— Кажется, новосибирским… Точно, новосибирским, — вспомнила Марина.

— Тогда чего мы тут торчим? — Он покосился на пластмассовую пальму в кадке. — Быстро в аэропорт! Может, еще успеем…

У Марины была тысяча резонов, чтобы усомниться в разумности этой затеи, но ни один из них она не успела озвучить, потому что каперанг подхватил ее под руку и увлек за собой. Через минуту они уже сидели в такси, которое остановил каперанг, и мчались по шоссе к аэропорту.

Герман, севший рядом с водителем, пробормотал:

— Далековато у вас тут аэропорт… Нам бы побыстрей, шеф…

— Что, на самолет опаздываете? — поинтересовался водила, прибавляя газу. — На какой спешите?

— На новосибирский, — вздохнула Марина.

— Ну… — протянул таксист, — на этот успеем. Только вы что-то без вещичек…

— Мы провожаем, — пояснил каперанг.

— Тогда проводите, — заверил водитель, — еще обниметесь и расцелуетесь. Я расписание наизусть знаю, как таблицу умножения. Единственный маршрут в городе, на котором еще можно заработать.

Они и в самом деле успели, в секторе регистрации пассажиров еще светилось табло с номером новосибирского рейса. Правда, очереди перед стойкой не наблюдалось, и две молоденькие девицы в черных юбках и форменных аэрофлотовских рубашках явно скучали, ожидая припозднившихся пассажиров.

— Наверное, она уже в самолете, — снова упала духом Марина.

— Не стоит паниковать раньше времени, — урезонил ее каперанг и направился к стойке сектора регистрации. Вернулся он довольно скоро и несколько озадаченный:

— Похоже, ваша приятельница передумала лететь этим самолетом…

— Как это? — «не поняла Марина.

— Она еще не регистрировалась, — ответил Герман, — я попросил проверить по списку.

— Может, она опаздывает? — предположила Марина.

— Все может быть, — философски заметил каперанг и сверил свои часы с электронным табло на стене аэропорта.

Они подождали минут десять, у Марины даже глаза разболелись, пока она всматривалась в пеструю толпу авиапассажиров в надежде разглядеть среди них Полину. Потом к стойке регистрации и в самом деле подлетел запыхавшийся пассажир, крупный высокий мужчина, которого при всем желании трудно было спутать с субтильной Полиной Коромысловой. А вслед за этим надпись «Новосибирск» погасла, вместо нее загорелась другая — «Киев», а Марина и каперанг понуро поплелись к выходу.

— Что, расстроилась? — Он впервые позволил себе обратиться к Марине не то чтобы фамильярно, но достаточно неофициально.

— Просто как-то не очень хорошо получилось, — вздохнула Марина. — Она еще подумает, что я не захотела ее видеть. Что мне неприятны разговоры о ее сестре, и, вместо того чтобы зайти в гостиницу, я преспокойненько отправилась на пляж. Тем более… тем более в записке она написала, что хочет меня о чем-то спросить. — Марина достала из кармана записку и показала ее Герману. — Вчера я не смогла из-за… ну, вы знаете, что случилось, а сегодня с утра как-то из головы вылетело.

— Немудрено, — согласился каперанг, — ладно, будем считать, что ничего плохого эта Полина про вас не подумает. В конце концов, вы можете ей написать и все объяснить.

— Куда написать? У меня же нет адреса.

— Да в пансионате он наверняка есть, — парировал Герман, — в таких учреждениях всегда тщательно фиксируют паспортные данные клиентов на тот случай, если они вдруг совершат кражу вафельного полотенца.

В ответ на эту реплику Марина позволила себе слабо улыбнуться. Она сразу вспомнила озабоченных администраторш «Лазурной дали», пересчитывающих полотенца и простыни. Еще она вспомнила директора пансионата, который ей, собственно, и открыл истинное имя Валентины Коромысловой, предпочитавшей называться Кристиной. Тогда же он зачитал и ее нижнереченский адрес, только Марина его, к сожалению, не запомнила. Но, в конце концов, она действительно может спросить директора, вряд ли он ей откажет. Впрочем, в данный момент ее интересовало совсем другое.

— Странно все-таки, — пробормотала она, — почему же она не улетела новосибирским рейсом?

