— Я не могу, понимаешь? — всхлипывает.

— Понимаю, — пытаюсь контролировать голос. — Но не принимаю.

— Леван, дело не в тебе, — чувствую дрожь по ее телу.

— Вот только не надо нести мне всякую чушь! — все-таки срываюсь, повышая голос. Яна замирает, не продолжая. А меня несет. Не справляюсь с эмоциями. Резко разворачиваю ее к себе, вжимая в подоконник. Ее глаза закрываются, отворачивается от меня, сглатывая. Снова боится! Хватаю ее за подбородок, с силой разворачивая к себе. — Открой глаза и посмотри на меня! — в голосе приказ, и ее глаза тут же распахиваются. Смотрит, начиная дышать глубже. —Я не Тарас! Я не тот ублюдок, который будет тебя унижать и подавлять. Я такой, какой есть, но я другой! — выпаливаю в лицо, продолжая удерживать его. — Пойми ты это! Не нужно меня любить! Просто принимай такого. Даже сейчас, когда я на взводе, когда повышаю голос и пытаюсь до тебя донести свои чувства, я не причиню тебе вреда! — задыхаюсь на последних словах, отпуская ее подбородок, отступаю на пару шагов. Дышать, сука, нечем. Яна молчит, снова закрывая глаза.

Я, в принципе, все сказал.

— Поехали домой, — уже спокойно выдаю. Мне кажется, сейчас я тоже пуст. Все отдал ей. Но королева у меня снежная, она может только замораживать души.

Уходим, не прощаясь. Молча помогаю надеть Яне пальто, молча сажаю в машину и везу нас домой. Нет, я не специально молчу, мне просто нечего больше сказать. Слова есть, но ей они не нужны.

Как, мать вашу, сложно-то!

Резко сворачиваю на обочину, торможу и выхожу из машины, громко захлопывая дверь. Облокачиваюсь на капот машины, прикуриваю сигарету, глубоко затягиваясь. Напиться хочется. Не просто напиться, нажраться в хлам. Чтобы вот этого всего не чувствовать. Курю. Мыслей нет уже никаких.

Докуриваю, сажусь за руль, выезжая на трассу.

Тишина. Слышно только мое глубокое дыхание. Яна всю дорогу молча смотрит в окно. Все правильно, ей тоже нечего мне сказать.

Так же молча, словно чужие, мы проходим в квартиру. Нет, мы в принципе чужие. Королева так решила. Я не согласен, но мои чувства ее не волнуют.

Яна уходит наверх, а я скидываю с себя пиджак, срываю рубашку, обрывая пуговицы, и иду к бару. Наливаю стакан коньяка и залпом выпиваю. Горло горит, дыхание перехватывает, но я наливаю себе еще, гашу свет и падаю в кресло, смотря в окно на ночной город.

Первая порция коньяка разливается по телу теплом, выдыхаю.

Уже медленно цежу алкоголь, тупо смотря в одну яркую точку за окном.

Надо бы подняться, извиниться за срывы, за признанья, черт побери, что-то объяснить, пообещать… Но слов нет. Увижу ее, вдохну запах и снова сорвусь, сделаю только хуже. Чем я тогда лучше ее ублюдочного мужа? Я замочу этого ублюдка. Эта мразь сломал мне женщину. А я переломаю его.

Снова глотаю коньяк до дна и швыряю стакан в стену, слыша, как он со звоном разлетается на осколки. Поднимаюсь с места, иду к бару, беру уже бутылку, глотаю алкоголь прямо из горла.

Снова падаю в кресло, откидываю голову, закрываю глаза, дышу. Думал, алкоголь поможет забыться. Ни хрена! Мысли наполняют голову, наслаиваясь друг на друга.

В моей жизни всегда было много секса. Женщины – не проблема, их было много, я даже не считал. А сейчас понимаю, что все это мишура, суррогаты, всего лишь тела, а мне не хватало любви. И вот она, мать вашу, сука, любовь. Только она какая-то уродливая до безобразия.

Опустошаю полбутылки коньяка. Опьянение вроде есть, но цель отключиться не достигнута. Продолжаю бухать, банально заливаясь.

Слышу ее шаги по лестнице, задерживаю дыхание. Не надо сейчас меня трогать. Я пьян и неадекватен. На эмоциях могу снова сорваться и буду не только говорить…

Стук каблуков по полу, не оборачиваюсь, глотая коньяк.

— Леван, — слышу позади ее голос.

— Ложись спать, — голос хрипит.

— Обернись, пожалуйста, — просит она меня. Сжимаю челюсть. Если женщина просит… Разворачиваюсь в кресле и шумно втягиваю воздух.

