Однако теперь она болтала, смеялась и пела — совсем как раньше. И Сэмюэль понимал, что он должен радоваться тому, что она снова вернулась в мир слов и смеха. Но он не радовался.

Каким-то образом это заставляло его чувствовать, что его родители стали дальше от него. Как будто то потрясение и горе, которое они с Мартой испытывали после их смерти, помогало им удержать родителей рядом с ними. И теперь, когда он видел, что его сестра ведет себя как обычно, ему казалось, что кто-то словно перерезал последнюю ниточку, связывающую небо и землю.

После ужина, когда Корнелия в гостевой спальне переодевалась в пижаму, Сэмюэль тихонько перекинулся парой слов с сестрой.

— Ты же ни о чем ей не рассказала, да?

— О чем?

— О лесе.

— Нет. Конечно нет.

— Ты помнишь, что говорила тетя Ида? О том, как важно, чтобы мы ничего об этом не рассказывали?

— Да. Конечно. Я не тупая. Тебе не о чем волноваться. И в любом случае, Корнелия такая милая.

— Ну-ну.

— Это так. И, между прочим, тебе не идет ревность.

Сэмюэль закашлялся, как будто что-то застряло у него в горле.

— Ревность? Ревность?! Ты что, думаешь, что я хотел бы дружить с этой высокомерной, двуличной, избалованной девчонкой?

Марта ничего не ответила. Она просто поспешила вверх по лестнице, чтобы быть рядом с Корнелией. А Сэмюэль пошел на кухню.

— Что случилось? — спросил дядя Хенрик, вытирая посуду.

— Ничего, — ответил Сэмюэль, злясь на самого себя. — Это просто… ничего.

Дядя Хенрик мягко улыбнулся.

— Просто братья и сестры.

Сэмюэль кивнул.

— Да. Братья и сестры.

Сэмюэль был единственным, кто не спал. Ну, точнее, единственным человеком, который не спал. Он слышал, как у него над головой скрипят старые половицы, и думал, чем там может заниматься Тролль-сын. Почему он не мог просто лечь на матрас и лежать тихо?

Возможно, ему стоило пойти проведать его. Но нет. Он всех перебудит.

— Просто лежи тихо, — прошептал Сэмюэль, обращаясь к потолку.

Он начинал задумываться, что такого уж ужасного случится, если тетя Ида и дядя Хенрик узнают про Тролль-сына. В конце концов, что Сэмюэлю было терять? Пока что за то время, которое Тролль-сын провел здесь, Сэмюэлю пришлось соврать, что он болен, поделить градусник с самым отвратительным ртом, который только можно себе вообразить, пожертвовать своим любимым свитером и джинсами и заплакать перед Корнелией. На самом деле ему было немного жаль Тролль-сына. И то, что он услышал об Улучшителе, звучало довольно мерзко. Но что дальше? Ведь Тролль-сын не был человеком. Большинство людей даже не верили в троллей. Ладно, надо признать, что завести норвежских друзей у Сэмюэля не получилось, но, безусловно, он еще мог надеяться на что-то лучшее, чем одноглазый тролль, который через каждые два слова повторял: «Сэмюэль Блинк». Нет, завтра, когда Корнелия уедет домой, он расскажет о нем тете Иде и дяде Хенрику. И тогда Тролль-сына отправят обратно в лес.

И какая разница, что Сэмюэль чувствует себя виноватым? Да, ему, наверное, не стоило помогать прятать Тролль-сына. И да, тетя Ида была права: «Если мы не будем беспокоить лес, лес не будет беспокоить нас».

Но теперь Сэмюэль выучил этот урок. Он больше никогда не вернется в лес. И в любом случае, он был уверен, что сможет справиться с легким чувством вины, если это будет означать, что ему больше никогда не придется попробовать на вкус слюну тролля.

Но при всем этом он понимал, что присутствие Тролль-сына придется держать в секрете, пока Корнелия находится в их доме. Кто знает, какие проблемы у них будут, если она обнаружит его? Поэтому Сэмюэль вздрагивал при каждом скрипе, доносившемся сверху. В темноте он оглядел комнату. Посмотрел на пустую кровать Марты, на гардероб, на вертикальные ряды цветов на обоях, которые при таком освещении можно было легко принять за прутья тюремной решетки.

