила, а когда тебе надоедало потакать моим прихотям, отказывалась даже спать с тобой. Я, и только я, виновата в том, что наш брак не удался.

К ее великому изумлению, Тед тяжело вздохнул и, задумчиво покачав головой, сказал:

– А ты по-прежнему любишь заниматься самобичеванием. Все так же беспощадна по отношению к самой себе.

– Беспощадна к самой себе? – Кэтрин не верила собственным ушам. – Тед, ты или шутишь, или путаешь меня с кем-то другим! На тот случай, если ты за эти годы кое-что подзабыл, я попытаюсь немного оживить твою память. Я – та самая женщина, которая только чудом не отправила тебя на тот свет своей стряпней. Это, конечно, касается тех редких дней, когда я снисходила до появления на кухне. Это я сожгла три твои форменные рубашки в первую же неделю нашей совместной жизни. Это я всегда заглаживала стрелки на твоих брюках таким образом, что они приходились как раз на боковые швы.

– Не нужно преувеличивать. Не думаю, чтобы мне на самом деле грозило пищевое отравление.

– Мне очень сложно что-либо преувеличить, Тед! Я же прекрасно помню, как насмехались над тобой все полицейские. Я сама не раз слышала шпильки в твой адрес.

– Неужели ты думаешь, что их насмешки ранили меня больнее, чем сознание того, что я женат на женщине, которую бессилен сделать счастливой?

Но Кэтрин так давно готовилась к этой исповеди, что решительно отвергла галантную попытку Теда взять часть вины на себя:

– Это не правда! Зачем ты возводишь на себя напраслину? О Боже, как вспомню, что твоя бедная мама, стараясь хоть чем-то помочь, даже дала мне рецепт твоего любимого гуляша! Но я и его ухитрилась приготовить так, что ты постарался незаметно выкинуть его в мусоропровод. Да-да! Не отрицай. Я сама это видела. Наверное, та же участь постигала и всю остальную мою стряпню, но я едва ли могу винить тебя за это.

– Черт возьми, Кэтрин, не говори ерунды. – Тед снова начинал сердиться. – Я ел абсолютно все, что ты готовила. Кроме гуляша. Мне очень неудобно, что ты заметила, как я выбрасываю его в мусоропровод, но я его с детства не перевариваю.

– Тед, зачем ты лжешь мне? Твоя мама сказала, что это твое любимое блюдо.

– Это любимое блюдо Карла. Мама просто перепутала. Такое уже случалось.

Внезапно до них обоих дошла вся нелепость и мелочность этого их спора. Теперь Кэтрин с трудом сдерживала смех.

– Почему же ты не сказал мне об этом тогда?

– Ты бы мне не поверила. – Обняв Кэтрин за плечи, Тед попытался объяснить своей повзрослевшей жене то, чего никак не мог объяснить двадцатилетней девчонке. – Понимаешь, в свое время юная, красивая и умная дочь Диллона Кахилла вбила себе в голову, что может сделать все что угодно, и причем гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Когда же она в чем-то терпела неудачу, то была настолько огорчена, сердита и зла на саму себя, что ей было бесполезно что-либо объяснять. Кэти, пойми, ты тогда представляла себе жизнь как выполнение ряда заранее поставленных задач. Причем решать их нужно было в полном соответствии с имеющимся образцом, и ответ был тоже предопределен заранее.

Никто, кроме Теда, никогда не называл ее этим забавным уменьшительно-ласкательным именем. И теперь, услышав его снова после такого долгого перерыва, Кэтрин почувствовала, как ее сердце сжалось от сладкой боли. А Тед тем временем продолжал: