— Вы правы, — согласился араб. — Давайте закончим расшифровку этих проклятущих ребусов.

Он процитировал:

— Неподалеку от

Сапфировая скрижаль - any2fbimgloader10.jpeg

здание не есть пентаграмма, хотя и является союзом неравных. Вы говорили, фра Варгас, что в древние времена пентаграмма была символом знания.

— Да. У древних пентаграмма означала знание. Один из ключей к Высшему Знанию. Некоторые маги использовали и используют ее для своих целей.

Сарраг чуть приподнялся:

— Тут два направления, которые нам надо проработать: идею силы и знания, которые воплощает эта геометрическая фигура, и идею взаимодействия разных элементов — союз неравных.

Мужчины погрузились в задумчивое молчание, а Мануэла время от времени тревожно озирала окрестности. Она боялась, что вот-вот из темноты выскочит слуга-араб или его сообщники, готовые изрубить их на кусочки. И диву давалась, почему они еще не попытались этого сделать. Кто — не считая Варгаса — смог бы оказать им сопротивление? У Саррага одна рука не действует, а раввин вообще едва на ногах стоит.

— Думаю, ответ содержится в следующей фразе, — заявил вдруг монах.

— О какой фразе идет речь? — поинтересовался шейх.

— Вот об этой: Стены его содержат девственную или оплодотворенную материю, и его величественная тень падает на Фисон, Тихон, Тигр и Евфрат. Если мы вычислим, что это за «материя», то получим еще одну подсказку.

— Девственную или оплодотворенную… — принялся размышлять вслух Сарраг. — А не может идти речь о женщине?

Мануэла не удержалась от смеха.

— Вы считаете, что женщина — это «материя»?

— Все зависит от того, как Баруэль использует этот термин. Что такое материя, как не субстанция, твердая, упругая, подвижная, делимая?

— А живое существо — это делимая субстанция?

— Почему нет? Проблема лишь в том, что, разделенное, оно уже не будет живым.

Варгас немного поразмыслил, а потом сообщил:

— Мне кажется, в данном конкретном случае слово «материя» может означать нечто иное, чем природный или созданный человеком элемент. Но мы рассмотрим этот вопрос позже. Займемся лучше следующим: его величественная тень падает на Фисон, Тихон, Тигр и Евфрат. Здесь двух мнений быть не может. Это четыре реки, вытекающие из потока, текшего в Эдеме. Из Эдема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки.

— Ну и где связь между этими реками, пентаграммой и материей, девственной или оплодотворенной?

— Она есть. И ее нам тоже еще предстоит найти. И все же я задаюсь вопросом, не пытается ли Баруэль указать нам на скрытую под всем этим картину.

— И какую же? — вопросил Сарраг.

— Да попросту сады Эдема.

— Действительно, такое вполне возможно.

— Остается фраза, над которой вы не сочли нужным задуматься, но которая, тем не менее, напрямую связана с Эдемом, — заметил раввин. — Его величественная тень падает… Я совершенно убежден, что это тень от дерева. Я имею в виду Древо Жизни.

— Древо Жизни? — усомнился Варгас.

— Ну да. Разве не его еще называют Древом Познания?

— Возможно, вы и правы. Но нужно еще выяснить причину, по которой Баруэль увлекает нас на это путь.

Они замолчали, слушая тихое бормотание ветра, играющего листвой кустарников.

— По-моему, я нашла… — внезапно сообщила Мануэла. — Здание, расположенное вблизи собора, — это, скорее всего место, где обучают.

Мужчины потеряли дар речи.

— Отсюда и девственная или оплодотворенная материя, — торопливо пояснила она. — Меня, которая всегда любила читать, эта «материя» навела на мысль о книгах. Девственные, с пустыми страницами, и оплодотворенные — заполненные записями. Знание, Высшее Познание. Книги. Разве вы не заметили, что Баруэль все время делает упор на термины, связанные с познанием? И вполне логично, что здание, которое не есть пентаграмма и расположенное подле собора, это либо школа, либо…

— Университет! — перебил ее Варгас в порыве лихорадочного энтузиазма. — А что до «союза неравных», то это очень даже применимо к способным и менее способным ученикам. Саламанка! — вскинул он руки победным жестом. — Саламанка и тамошний университет! Самый высший дом знаний и культуры во всей Испании!