На мгновение он представил, как бы это было: не иметь никого. Так, чтобы не было не только родителей, но и Марты, и тети Иды, и дяди Хенрика. И чтобы границы этой комнаты были границами всего мира. И он понял, что в такой жизни не было бы никакого смысла. Это было бы похоже на мир, в котором люди не умеют разговаривать. Такая жизнь не стоила бы ровным счетом ничего. Без других людей, понял он, ты не можешь по-настоящему жить. Ну, ты можешь существовать — ты можешь продолжать дышать, но это не будет та жизнь, которую стоит прожить. Жизнь — это другие люди. Теперь он это понял. Жизнь — это моменты, которые ты делишь с другими. Только так ты можешь стать счастливым. Только так ты можешь понять, кто ты такой. А вовсе не лежа в пустой комнате с нечистой совестью и секретом, скрипящим половицами у тебя над головой. И чем скорее он сможет освободиться от этого секрета, тем лучше.

Именно тогда, именно в ту секунду, когда эта мысль пришла ему в голову, это и произошло. Сэмюэль услышал ужасающий грохот на лестничной площадке, как будто что-то проломило крышу и обрушилось на пол возле ванной.

«Тролль-сын», — была первая мысль Сэмюэля.

И он был прав.

Видите ли, Тролль-сын часами мерил шагами чердак. Ему там не нравилось. На закате он слегка протер от пыли оконное стекло и понял, как высоко над землей он находится. Он пробежался взглядом по скату крыши вниз, до густой зеленой травы далеко внизу — травы, ведущей к серебристому зеркалу фьорда. И ему стало очень страшно. Так страшно, что он начал тихонько скулить.

Он помнил, о чем просил его Сэмюэль, но ничего не мог с собой поделать. Это просто-напросто неестественно для тролля — быть так высоко над землей. Вот почему все тролли, за исключением Улучшителя, живут в одноэтажных домах. Они верят, что место тролля — строго на земле, точно так же как место птицы — на небе. Даже если бы у них были мозги, вы бы никогда не встретили тролля, который захотел бы сконструировать самолет или космический корабль. Понимаете, у троллей совсем нет этого страстного человеческого стремления к высоте. Это очень приземленные существа, существа почвы и камня, которые ничего не хотят знать о законах гравитации.

И если они видят, что находятся высоко над землей, то у них тут же появляется желание оказаться ниже. Вот так все просто. Тролль-сын пытался быть храбрым. Он конечно же не хотел сердить Сэмюэля. Но у него ничего не получалось. Он больше не мог терпеть. Ему было просто необходимо спуститься вниз, в спальню Сэмюэля.

Поэтому он медленно открыл дверцу люка и некоторое время смотрел вниз, на треугольник света на полу. Он видел лестницу и ковер, к которому она спускалась, но не понимал, как на самом деле он сможет начать свой спуск.

Ему так хотелось, чтобы Сэмюэль оказался рядом и помог ему, но он понимал, что не сможет позвать его, не влипнув при этом в кучу разнообразных неприятностей. Поэтому он поставил ногу на верхнюю перекладину лесенки. И потом, когда он опустил вторую ногу, чтобы поставить ее рядом с первой, он как-то не догадался наклониться или удержать равновесие, опершись на чердачный пол.

Поэтому излишне говорить, что после примерно трех ступенек Тролль-сын потерял равновесие и весь оставшийся до пола путь пролетел вниз головой. Ему было больно, но он заставил себя молчать, кусая свою руку.

Он увидел, как Сэмюэль в пижаме спешит к нему. Тот бешено жестикулировал и кричал какие-то слова, которые Тролль-сын не понимал.

Сэмюэль схватил Тролль-сына за свитер — свитер Сэмюэля, конечно — и потащил его в спальню. Свитер порвался на локтях и на спине, потому что хватка Сэмюэля была очень сильной, но сейчас это его не беспокоило: у него были более насущные проблемы.

— Возвращайся ко мне под кровать, — резким шепотом приказал он, уже слыша шаги тети Иды на лестничной площадке.

У Сэмюэля был план. Он подождал, пока Тролль-сын окажется под кроватью, а затем вышел из комнаты с закрытыми глазами и руками, вытянутыми перед собой.