Стрельна была не только «древесной школой». Если верить легендам, именно здесь, в Стрельне были высажены первые клубни картофеля, подаренные Петру I голландцами. Другое дело, что экзотический заморский корнеплод вблизи моря не прижился. Уже позже «голландский подарок» начали культивировать в Новгородской губернии, откуда он начал поистине победное шествие по всей России.

У Курбатова находим упоминание о круглом островке в Стрельне, сосны на котором, по преданию, тоже посажены Петром.

Легко допустить, что в огромном Петербурге и его окрестностях есть еще деревья, так или иначе связанные с именем основателя города, местные легенды о которых нам просто пока неизвестны.

Но, строго говоря, и это еще не памятники.

Первый памятник Петру будет открыт только в 1782 году императрицей Екатериной II. Она, по разным причинам, откажется использовать скульптуру, созданную при жизни Петра итальянцем Растрелли, и закажет новый монумент французу Фальконе. Вокруг этого монумента родится такое количество легенд, что их могло бы хватить на всю монументальную скульптуру сегодняшнего Петербурга. В свое время о них мы расскажем. Но есть легенды, в которых так тесно сплетено петровское, екатерининское, да и сегодняшнее время, что порою создается впечатление, что памятник Петру начал созидаться еще в начале Северной войны и продолжает совершенствоваться в наши дни. Ни один жанр литературы не знает такого откровенного, подчеркнутого смещения времени и пространства, какое позволяет себе фольклор. Однако не в этом ли именно и состоит очарование всякой легенды? Соединить несоединимое, связать несвязуемое, с простодушной непосредственностью перепутать даты, превратить истину в вымысел, а правдоподобие в правду и предстать, наконец, в поэтическом образе легенды.

Вот эти легенды о памятнике Петру Великому. Характерно, что многие из них записаны не в Петербурге.

«Когда была война со шведами, – рассказывает северная легенда, – то Петр ездил на коне. Раз шведы поймали нашего генерала и стали с него с живого кожу драть. Донесли об этом царю, а он горячий был, сейчас же поскакал на коне, а и забыл, что кожу-то с генерала дерут на другой стороне реки, нужно Неву перескочить. Вот, чтобы ловчее скок сделать, он и направил коня на этот камень, который теперь под конем, и с камня думал махнуть через Неву. И махнул бы, да Бог его спас. Как только хотел конь с камня махнуть, вдруг появилась на камне большая змея, как будто ждала, обвилась в одну секунду кругом задних ног, сжала ноги, как клещами, коня ужалила – и конь ни с места, так и остался на дыбах. Конь этот от укушения и сдох в тот же день. Петр Великий на память приказал сделать из коня чучело, а после, когда отливали памятник, то весь размер и взяли из чучела».

И еще одна легенда на ту же тему, записанная в Сибири.

«Петр заболел, смерть подходит. В горячке встал, Нева шумит, а ему почудилось: шведы и финны идут Питер брать. Из дворца вышел в одной рубахе, часовые не видели. Сел на коня, хотел в воду прыгать. А тут змей коню ноги обмотал, как удавка. Он там в пещере на берегу жил. Не дал прыгнуть, спас. Я на Кубани такого змея видел. Ему голову отрубят, а хвост варят – на сало, на мазь, кожу – на кушаки. Он любого зверя к дереву привяжет и даже всадника с лошадью может обмотать. Вот памятник и поставлен, как змей Петра спас».

В главе об основании Петербурга мы уже рассказывали легенду о попытке Петра I перескочить через Неву на своем арабском скакуне. Помните, как разгоряченный император, не долетев до середины, плюхнулся в воду, понял свою ошибку, проговорил: «Божье и мое» и начал строить город. Но вот уже в наше время со слов некоего старообрядца петербургский писатель Владимир Бахтин записал еще один вариант той же легенды. В ней все, как в первой, за исключением вывода. Два раза Петр восклицает: «Все Божье и мое!» и оба раза прыжок через Неву удается. А на третий раз хотел прыгнуть и сказал: «Все мое и Божье!». Да так и окаменел с поднятой рукой. Наказан был за гордыню.

