Сарраг раздраженно встал:
— Пойду пройдусь немного.
— По-моему, мы в тупике, — заявила Мануэла, провожая взглядом удаляющуюся спину араба.
Ответа не последовало. Варгас казался погруженным в свои мысли, а Эзра вытянулся на спине, сложив руки на груди.
Голоса, тянувшие молитву Пресвятой Богородице, смолкли, но никто этого не заметил. Снова воцарилась несколько ностальгическая атмосферами, в этот миг раздался приглушенный вопль — скорее вздох, чем жалоба. У Мануэлы кровь застыла в жилах. Варгас с Эзрой одновременно вскочили.
— Что это… — начал раввин.
— Сарраг!
Рафаэль бросился туда, откуда донесся крик.
— Будьте осторожны! — Мануэла, застыв на месте, смотрела, как монах мчится к западной галерее. — Будьте осторожны! — повторила она и тут же тихонько ахнула.
Между колоннами появились две фигуры. Сначала Сарраг, спиной вперед, затем какой-то неизвестный, по внешнему виду — монах с надвинутым на лицо клобуком. Сжимая в руке нож, он наступал на Саррага. Потом выскочил третий тип и, обогнав своего напарника, перекрыл дорогу Варгасу.
— Еще шаг, и ты труп!
Францисканец тут же узнал негра, напавшего на него по дороге в Саламанку. У негра в руке тоже сверкал нож.
— Да вы с ума сошли! Что вам нужно?
— Не твое дело, христианин! — Он повторил еще грубее: — Еще шаг, и ты труп!
Мануэла, подавив страх, нашла в себе мужество присоединиться к францисканцу и с удивительным бесстыдством отчаянно повисла у него на руке.
— Варгас! — умоляюще пролепетала она. — Делайте, что он говорит!
— Женщина права! — пролаял негр. — Не вмешивайся не в свое дело!
И для пущего эффекта шагнул вперед, потрясая ножом.
Разворачивающееся за его спиной действо ускорилось. Лжемонах кинулся на Саррага. Лезвие ножа мелькнуло на свету и метнулось к груди шейха. Тот в последний момент увернулся с удивительной для человека его возраста и комплекции ловкостью. И мгновенно выхватил ханджар — грозный арабский обоюдоострый стальной клинок.
— Давай, Сулейман… Пес смердящий! Подходи! Я тебя жду…
Ни Мануэла, ни Варгас ничуть не удивились. Они сразу поняли, что этот юноша и есть тот самый таинственный убийца, виновник всех их бед.
Тот замер, явно пораженный видом ханджара в руке шейха. Он отлично знал, что этот клинок способен раскроить кирасу, как листок бумаги. Он яростно сорвал клобук и швырнул на землю.
— Ты заплатишь! В поединке! Зегрии не трусы в отличие от Банну Саррагов!
— Ничего не понимаю, что ты несешь… Но…
Он не договорил. Юноша начал кружить вокруг него, как хищный зверь, готовый к убийству. Все его жесты сочились ненавистью.
И начался смертельный танец, с выпадами, уклонениями, периодами выжидания и звоном клинков. Оба противника по очереди старались поразить друг друга. Сулейман первым достиг цели. Кончиком кинжала он прочертил полукруг на лбу шейха. Из раны тут же хлынула кровь, заливая глаза Саррага. Шейх, неожиданно активный в начале поединка, явно начал сдавать.
Примчавшийся на подмогу Эзра с некоторым разочарованием бросил:
— Поединок неравный. Юность против старости. Противник Саррага словно решил подтвердить правоту раввина. Чуть развернувшись, он ногой ударил шейха в грудь. Тот упал, выронив ханджар. Глаза молодого человека сверкнули хищной радостью.
— Сейчас ты сдохнешь… — выдохнул он, отшвырнув ногой оружие Саррага.
И тут Варгас не выдержал. Он прыгнул на преграждавшего ему путь негра. Прежде чем тот успел среагировать, монах схватил его за руку и начал выкручивать, вынуждая бросить нож. Но негр сопротивлялся. Тогда Варгас усилил давление, одновременно со всей силы ударив противника коленом в пах, а потом в живот. Негр в ярости заорал, но не сдавался. Тогда Варгас изменил тактику. На мгновение остановившись, он резко рванул негру руку, будто собирался вогнать нож в свой собственный живот. В тот миг, когда острие почти коснулось сутаны, монах крутанулся вокруг собственной оси, перевернув нож и дернув вверх. И практически сразу негр пошатнулся и завалился назад, увлекая Варгаса за собой на землю.
