— Получается!

— Что получается? — раздалось позади меня.

Обернувшись, я столкнулась взглядом с Йелли, выходящим ко мне из покоев, уставшим, но улыбающимся.

— Посмотри, — я с гордостью махнула рукой за спину. — Видишь, даже соседи слетаются на мои сказки!

Йелли подошел и обнял меня, прижал к широкой родной груди. Если подумать, то наверняка ему об этом было известно, но он посмотрел, покачал головой и ласково прошептал:

— Знаешь, я лишний раз убедился, что ты совершенно непредсказуемая, невероятная и…

— Твоя? — подлизалась я к мужу с заискивающей улыбкой.

— Только моя! — выдохнул он довольно. А потом глухо, куда-то в макушку добавил: — Родная и единственная.

Я встала на цыпочки, вытянулась вдоль моего леара, высокого, мускулистого, обняла ладонями его лицо и, глядя в удивительно чистые, почти прозрачные глаза, хрипло призналась, точнее, решилась:

— Я люблю тебя, Йелли. Очень-очень сильно, всей душой и сердцем.

Слова легко слетели с моих губ — я свято верила свои чувствам.

— Правда? — неуверенно, сипло проскрежетал он.

— Мыслями, чувствами, душой и телом — всем-всем, я люблю тебя. Думаю о тебе, мечтаю быть рядом… любить и быть любимой.

Теперь его ладони обнимали мое лицо, ласкали. Глядя мне в глаза, Йелли почему-то хмурился, когда клялся:

— Я всегда буду рядом, до последнего вздоха. Обещаю, что буду твоей стеной, опорой в мыслях, чувствах и ощущениях. Чтобы ты не сделала, не задумала или не захотела. Просто знай: я рядом, я с тобой всегда!

Воздух вокруг нас вспыхнул голубым огнем, мне показалось, даже слегка опалил. Видимо, клятва Йелли оказалась слишком большой, слишком клятвой. Но мне больше не страшно, хоть и не услышала привычное: я тебя люблю. Его обещание — это гораздо больше, неизмеримо. Я не буду одинока и безответна в своих чувствах.

Я первой потянулась за поцелуем, коснулась его губ, таких горячих, сладких. Во мне бушевала магия, эмоции, страсть. Йелли мое признание в любви тоже выбило из равновесия. Вокруг нас закручивался снежный смерч, снег ложился у наших ног, пока мы, забыв обо всем на свете, отключившись от всего мира, любили друг друга.

Ледяные простыни чуть остудили спину — жар терзал мое тело. Мы жадно ласкали друг друга губами и руками, трогали, касались, любуясь и открывая снова и снова. Мы неповторимы, уникальны, мы есть друг у друга. Как же я жила раньше без Йелли, его прикосновений, вкуса и запаха!? Его тепла и сильных, уверенных толчков, что рождали у меня внутри вулкан наслаждения. Было так естественно прогибаться под ним, подстраиваться под ритм, принимать его и стонать от удовольствия. Мы были идеальными половинками одного целого, в эту ночь я это приняла и поняла окончательно.

Утро я встретила не с розовым светом Комка, как обычно, а с ласковыми поцелуями мужа, облюбовавшего мое чувствительное плечо. Короткий бурный секс еще больше расслабил, хотелось растечься по кровати ленивой счастливой лужей и валяться до обеда, не думая о делах.

— Совсем забыл тебе сказать, — хрипло со сна и после страсти вспомнил Йелли, — вчера у меня были по очереди эраты Ланей и Одэко, а Иси вестник прислал. Все просили охватить твоим телевещанием их шаазаты…

Я рывком села, мгновенно вынырнув из чувственной неги:

— Что? И ты молчал?!

— Сладкая моя, после твоих признаний я забыл о таких мелочах! — мой великолепный леар лежал вальяжно и расслабленно, как огромный сытый кот, закинув руки за голову, и довольно смотрел на меня, голую и растрепанную.

— И что ты им сказал? — я кошкой скользнула ему на грудь, требовательно, но вместе с тем мучаясь от неизвестности, ожидая ответа.

Йелли перевернул меня на спину, навис сверху, нежно погладил щеку, а потом мягко ответил:

— Что вопросами телевещания у нас занимается первая шааза Арэнк и никто больше.

