Мануэла, примостившись на краешке стола, поежилась и плотней укуталась в наброшенную на плечи шаль.

— Вам холодно? — обеспокоено спросил Варгас.

— Нет-нет! Все нормально! — Она постаралась говорить беззаботно.

— Это гроза, — объяснил Сарраг. — Есть в этом грохоте некое сходство с Судным днем. Так что вполне естественно, что женщины грозы боятся.

Он рассмеялся, но смех его звучал вымученно. В отличие от компаньонов он выглядел уставшим.

Полыхнула яркая молния, и на город обрушился потоп.

— Хорошо еще, что эти монахини соблаговолили дать нам приют, — заметил Эзра. — Это благодаря вам, Варгас.

Гремели раскаты грома, сопровождающиеся ритмичным шумом дождя.

Эзра, побарабанив по столу, спросил:

— Кстати, вы не шутили, когда давеча рассказывали о той аббатисе, феодальной владелице, пользовавшейся обширной судебной властью двести лет назад? Она действительно была полновластной хозяйкой пятидесяти маноров?

— Да, ребе. Я вам уже говорил, что в монастырь Де-Лас-Уэльгас имели право вступать только женщины из высшего сословия, и, естественно, они пользовались особыми привилегиями. Отсюда и такая власть аббатисы.

— Сущее безумие! Не хочу показаться грубым или нахальным, но объясните вы мне, при чем тут Бог? францисканец проигнорировал вопрос. Он изучал лежащие на столе два листка бумаги с восстановленным четвертым Чертогом, но без особого пыла.

Громовой раскат прокатился так близко, что стены трапезной содрогнулись.

— Кто знает, — пробурчал Эзра, — может, действительно настал час Страшного Суда? Впрочем, у нас есть преимущество: по крайней мере мы умрем, окруженные святынями и под молитвенные песнопения! — Последние слова он произнес не без вызова, но никто не обратил внимания. Тогда он грохнул кулаком по столу. — Да что с нами такое?! Нам осталось всего два этапа. Мы нашли четвертый треугольник, но вместо того чтобы радоваться, сидим с похоронным видом!

Варгас рассеянно смотрел на листок с четвертым Чертогом. Шейх достал агатовые четки, купленные утром у бродячего сирийского торговца, и медленно их перебирал. А Мануэла неподвижно сидела на краешке стола.

— Что вам непонятно, ребе? — спросил наконец араб. — Может, мы все просто устали. — Он резким рывком намотал четки на палец. — Вы говорили о близкой развязке… Не пора ли вспомнить об истинной цели нашей поездки? Увлекшись расшифровкой загадок, разве не отвлеклись мы от главного? Возможно, посредством этого омывающего все ливня реальность напоминает каждому из нас основную причину нашего здесь присутствия.

— Странно, — заметил Варгас, — до нынешнего дня мне иногда казалось, что различия между нами сгладились. И ВДРУГ, слушая вас, я вижу, что картина изменилась. Знаете, как в театральной постановке, где актеры вдруг начали играть чужие роли, пока автор, спохватившись, не вернул их к действительности.

— Действительности, фра Варгас? И в чем же она? В отказе от роли или в возобновлении игры?

— Кто знает…

— Я вам скажу. Сон ли, действительность, главное — оставаться самим собой. Вы правы, говоря, что за время путешествия различия между нами значительно сгладились. Однако наши убеждения остались прежними. Происшедшие события, возможно, и наложили на них свой отпечаток, но они все равно есть. Будем откровенны. Я иудей и таковым останусь до последнего вздоха. Вы — христианин, и ничто не отвратит вас от веры в Иисуса Христа. Сарраг — дитя ислама, последователь того, кто прозвал себя Печатью пророков. Относительно вашей метафоры я вам скажу, что не автор возвращает актеров к действительности, а близость Скрижали. Это Скрижаль нынче вечером напоминает нам о себе и вызывает опасение — забытое чувство — не найти в ней послание, которое укрепит нас в нашей вере.

— Странно, — не удержалась Мануэла. — Такое впечатление, что, жалуясь на различия между вами, вы сожалеете о них. Так почему бы вам не довериться друг другу? Иными словами, почему бы вам не обменяться теми фрагментами Чертогов, что есть у каждого из вас?

— Я не совсем вас понимаю, сеньора, — заявил Сарраг. — Зачем нам это делать?