Каперанг пожал плечами:

— При таких обстоятельствах, как у нее, возможны всякие неожиданности. Случай-то нетривиальный, согласитесь. Может, она еще не все формальности утрясла?

— Тогда почему она съехала из гостиницы?

Герман только развел руками:

— Честно говоря, я не специалист по гаданию на кофейной гуще.

Конечно, он мог отнестись к непонятному исчезновению Полины спокойно, в отличие от Марины. Потому что не знал того, что знала она. Про платье, про странный обыск в номере пансионата. Но посвящать его в эти подробности Марина не стала из опасения, что он примет ее за фантазерку. Сама же она чувствовала себя окончательно выжатым лимоном.

Марина открыла глаза и печально посмотрела на окружающую ее действительность в виде казенных стен номера, шкафа с перекошенной дверцей и полотенца, висящего в лоджии на куске бинта, приспособленном вместо веревки. И в этой обстановке она встречала свое тридцатипятилетие! Было от чего загрустить, а может, даже и зареветь. Последнего, впрочем, она себе не позволила. Нужно не слезы размазывать, а выход искать. Жаль, под рукой его не было.

Она сползла с кровати и потопала в ванную. Умылась, рассмотрела в зеркале свое слегка шелушащееся от морской воды лицо и неуверенно сказала:

— Ну, с днем варенья тебя, что ли… В ответ ее отражение состроило уморительно-кислую мину, достойную Чарли Чаплина, и Марина раздраженно плеснула в него водой. Получилось еще хуже: теперь было похоже на то, что она плачет. Вернувшись в комнату, она распахнула шкаф, где увидела скомканное голубое платье, некогда выгодно подчеркивавшее нежность ее глаз и редкий цвет волос, а ныне безнадежно обезображенное жирным пятном. Вспомнив, что она захватила его с собой специально, чтобы надеть в день рождения, Марина не удержалась и таки дала волю слезам. В результате на люди, то бишь на завтрак, она явилась с красными глазами и опять же покрасневшим кончиком носа. Ей еще повезло, что в столовой уже никого не было: из-за внезапного приступа меланхолии она слегка под задержалась, за что и получила выговор от официантки. Кроме того, манная каша так застыла, что и по консистенции, и по вкусовым качествам напоминала пенопласт, а чай был окончательно холодным, но вряд ли это могло радикальным образом повлиять на Маринино настроение. В том смысле, что оно и без того было окончательно испорчено.

Кое-как покончив с завтраком, она осенней мухой поползла через фойе, когда ее окликнула крашеная блондинка, сидящая у входа за стеклом и напоминающая рыбку в аквариуме:

— Виноградова! Это вы Виноградова?

— Да, — пролепетала Марина, в глубине души ожидавшая нового подвоха от судьбы-злодейки.

— Вам телеграмма! — Крашеная блондинка просунула в окошко открытку с рисованными тюльпанами.

Марина ее торопливо развернула и с трепетом ознакомилась с содержанием телеграммы. Наклеенные буквы извещали: «Третий день пьем ваше здоровье. Пит и Вэл». Что за абракадабра такая? Марине пришлось перечитать телеграмму по крайней мере восемь раз, прежде чем до нее дошел смысл. Пит — это ее сын Петька, а Вэл — это его дружок Валерка из соседнего подъезда. Насчет здоровья было тоже более-менее ясно, но что именно они пили?

Ее раздумья вновь прервала блондинка за стеклом:

— Ой, чуть не забыла, вам же из милиции звонили. Просили зайти.

— А что случилось? — испугалась Марина.

— Откуда же я знаю? Сходите и узнаете, — резонно заметила блондинка.

Марине ничего не оставалось, как последовать ее совету. Она спустилась по ступенькам и уже хотела было взять курс в сторону центра города, как случилась очередная неожиданность… Сначала перед ней возникли цветы, здоровенная такая охапка. Марина уставилась на них и попыталась уклониться в сторону, но букет тоже изменил траекторию своего движения и снова оказался прямо перед ней. Чтобы выяснить, чьи это дурацкие шуточки, Марине пришлось остановиться и поднять голову. Полковник! Точнее, каперанг! Надо же, что это с ним? А тот улыбнулся и сказал: