Сохранились и другие народные версии смерти государя императора. Вот как колоритно об этом рассказывает один простолюдин в романе И. Ф. Наживина «Во дни Пушкина»: «Одни болтают, что Александра Павлыча господишки убили, изрезали, а в гроб положили солдата какого-то, а на лицо, чтобы не узнали, маску восковую налепили. Другой гнет, что опротивели царю все дела государские и он будто бы в монахи ушел. А надысь в Опочке в трактире один сказывал, что господишки, верноподданные изверги, первейшие на свете подлецы продали его в иностранную державу… И все это вранье… Верно одно: стал он господишкам поперек горла и извести его у них было решено: графиня Орлова и жена графа Потемкина, верные фрейлины и распренеблагородные канальи, хотели отравить царя у себя на балу… А как привезли его из Таганрогу-городу гроб-то, да поставили его в Москве в собор, один дьячок подмосковный не будь дурак и пойди поглядеть, а в гробу, ребята, не царь, а черт! Царь же батюшка, слава Богу, жив и здоров, и чтобы обличить весь этот обман господишек, сам выйдет в тридцати верстах от Петербурга встретить свой гроб и тогда и объявит всем о господской подлости».

Но даже и это еще не все. Не так давно появилось предание о том, что в 1920-х годах царская усыпальница в Петропавловском соборе вскрывалась и могила Александра оказалась пуста. Никаких документальных свидетельств этого нет. Более того, нет и свидетелей вскрытия – все только ссылаются «на якобы видевших». Но предание о том, что саркофаг Александра I пуст, живет в народе. Говорят, будто император не желал быть похороненным рядом с убитым Павлом I и просил Аракчеева предать его земле в другом месте. Согласно легенде, в ночь перед погребением Аракчееву удалось-таки вывезти тело Александра в свое имение и похоронить в соборе. Там верный слуга установил и памятник царю. Достоверность этого предания доказать практически невозможно, так как во время последней войны все в Грузине было уничтожено. Правда, есть и другая, столь же маловероятная легенда, что тело Александра I действительно в 1860-х годах было секретно извлечено из гробницы и «предано земле на кладбище Александро-Невской лавры».

В октябре 1820 года неожиданным предвестием событий 14 декабря 1825 года на Сенатской площади стало знаменитое выступление так называемой «государевой» роты Семеновского полка, шефом которой был сам Александр I. Рота отказалась повиноваться ненавистному самодуру, командиру полка немцу Ф. Э. Шварцу. Роту поддержал весь полк. Бунт был тут же подавлен, полк расформирован, а непокорная рота была в полном составе отправлена в Петропавловскую крепость. Император в это время отсутствовал, он встречался с австрийским канцлером Меттернихом. Именно в это время, ничего не подозревая о событиях в Петербурге, он настойчиво уверял канцлера, что «на спокойствие в России можно положиться», в ответ на что, если верить историческому анекдоту, весьма популярному в Петербурге 1820-х годов, Меттерних сообщил ему о восстании Семеновского полка. Возможно, Александр I действительно в тот момент еще не знал о бунте семеновцев, но в том, что он был довольно подробно осведомлен о настроениях в армии и особенно в офицерской среде, можно не сомневаться. Ему докладывали. И неоднократно. По некоторым сведениям, он знал о существовании тайных обществ и об их подготовке к выступлению в 1826 году. Собирался ли он предпринять какие-нибудь меры? Сказать об этом сегодня трудно, но если и собирался, то просто не успел. Смерть императора изменила планы как правительства, так и руководителей тайных обществ.

Драматические события короткого периода междуцарствия – от внезапной и загадочной смерти Александра I в Таганроге до неожиданного отречения от престола Константина Павловича в Варшаве – побудили руководителей тайного Северного общества пересмотреть сроки намечавшегося на 1826 год вооруженного выступления. Собравшись в квартире К. Ф. Рылеева, заговорщики выработали план немедленных действий. Предполагалось вывести солдат на Сенатскую площадь и принудить Сенат объявить о созыве Учредительного собрания. Формально это должно было быть облечено в требование присяги императору Константину, который слыл либералом. Согласно широко распространенной легенде гвардейские солдаты, стоя на Сенатской площади, весело скандировали: «Конституция», наивно полагая, что это жена Константина.

События 14 декабря 1825 года не только всколыхнули Россию, но и разделили общество на две далеко не равные части. Сохранилось предание о графе Ф. В. Ростопчине, который, узнав о восстании, будто бы сказал: «Обыкновенно сапожники делают революцию, чтобы сделаться господами, а у нас господа захотели сделаться сапожниками».