Араб не без восхищения поглядел на Мануэлу.

— Хвала Аллаху за способности, которыми он вас одарил, сеньора Виверо! — И вскричал: — Ребе, мы отправляемся в Саламанку! Город врачей и ученых! И сумеем вас вылечить! Вы довольны?

Но вопрос остался без ответа. Эзра дрых без задних ног.

ГЛАВА 21

Кто начинает с мечты и сумасшествия, отлично знает, куда идет: к мечте и сумасшествию. Но это разум втягивает нас в авантюры.

Paulham, Entretien sur des faits divers

От Kacepeca до Саламанки они добирались шесть дней — на три дня больше, чем требовалось. Они не проехали и часа, как раввин потерял сознание и свалился с лошади. Когда он пришел в себя, то был настолько слаб, что не мог сесть в седло.

Они уложили его в тени дерева и принялись терпеливо ждать, когда к нему вернутся силы. И через какое-то время услышали, как Эзра в полубреду тихонько бормочет молитву:

— Признаю перед Тобой, Боже, мой Бог и Бог моих предков, что выздоровление мое и смерть моя в Твоих руках.

— Да что он несет?! — рявкнул Сарраг.

Варгас с Мануэлой не ответили. Эзра тем временем продолжал:

— Да будет воля Твоя полностью излечить меня. А если умру, пусть смерть моя послужит искуплением всех грехов, что свершил я перед Тобой.

— Он бредит, — констатировал шейх.

Но на этот раз преувеличенно ироничный тон не смог скрыть волнения араба.

— Слушай, Израиль, Бог — Всесильный наш, Бог Один!

Шейх опустился на колени возле больного и резко проговорил:

— Самуэль Эзра, вы думаете, сейчас время молитвы? Раввин, приоткрыв один глаз, едва слышно ответил:

— Другое имя… Назовите меня другим именем…

— Другим именем? — переспросил подошедший Варгас. И прошептал арабу на ухо: — Это бред…

— Умоляю… — простонал Эзра.

Монах с шейхом недоуменно переглянулись.

— Но это же совершенно очевидно, — сказала Мануэла. — Он хочет, чтобы его назвали по-другому.

— Глупость какая! Для чего?

— Понятия не имею! Но что вы теряете?

— Вы именно этого хотите? — спросил францисканец. Больной в знак согласия опустил веки.

Варгас колебался.

— Да имен сколько угодно! — потерял терпение Сарраг. — Абдалла, Мухаммед, Тарек…

Но монах жестом остановил его.

— Отныне, — торжественно проговорил он, опустившись на колени подле раввина, — имя твое будет Рафаэль.

Эзра вроде бы согласился.

— Но вы дали ему ваше имя! — изумился Сарраг.

— И что с того? Это первое, что пришло мне в голову. Время шло. Раввин спал глубоким сном. И только когда солнце уже было в зените, он пошевелился и открыл глаза.

— Вам лучше? — озабоченно спросила Мануэла. Старый раввин нашел силы улыбнуться.

— Да…

— Ну и напугали же вы нас!.. — пробурчал араб. — Я уж думал, нам придется рыть вам могилу по такой жаре! Хвала Аллаху.

— Не поможете мне сесть?

Шейх подхватил его за плечи и прислонил к дереву.

— Вы быстро приходите в норму. Можно подумать, вас излечила перемена имени! Кстати… Что это на вас нашло?

— Вы сочтете это утверждение ребячеством, но в Талмуде сказано, что тот, кто меняет свое имя, меняет и судьбу, — совершенно серьезно ответил Эзра. Он благодарно улыбнулся Варгасу: — Вы не могли сделать лучшего выбора… Вы знаете, что означает Рафаэль?

Монах сознался в своем невежестве.

— Всевышний исцеляет.

— Вот уж действительно, я при всем желании не нашел бы ничего более подходящего. А это новое имя не придало вам достаточно сил, чтобы сесть на лошадь?

Эзра покачал головой.