ГЛАВА 18

Среди неизвестных вещей есть такие, в которые мы верим, полагаясь на свидетельства других.

Это и называется верой.

Есть и такое, о чем мы составляем собственное мнение до и после изучения.

Это называется сомнением.

И когда в сомнении мы склоняемся в одну сторону, при этом ничего не утверждая безусловно, это называется мнением.

Боссюэ. Трактат о познании Бога… 1, XIV

Они неслись бешеным галопом, и менее чем в одном лье к юго-востоку от крепостных стен уже показалась Торремоча. Впереди вставала сьерра, как выточенная неким гигантом стена. В нескольких туазах над головой в коричневатом камне виднелось отверстие. Вверх вела тропинка, заканчивающаяся у крутого склона, усыпанного камнями, среди которых росли искривленные деревца.

— У нас нет выбора, — заметил Варгас. — Дальше придется идти пешком.

Остальные, ни секунды не колеблясь, тут же спрыгнули с коней.

— Нужно поторапливаться. Через час станет совсем темно. Ни лампа, ни факелы не помогут.

Эзра некоторое время изучал склон, а потом разочарованно изрек:

— Невозможно. Мне этого не одолеть. Даже если очень постараюсь, то все равно буду лишь вас задерживать. Мне кажется, будет лучше, если я подожду вас здесь.

— Ну, наконец-то вы прислушались к голосу разума! — хмыкнул Сарраг. — А мы ведь вас предупреждали. Но вы все равно настояли на том, чтобы ехать. — И добавил специально для Мануэлы: — На вашем месте, сеньора, я бы составил компанию раввину. Этот подъем может оказаться опасным.

— Вы правы. Но меня не опасность останавливает, а вот это. — Она раздраженно указала на платье и обувь. — Мой наряд не предназначен для такого рода занятий.

Сарраг кивнул, внимательно изучая гору.

— Кто бы мог подумать, что слова Баруэля «Там, в каменном чреве», обозначают пещеру, Фра Варгас, как, вам сказали, называется это место?

— Грот Мальтравьесо.

— Грот Мальтравьесо… Без помощи вашего брата тамплиера мы бы долгонько искали связь между этим местом и «каменным чревом».

— Если бы мы удосужились как следует подумать, то могли сообразить сразу, как только Баруэль упомянул «Джабал-эль-Нур», — возразил Рафаэль. — Но мы упрямо искали гору, отринув — неизвестно почему — другой символ, обозначавший пещеру, ту самую пещеру в горе Джабал-эль-Нур, куда — по вашим же словам — удалялся Пророк, чтобы предаться размышлениям. Нам следовало об этом подумать еще и потому, что уже в первом Чертоге Баруэль дал нам подсказку, упомянув «спящих И Ракима», цитата, взятая из суры, называемой… «Пещера».

— Ну, что я могу сказать? Задним числом, конечно, это кажется очевидным, но все выглядит совсем иначе, когда рассматриваешь детали, уткнувшись во фреску носом.

— Кстати о фресках, — рискнула поинтересоваться Мануэла. — Фра Варгас, этот потомок Гольфинов показался вам уверенным в своих словах? Я имею в виду те изображения, которые вы должны найти на стенках?

— Сеньор Уртадо был совершенно уверен. Он из тех немногих, кто знает о существовании этого места. Нам крупно повезло.

— Повезло? — проскрипел Эзра. — Ну вы и скажете! Во всем этом деле Баруэль вовсе не полагался на везение. Признаю, в какой-то мере это случайность, что сеньора заметила пресловутую фразу «Здесь Гольфины ожидают Божьего суда», но рано или поздно мы бы все равно ее обнаружили. Надеюсь, вы не думаете, что Баруэль упомянул «Час», не будучи убежденным, что из всех жителей Касереса сеньор Уртадо — наиболее подходящий человек, чтобы указать нам Мальтравьесо?

— Вы правы, — согласился Варгас. — Абен Баруэль наверняка знал, что этот человек был знаком с моим отцом. Как только я назвал имя Педро Варгаса, его лицо — до этого очень холодное — мгновенно просветлело. Он готов был из кожи лезть, лишь бы мне помочь. И таким образом поощрил меня — чуть ли не вопреки моей воле — расширить круг вопросов, пока я не процитировал отрывок из Чертога, где говорится о тех, кто поклоняется в небесах и на земле: Солнце, луна, небесные светила, твердыни гор, деревья, звери. Не успел я договорить, как он поведал о существовании этой пещеры с рисунками, сделанными, судя по всему, в незапамятные времена.