Мануэла подавила крик.
Варгас поднялся. А тяжело дышащий негр остался лежать. Под его правым боком растекалась красная лужа, увеличиваясь на глазах. Варгас зачарованно смотрел, как надвигается смерть, вызванная им самим. Не выведи его из ступора крик, он бы опустился на колени подле умирающего.
В тени колонн ситуация чудесным образом изменилась. Шейх ухитрился завладеть ножом своего слуги. И теперь уже тот был в его руках. Зажав шею юноши в замок, он намеревался перерезать ему глотку.
— Нет! — заорал Варгас. — Не делайте этого!
Он кинулся к ним, с яростью отчаяния схватил шейха за талию и оторвал от Сулеймана.
— Отпустите меня! — рявкнул Сарраг. — Иначе этот негодяй опять от нас уйдет!
Однако молодой человек, судя по всему, вовсе не собирался воспользоваться ситуацией. Его темные глаза заволокло пеленой. Владевшая им ярость утихла, сменившись неимоверной грустью. Он походил на брошенного ребенка.
— Не волнуйся, не убегу. Я — один из Зегриев. И предпочитаю смерть бесчестию. Конечно, Банну Саррагу этого не понять.
— Щенок! У Банну Саррага понятие о чести не меньше, чем у всех!
Молодой человек горько улыбнулся:
— И это ты говоришь? Когда твои родственники преспокойно вырезали невинных безоружных…
Сарраг нахмурился. Он ожидал услышать все что угодно, только не это.
— О чем это ты? Какие еще невинные?
— Не усугубляй трусость ложью.
— Кончай оскорблять! Либо выкладывай все, либо заткнись навсегда!
Варгас решил, что пора мешаться:
— Послушай, по твоей вине я убил человека. Воля твоя, отвечать на вопрос шейха или нет, но я требую — слышишь? — требую! — объяснений.
Чуть поколебавшись, Сулейман Абу Талеб поднялся на ноги и со спокойным высокомерием заявил:
— Я из семейства Зегриев…
Вот уже в третий раз он произнес это слово. Францисканец порылся в памяти. Многие годы клан Зегриев, уроженцев Полуострова, и Банну Сарраги, приехавшие из Африки, дрались между собой в Гранаде за власть. На протяжении истории и в том, и в другом клане сыновья лишали трона отцов, братья убивали братьев, в гаремах бурлили интриги, каждый разыгрывал собственную партию и вел войну ради себя, любимого. Буквально недавно эти братоубийственные войны возвели на трон султана Боабдила.
— Девять лет назад у нас было свое хозяйство неподалеку от Феса. Однажды утром, когда я был в поле, появились люди из рода Банну Саррагов. Они все разорили. Отец с братом пытались оказать сопротивление, но тщетно. Им перерезали горло. Сестру и мать изнасиловали, а дом подожгли. Увидев дым, я помчался домой, но опоздал. Да и что я мог, безоружный, против этих варваров? Вожди, ответственные за эту резню, уже уехали, и остались лишь те, кому поручили собрать и увести наши стада. Завидев меня, они накинулись на меня, намереваясь тоже убить. Но в последний момент передумали и отвезли в Фес. Сначала я не понял, почему мне сохранили жизнь, но потом, по дороге, слушая их разговор, догадался. Мне было всего восемнадцать лет, здоровый, все зубы на месте. На рынке рабов я шел на вес золота. Из Феса меня отволокли в Сеуту, из Сеуты в Кадис, а потом, наконец, в Гранаду. И там меня продали кади…
— Его звали Ибрагим эль Саби, — подхватил Сарраг. — Это мой друг.
Слуга, проигнорировав комментарий шейха, продолжил:
— Должен признать, он был хорошим хозяином, уважающим человеческое достоинство. Он научил меня читать и писать. Я жил у него около двух лет, пока однажды, должно, быть, предчувствуя конец Аль-Андалуса, он не решил вернуться в Магриб.
— И за неделю до отъезда он подарил тебя мне.
Молодой человек, снова приняв надменный вид, все же соизволил уточнить:
— Он не знал, что доверяет меня убийце.
— Если кто-то из Банну Саррагов повел себя как последний негодяй, это вовсе не значит, что у нас у всех руки в крови! — огрызнулся шейх. — К тому же ты изначально отлично знал, что я из этого рода. И в течение пяти лет ни разу не подал виду!