— А они? — счастливо выдохнула я и, наверное, светилась при этом ярче Великой Язы, да простит меня моя покровительница.

— Они остались недовольны тем, что придется идти к шаазе на поклон, но терпеть ежедневные отлучки своих подданных для них еще хуже. Яхто еще и возмущался, что моя жена своими сказками морочит голову его супруге и родственницам. Ему, бедному, оказывается, приходится терпеть их слезливые переживания, поэтому как шаэр требует ХЭ и побольше радостных сцен, а не то придумает, как заставить тебя рыдать вместе с ними!

— Гы-ы!.. — вырвался у меня истеричный смешок. — Очень убедительный довод. И что теперь делать?

— Как что делать, мой свет? — белоснежные брови шааза слегка выгнулись. — Через глыбу у тебя встреча с Иси, в Кристальном, сама понимаешь, шаэры на заключение договоров сами не летают. А Одэко и Ланей явятся лично ближе к полудню.

— Так что же ты молчал? — вскрикнула я, вскакивая с кровати. Дальше я металась по спальне, обернувшись простынкой, одновременно отправляя вестники секретарю и горничной: — У меня договор еще не готов типовой. И сама не готова, лохматая и страшная и…

— Можешь сослаться на меня, де задержал в постели, никак насытиться не мог.

— Угу, тогда они решат, что я ущербная: либо в постели бревно, либо магии совсем нет, — проворчала я из гардеробной.

— Теперь понятно, почему этот пресловутый хэ требуют, ты во всем видишь только мрачные тона, душа моя! — рассмеялся муж.

— С вами по-другому не выходит, только расслабишься, повернешься спиной — и ба-бац кинжал в… тыл.

— Кстати, мама просила тебе напомнить, что через неделю празднование Марва Лютого, тебе надо подготовиться!

Я остановилась, лихорадочно соображая, о чем опять забыла:

— Э-э-э… а что там за празднование?

Йелли снисходительно укоризненно покачал головой, вновь заложил руки за голову и выглядел, как олицетворение похоти. Меня точно проняло, глядя на его рельефную, поджарую фигуру, чувственную лукавую улыбку, искрящиеся насмешливые глаза.

— Эх ты, шааза называется. Пробелы по истории Леарата по самым обычным…

Мне стало неловко и стыдно и, срочно покопавшись в памяти, я триумфально объявила:

— А! Это самый холодный день в году! Вот!

— И-и-и? — ухмыльнулся Йелли.

— В этот день великие лары на горе Дамарис, колыбели леаров и месте исхода ларов на небеса, благословляют всех истинных новобрачных… — отчиталась я.

— И-и-и? — продолжал забавляться муж.

— Что «и-и-и»? — не поняла я, а потом вспомнила и процитировала свекровь вместе с ее интонацией: — Надо сшить шикарное платье, потому что это, по сути, второй шардис. Надо блистать, поражать и раздавить любые сомнения недоброжелателей, что Арэнки — самые крутые и сильные.

— Умница! — похвалил Йелли, улыбаясь.

Мне в голову пришла прекрасная идея:

— Хвала ларам, у меня есть Байли, вот она и займется самым крутым нарядом. А то служба горничных есть, Байли есть, а задач у нее пока мало, крылья опустила… скучает.

Йелли медленно сел, положил ладони на обнаженные колени. Голый, но не менее значительный и суровый.

— За Байли тебе отдельное спасибо. Мы с отцом уже думали, как вернуть отщепенцев в род, но повода не было, пока ты ее главой службы не назначила. Причем не унизила древний род, наняв девушку простой горничной, а принародно поставила ее над всеми. Выделила.

Я невольно выпустила крылья и победно крутанулась вокруг своей оси с воплями:

— Кто умница? Кайя — умница!

И под хохот Йелли рванула собираться на прием к шаэру продвигать свое кино. И трясти деньги, а то муж на мои кино и театральные хотелки сильно поиздержался.

Оглаживая наряд на бедрах и проверяя все ли идеально сидит, я подумала о том, что надо бы в благодарность местным духам и ларам что-нибудь преподнести. И еще поблагодарить Великую Язу. Подождать сто лет или она меня на расстоянии услышит? Даже если не услышит, сделаю на всякий случай. Лишней благодарность никогда не бывает — это я уже тоже поняла!