— Ну что же, — подвел итог шейх, — нам остается лишь проверить, сказал ли этот… «негодяй» правду. Пошли!

Как только они ушли, Эзра со вздохом рухнул на землю.

— Вот уж воистину… Старость — самое чудовищное наказание. Наше тщеславие уменьшается по мере того, как силы нас покидают. Вы счастливица, сеньора, что вы еще молоды. Пользуйтесь этим. Пользуйтесь и не забывайте о том, что время быстротечно. Оно как река, сеньора, неумолимо течет, и его воды никогда не возвращаются к источнику.

Улыбнувшись, Мануэла чуть было не сообщила ему, насколько согласна с этим замечанием. Разве может он знать: именно мысль, что годы бесполезно текут, отчасти и является причиной ее присутствия здесь?

Словно прочитав ее мысли, Эзра продолжил:

— Сеньора… Несколько дней назад, когда вы столь неожиданно появились на дороге, вы храбро отстаивали ваше дело. И все же один вопрос, который никто из нас вам так и не задал, несколько меня тревожит. — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — Допустим, вы сказали правду, и Баруэль действительно избрал вас, уж не знаю по какому принципу. И вот человек, о котором вы ничего не знаете, совершенно вам чужой, поручает вам отыскать трех типов — о которых вы тоже ничего не знаете — где-то там, на дорогах Испании, и лишь для того, чтобы сообщить им решение одной загадки, которая возникнет у них в неопределенном будущем. Признайте, что есть во всем этом нечто, что я назвал бы бессмысленным, и в этой связи возникает вопрос: почему вы согласились?

Мануэлу словно окатило ледяной волной. Она ждала подобного вопроса. Единственное, чего она не знала, — это когда именно его зададут и кто. По совету Менендеса она даже заранее заготовила ответ, собираясь сообщить, что отвергает Инквизицию с тех самых пор, как конфисковали ее трактат, и сама она была арестована и предстала перед судьями. Она намеревалась сказать, что желает отомстить тем, кто запретил ее творение и унизил ее саму. Но сейчас она решила ответить совсем иначе.

— А если я скажу, что от скуки? Если скажу, что руководствовалась лишь желанием почувствовать себя наконец полезной? Вы мне поверите?

— Представьте себе, что нечто подобное я и подозревал… Не спрашивайте почему, но это так. Скажем, что это преимущество старости. — И добавил менторским тоном учителя, спорящего с учеником: — Хорошо, сеньора… Я ценю вашу откровенность. — И, чуть ли не лукаво, проговорил: — Один раз — еще не привычка…

Снова повисло молчание. Издалека доносились голоса Саррага с Варгасом, все еще ползущих наверх.

— Интересно, что они там отыщут… — пробормотала Мануэла.

— Ничего сверх того, что Абен хотел, чтобы мы нашли…

— Знаете, что все это напоминает мне, ничего не знающей о ваших поисках? Охоту за сокровищами.

Раввин тихонько засмеялся.

— Вы сами не знаете, насколько правы, сеньора. Речь действительно идет о сокровище. Самом удивительном, самом невероятном, самом мифическом из сокровищ.

Она пристально поглядела на него, не зная, верить или нет.

— Вы серьезно?

— Да, сеньора… Не сомневайтесь… — Он ткнул в нее изуродованным артритом пальцем. — И когда настанет день, вы передадите нам ключ, который позволит нам завладеть этим сокровищем. Поскольку этот ключ у вас есть, не так ли?

Не успела она что-либо ответить, как он продолжил:

— И что я за скептик! Это же очевидно, иначе вы бы не были столь искренни только что. Этот ключ у вас точно есть…

Подняв голову, он прислушался.

— Их больше не слышно… Должно быть, добрались до места.

Подъем оказался еще более трудным, чем они думали. Фитиль лампы колыхался под порывами легкого ветерка. Привлеченные огоньком ночные бабочки вились вокруг стеклянной колбы, лихорадочно трепеща крылышками.