Яна голая. Нет, на ней чулки, туфли, сапфиры и больше ничего. Так, как я хотел этой ночью. В полумраке комнаты ее силуэт идеален. Она до безобразия сексуальна. Встает моментально. Рассматриваю ее, жадно глотая воздух. Это провокация. Я, определённо, хочу ее. Всегда хочу, как голодный зверь. Но сейчас я не способен выдать что-то, что она сможет принять, только жесть. А утром мы откатимся назад, и она меня возненавидит.

— Нет… — качаю головой. — Я пьян… Иди спать, — снова отворачиваюсь, беру сигарету, прикуриваю, выпуская дым в потолок.

Не уходит.

Ну что ты провоцируешь-то меня?

Душу выворачиваешь.

Снова слышу ее шаги, но не от меня, а ко мне. Напрягаюсь, когда ее ладони ложатся на мои плечи, ведут по груди, лаская. Наклоняется, ее волосы щекочут лицо, по телу проносится волна жара. Зажмуриваюсь, а ее руки уже на моем животе, ведут ниже. Ловлю их, сжимая.

— Яна… — выдыхаю, когда ее губы, трутся о мое лицо. — Не надо, я сейчас не способен себя контролировать. Растерзаю…

— Растерзай, — выдыхает мне в губы. Тело, конечно, ей верит и реагирует возбуждением. Такой карт-бланш.

— Ты сама не понимаешь, чего просишь. Я сорвусь.

— Понимаю, — снова шепчет, выдыхая мне в ухо. — Ты все равно не причинишь мне вреда. Я тебя не боюсь, я доверяю тебе, даже когда ты такой…

Усмехаюсь, но больше оскаливаюсь.

— Я не смогу остановиться.

— Не останавливайся. Хочу тебе такого.

Леван

Нет, я не зверь, я не сорвусь и не растерзаю в прямом смысле этого слова. Просто дико голодный по ней. Всегда! Но сейчас особенно. Когда алкоголь отключил тормоза и эмоции наразрыв. Она не уходит. Я даю ей шанс, но она не уходит. Зря ты мне доверяешь, моя королева, я сам себе сейчас не доверяю, но тормозить и выгонять тебя больше не могу.

Отрываю ее руки от себя.

— Иди к окну, — в голосе приказ, на просьбы не способен. И она послушно идет. Эти чёртовы шпильки, чулки, делающие ее ноги длиннее, сводят с ума. Я, сука, сам себе иногда завидую. Женщина вроде моя – бери, делай, что хочешь, но она не моя. — Спиной ко мне, руки на стекло.

Свет погашен, мы высоко, нас никто не увидит, но ощущение чего-то публичного, запредельного, должно будоражить. Я нетрезв, но эта женщина еще больше кружит голову. Яна медлит, но все же исполняет.

— Какая же ты… — стискиваю челюсть, не договаривая. Потому что она шикарная, сексуальная, умопомрачительная, но я слишком часто рассыпаюсь в комплиментах и признаниях, которые ей не нужны. Отставляю бутылку подальше, алкоголь мне теперь незачем, у меня тут наркотик похлеще.

Встаю, подхожу к Яне, веду руками по телу, чувствуя ее дрожь. Наклоняюсь, вдыхаю ее запах на шее, одновременно сжимая бедра.

— Знаешь, о чем постоянно думаю? — спрашиваю хриплым, пьяным шепотом.

— Нет, — выдыхает она.

— Двадцать четыре на семь я думаю только о тебе. Рад бы переключится, но, сука, не могу! — кусаю ее за мочку уха. — Ты так сильно въелась в меня, что я отравился, — выходит агрессивно, словно я предъявляю. — Раздвинь ноги! — скольжу рукой между ее ног, накрываю плоть, провожу пальцами между складочек. Мне на хрен сейчас не нужны прелюдии, но я еще пытаюсь держать себя в руках. Резко проскальзываю двумя пальцами в нее, и Яна шумно выдыхает. Замираю, покусывая нежную кожу на ее шее. Сам хрипло рычу от ощущения ее горячей тесной плоти. Двигаю пальцами внутри нее, поглаживаю, выскальзываю, задеваю клитор, растираю и снова внутрь, имитируя толчки, растягивая. Другой рукой накрываю грудь, сжимаю, потираю ладонью соски, ощущая, как по ее коже разбегаются мурашки. Это все, на что я способен. Это все, что могу дать ей, а дальше – только себе, чтобы удовлетворить свои животные инстинкты. Член болезненно ноет, пульсируя от желания ворваться в нее.