— Вы забыли, что несколько дней назад ребе Эзра чуть было вас не покинул. Я помню, как вы пришли в расстройство от мысли, что окажетесь вдруг лишенными возможности достичь цели. Вы говорили: «Человеку грозит смертельная опасность. А без него нашему путешествию конец». А также: «Нужно, чтобы он передал нам недостающие Чертоги. Если он откажется, то это будет оскорблением памяти Абена Баруэля». Теперь представьте, что в следующий раз все закончится не столь удачно, и один из вас исчезнет безвозвратно. И Скрижаль, столь дорогая вашему сердцу, окажется утраченной навсегда. Поэтому я и дала этот совет.

— Воистину мудрый совет! — провозгласил Сарраг и лукаво предложил: — А почему бы вам не подать нам пример, сеньора Виверо? Разве не у вас последний ключ? Доверьте его нам.

Жертва собственной логики и порывистости, Мануэла не сообразила, что сама загнала себя в ловушку.

— Учтите, что ключ не представляет никакого интереса, пока не восстановлены все тексты, — довольно неубедительно проговорила она. — Восстановите все Чертоги, и я вам его дам.

Она шла по лезвию бритвы.

Ощутил ли это Варгас? Или просто счел разговор бессмысленным? Но, как бы то ни было, именно он разжал тиски.

— Предоставим это будущему. Поскольку сапфировая Скрижаль есть Слово Божье, то Всевышнему и решать, достойны мы ее или нет.

Мануэла вздрогнула. Варгас и вправду сказал сапфировая Скрижаль?

— Сапфировая Скрижаль… — не раздумывая сказала она. — Значит, разыскиваемая вами вещь — из драгоценного камня?

Щеки монаха вспыхнули.

— Вы не хотите отвечать?

— Очень может статься, — пришел ему на помощь Эзра.

— Именно в этом ее ценность? И снова вопрос повис в воздухе. Помещение осветила вспышка молнии.

— Значит, большего вы мне не скажете… — Это прозвучало скорее как утверждение.

Мануэла сползла со стола и глухо проговорила:

— Я вас покидаю, сеньоры… Очень печально. Мне казалось, я завоевала ваше доверие. Судя по всему, я ошибалась.

Сарраг смотрел в стену, Эзра рассеянно водил пальцем по краю стола. Только Варгас вроде бы встревожился. Но и он ничего не сказал.

Должно быть, именно его поведение и задело ее больше всего. Она поджала губы. Нет, все же у этих мужчин за внешней мягкостью скрываются ледяной ум и железная логика, решила она. Ничего ей от них не добиться.

С горечью поглядев на Варгаса, она резко повернулась и направилась к выходу.

— Вернитесь! — Францисканец указал на то место, с которого она только что слезла. — И сядьте.

— Покажите ей письмо, — велел он Эзре. — Я имею в виду письмо Абена Баруэля.

Как ни странно, раввин вроде бы даже не удивился. Порывшись во внутреннем кармане, он вытащил оттуда сложенные вчетверо листки бумаги и протянул молодой женщине.

Араб собрался возразить, но, видя решимость Варгаса с Эзрой, промолчал.

— Вот, сеньора, прочтите, и все поймете…

Мануэла взяла листочки так осторожно, будто они стеклянные.

На улице по-прежнему бушевала гроза. Но молодая женщина ничего не слышала, погрузившись в чтение.

И это тот самый пресловутый заговор? Божественное послание, пришедшее из тьмы веков? Это настолько далеко от всего, что могли вообразить себе Великий Инквизитор, королева и она сама.

В какой-то мере Мануэла испытала облегчение. Она уже довольно хорошо знала этих людей, глубина и широта их познаний ее восхищали. И мысль, что они окажутся банальными заговорщиками, была Мануэле невыносима. К тому же само провидение сыграло ей на руку. Они ведь в Бургосе, где находится резиденция Торквемады. Завтра же, с утра пораньше, она потребует у Мендосы, чтобы он организовал ей встречу с Великим Инквизитором. И тогда она все ему объяснит. Расскажет ему о сапфировой Скрижали, о духовных надеждах, связанных с ней, и он, безусловно, прикажет прекратить операцию. И Мануэла вновь обретет свободу. И таким образом доведет все до конца, и на сей раз королева не сможет обвинить ее в уклонении, как тогда в Толедо, в день аутодафе.