– Встань! – крикнул государь громким голосом. – Что тебе нужно?

Мужик встал и подал прошение.

Взял прошение царь, тут же прочитал его и говорит:

– Что же я у тебя украл?

– Этого коня, царь-государь, на котором ты сидишь.

– А чем ты можешь доказать, что конь твой? – спросил царь.

– Есть царь-государь приметы, он у меня двенадцатикрестный, насечки на копытах есть.

Приказал царь посмотреть, и действительно, в каждом копыте в углублениях вырезаны по три больших креста. Видит царь, что коня украли и ему продали. Отпустил мужика домой, дал ему за коня восемьдесят золотых и еще подарил немецкое платье. Так вот, что в Питере памятник-то есть, где Петр Великий на коне сидит, а конь на дыбах, так такой точно конь и у мужика есть».

Это уже памятник. Но… памятник, который будет установлен более чем через пятьдесят лет после смерти Петра.

Убежденный монархист, умный и последовательный идеолог петровского абсолютизма, архиепископ Феофан Прокопович не ради красного словца говорил, что Петр Великий, покинув мир, «дух свой оставил нам». Не многим царям выпадала честь остаться живыми в сердцах потомков. С появлением над Невой фальконетова монумента многим петербуржцам мерещилось, что медный Петр ожил. По свидетельству современников, при открытии памятника впечатление было такое, «что он прямо на глазах собравшихся въехал на поверхность огромного камня». Одна заезжая иностранка вспоминала, как в 1805 году вдруг увидела «скачущим по крутой скале великана на громадном коне». «Остановите его!» – воскликнула пораженная дама.

К. А. Тимирязев вспоминал, как, проезжая в начале XX века по Мариинской площади, мимо памятника Николаю I, спросил у извозчика: «Ну, а тот, другой, там, на Исаакиевской?» – и получил ответ: «Ну тот – статья иная; ночью даже жутко живой».

Дистанцируясь от некоторой мистической окраски понятия «дух» в устах ученого архиепископа, следует все же признать: то, что монумент на протяжении более двух столетий продолжает жить в легендах, связано с неодолимым желанием петербуржцев всех поколений встретиться с духом основателя города.

И это уже памятник.

У Петра I, государственной идеей которого была абсолютная наследственная монархия, прямых наследников не оказалось. Не оставил он и преемника. Не успел. Два слова «Отдайте все…», нацарапанные непослушной рукой умирающего императора, если и существовали на самом деле, то неизвестно кому были адресованы. Анна на зов Петра явиться опоздала, Елизаветы будто бы при отце в тот момент не было, хотя мы знаем легенду о том, что Петр успел благословить ее родовой иконой. Правда, впервые об этом стали поговаривать в народе только в царствование самой Елизаветы.

Так случилось, что бремя государственной власти в ночь с 27 на 28 января 1725 года легло на плечи Екатерины, верной и преданной вдовы почившего императора. Короткое ее пребывание на российском престоле в общественно-политическом смысле Петербургу практически ничего не дало, разве что были завершены два начатых Петром дела: открыта Академия наук, план учреждения которой был объявлен царем за год до смерти, и учрежден орден Александра Невского, небесного покровителя Петербурга, память которого высоко чтил Петр. И все. Но вот, что касается архитектурного, или, еще точнее, художественного облика Петербурга, то в его будущее формирование, если верить фольклору, Екатерина Алексеевна неожиданно внесла свой и весьма значительный вклад.

Как известно, Петр I мостостроения не поощрял. Зацикленный, говоря современным языком, на море, он и в своих согражданах хотел видеть исключительно моряков. Сообщение между островами дельты Невы предполагал только на шлюпках, а мосты разрешал строить только в исключительных случаях: при прокладке дорог через реки и протоки. Благодаря этому, например, появились такие мосты, как Иоанновский через Кронверкский проток и Аничков – через Фонтанку. Нева мостов при Петре вообще не знала. Первый, и то – плашкоутный, то есть наплавной, появился только через два года после кончины императора, в 1727 году. Вот как об этом рассказывается в легенде.