Исторически восстание было обречено. Однако в Петербурге даже историческая закономерность окрашивается в тона некоторой мистической предопределенности. В городском фольклоре тому есть многочисленные примеры. Есть легенда о вещем сновидении матери Рылеева. Будто бы еще тогда, когда ему было восемь лет, она увидела во сне всю его героическую и несчастную судьбу вплоть до гибели на эшафоте.

Рылеев и сам будто бы знал о своей судьбе. В 1815 году он посетил знаменитую мадам Ленорман, исключительно популярную среди русских парижскую гадалку. Годом раньше к ней обращался даже император Александр I. Тогда она показала «волшебное зеркало», в котором Александр увидел ближайшее будущее династии Романовых. Сначала в зеркале он увидел собственное изображение, которое на короткое мгновение сменилось изображением его брата Константина. Константина сменила фигура другого брата – Николая. Николай долго оставался без движения, а затем Александр увидел «какой-то хаос, развалины, трупы».

Но вернемся к Рылееву. Взглянув на его ладонь, Ленорман в ужасе отпрянула от пришельца и отказалась продолжить гадание. Только после настойчивых просьб Рылеева вещунья проговорила: «Вы умрете не своей смертью». – «Меня убьют на войне?» – холодно спросил Рылеев. – «Нет». – «На дуэли?» – «Нет-нет, гораздо хуже! И дальше не спрашивайте». Сеанс был прерван. Больше Рылееву ничего не удалось выведать у нее.

Более откровенной оказалась мадам Ленорман по отношению к Сергею Муравьеву-Апостолу, который во время пребывания русских войск в Париже вместе с несколькими офицерами тоже посетил ее салон. Едва взглянув на него, она предсказала: «Вы будете повешены». – «Возможно, вы принимаете меня за англичанина, – с улыбкой проговорил Муравьев-Апостол, – я русский, а у нас смертная казнь отменена».

Не менее мистическое приключение случилось и с Павлом Пестелем. В детстве его вместе с братом Владимиром родители решили отправить для воспитания в Дрезден. Отец приобрел два билета на купеческое судно, и они готовы были уже поехать в Кронштадт, откуда судно должно было отправиться в плавание. В этот момент, «по каким-то одному ему ведомым соображениям» отец решил отменить поездку и взял билеты на другой корабль. Каково же было удивление родителей, когда они узнали, что то, первое судно потерпело аварию, и весь экипаж вместе с пассажирами утонул в море. Вспоминая об этом, Павел Пестель с улыбкой каждый раз говорил: «Истину русская пословица говорит: кому быть повешену, тот не утонет».

Что касается самого восстания, то в фольклоре нашли отражение две отчаянные попытки предотвратить трагический исход событий. Одна из них была предпринята великим князем Михаилом Павловичем, который въехал верхом между гвардейцами Флотского экипажа и Московского полка и пытался говорить с моряками. В это время откуда-то появились двое офицеров и некий человек в партикулярном платье. Человек в штатском прицелился в Михаила, но трое матросов Флотского экипажа бросились на него и тем самым, утверждает легенда, спасли великого князя.

Вторая попытка уговорить восставших вернуться в казармы закончилась трагически. Ее предпринял популярный в армии герой Отечественной войны, военный губернатор Петербурга граф Михаил Андреевич Милорадович. Неожиданный выстрел Каховского сразил прославленного генерала. Выстрел оказался смертельным. Рассказывают, что, зная о своей неизбежной и скорой смерти, Милорадович, тем не менее, потребовал, чтобы врач извлек из его тела роковую пулю и показал ему. Когда эту мучительную операцию завершили и извлеченную пулю показали умирающему, то он будто бы сказал: «Пуля не ружейная. Я был уверен, что в меня стрелял не солдат. Теперь я могу спокойно умереть». Так не хотелось ему верить в предательство гвардейцев. И особенно – офицеров. Ведь в среде столичной гвардии все друг друга очень хорошо знали, дружили, что называется, семьями. Многие декабристы состояли в той или иной степени в родстве с императорской фамилией. Рассказывали, что, когда один из старейших иностранных дипломатов, находясь на Сенатской площади, подошел к Николаю I и спросил, не могли бы они, дипломаты, каким-нибудь образом помочь императору, тот сухо проговорил: «Это дело семейное, и в нем Европе делать нечего».