А в одном из северных вариантов этой легенды противопоставления «моего» и «богова» нет. Есть просто самоуверенность и похвальба, за которые будто бы и поплатился Петр. Похвастался, что перескочит через «какую-то широкую речку», да и был наказан за похвальбу – окаменел в то самое время, как передние ноги коня отделились уже для скачка от земли.

Примечательная деталь присутствует в легенде, опубликованной И. Беловым. Петр Великий «не умер, как умирают все люди: он окаменел на коне».

На побережье Финского залива, у поселка Лахта, о котором мы уже упоминали, среди дремучих лесов и непроходимых болот, с древнейших времен высилась гигантская гранитная скала. Когда-то во время грозы в скалу ударила молния, образовав в ней трещину. С той поры эту скалу в народе называли «Гром-камень» или «Камень-гром». О камне знали только местные жители. Глубоко вросший в землю, он был покрыт мхом и лишайником и походил на холм. По преданию, во время войны со шведами на него поднимался Петр I и следил за передвижением войск. А когда стали подыскивать камень для памятника Петру, то и вспомнили об этой гранитной глыбе.

Особым вниманием периферийного, провинциального фольклора пользовался конь, на котором изображен Петр Великий. В северных легендах этот великолепный конь – не персидской породы, но местный, заонежский. С некоторыми сокращениями приводим две легенды.

«В Заонежье у крестьянина вызрел жеребец: копытища с плетену тарелку-чарушу, сам, что стог! Весной, перед пахотой отпустил коня в луга, а он и затерялся. Погоревал, а что станешь делать? Однажды пошел мужик в Питер плотничать. Стоит он, знаешь, на бережке Невы-реки, видит: человек на коне, как гора на горе. Кто таков? Великий Петр, кому и быть. Коня, главно дело, узнал.

– Карюшка, Карий, – зовет.

И конь подошел, кижанину голову на плечо положил.

– Осударь! – он коня за уздечку берет. – Ведь я при Боге и царе белым днем под ясным солнышком вора поймал.

– Ну! Что у тебя украли? – Петр сердится, гремит, как вешний гром. Не любит воров да пьяниц.

– Коня, на котором твоя милость вершником сидит.

– Чем докажешь?

– На копытах приметная насечка есть.

– Не я увел. Слуги по усердию. За обиду прости.

– Мне, конешно, пахать, семью кормить, тебе подати платить. Да ведь и у тебя забота немалая. Россию поднимать. Владей конем!

Не восемьдесят ли золотых дал Петр за коня? Или сто. Да „спасибо“ впридачу. Побежал мужик в Заонежье с придатком.

Мы в Ленинград придем – наперво на площадь идем. Туда, где медный Петр на Карюшке, мужицком коне, сидит.

– Наш ведь конь-то. Заонежский! – насечки на копыте ищем. Должны быть».

И вторая северная легенда о коне Петра I.

«Петр Великий и весом был великий, нас троих бы он на весах перетянул. Кони его возить не могли: проедет верхом версты две, три на коне – и хоть пешком иди, лошадь устанет, спотыкается, а бежать совсем не может. Вот царь и приказал достать такого коня, на котором бы ездить ему можно было. Понятно, все стали искать, да скоро ли приберешь?

А в нашей губернии, в Заонежье, был у одного крестьянина такой конь, что, пожалуй, другого такого и не бывало и не будет больше: красивый, рослый, копыта с тарелку были, здоровенный конище, а сам – смиренство. Вот и приходят каких-то два человека, увидели коня и стали покупать и цену хорошую давали, да не отдал. Дело было зимой, а весной мужик спустил коня на ухожье, конь и потерялся. Подумал мужик: зверь съел или в болоте завяз. Пожалел, да что будешь делать, век конь не проживет.

Прошло после того два года. Проезжал через эту деревню какой-то барин в Архангельск и рассказывал про коня, на котором царь ездит. Узнал про коня и мужик, у которого конь был, подумал, что это его конь, и собрался в Питер, не то, чтобы отобрать коня, а хоть посмотреть на него. Ходит по Питеру и выжидает: когда царь на коне поедет.

Вот едет царь, и на его коне. Он перед самым конем встал на колени и наклонился лицом до самой земли. Царь остановился.