Однажды ранней весной 1727 года императрица Екатерина I собралась на Васильевский остров, к Александру Даниловичу Меншикову, в его новый дворец. На переправе ей подали лодку, и она попыталась сойти в нее. Но лодка накренилась, и волной залило весь подол царственного платья. Екатерина попыталась еще раз сесть в лодку, но и на этот раз ничего не получилось. Ее хлестнуло волной, платье вновь оказалось вымоченным, на этот раз – полностью. Но переправиться было совершенно необходимо. Ее ожидал всесильный князь. И тогда будто бы Екатерина приказала собрать все лодки, что были в наличии на переправе и выставить их борт к борту от одного берега до другого. Остальное было делом нехитрой техники и сметливости приближенных. На лодки настлали доски, которые и создали подобие моста на Васильевский остров. Это понравилось. Если верить сохранившейся легенде, именно так и появились знаменитые петербургские наплавные мосты.

Суеверная Екатерина верила в сны, которые всегда сама истолковывала. Так, незадолго до собственной смерти ей будто бы приснился странный сон. Она, в окружении придворных, сидит за столом. В это время появляется Петр в древнеримском одеянии и манит к себе Екатерину. Она подходит к нему, и они вместе уносятся под облака. Екатерина с высоты бросает взор на землю и там видит своих детей среди толпы, составленной из всех наций, спорящих между собою. Проснувшись и истолковав сон, Екатерина поняла, что скоро должна умереть. И после ее смерти начнутся смуты.

Екатерина I скончалась 6 мая 1727 года, по одним утверждениям, от «сильного ревматизма», по другим – от «нарыва в легких», а по народным легендам – от «обсахаренной груши, которая была отравлена и поднесена ей». Мы об этом уже упоминали в связи с подозрительной кончиной ее мужа – императора Петра I.

Сын несчастного царевича Алексея Петр II взошел на престол 7 мая 1727 года, не достигнув еще двенадцати лет. Однажды Меншиков, пытаясь его развлечь, выписал из Москвы птичью и псовую охоты, неожиданно пробудив в мальчике такую страсть к ним, которая в конце концов и погубила молодого императора. Практически все время, в любую погоду, он проводил на охоте. А после коронации в феврале 1728 года из Москвы в Петербург вообще не вернулся. В Петербурге говорили: «Осиротеет столица. Царь беспременно останется в Москве. Там богатая охота».

По словам испанского посланника в Петербурге Хосе де Лириа, в это время ходили слухи о намерении правительства вернуть столицу на прежнее место, а всю торговлю перенести в Архангельск, чтобы этим погубить Петербург. Но и без того Петербург приходил в запустение. Следуя примеру молодого императора, его начали покидать купцы и дворяне. Улицы северной столицы порастали травой, дороги приходили в негодность.

Слухи о переносе столицы в Москву документального подтверждения не имеют, и остается неизвестным, думал ли об этом Петр II. Но если такие намерения действительно имели место, то осуществлению этого плана помешала преждевременная смерть юного царя в 1730 году.

Русский престол заняла курляндская правительница, дочь Иоанна V Анна Иоанновна. Начала свое царствование Анна Иоанновна в Москве. Петербург, как мы уже говорили, уже несколько лет фактически не был столицей Российской империи. И вдруг все изменилось. Согласно одной московской легенде, однажды императрица ехала в карете в подмосковное Измайлово. Вдруг лошади остановились как вкопанные. Впереди зиял огромный провал, возможно, как говорится об этом в легенде, и сделанный кем-то специально. Анна Иоанновна не на шутку перепугалась. Сказалась традиционная, идущая еще со времен Петра I, боязнь азиатской непредсказуемой Москвы. Анне казалось, что в европейском Петербурге, вблизи верных и преданных гвардейских полков гораздо безопаснее. Ведь она и сама через очень короткое время, по одной из легенд, уже в Петербурге, серьезно опасаясь дочери Петра – Елизаветы, расквартирует полк Конной гвардии на Шпалерной улице, вблизи Смольного дома, где в то время будет жить опасная претендентка на престол.