- Или где-то проваландался, - вдруг прозвучало из полумрака вагона. – На самовольное оставление части в условиях боевых действий походит. Как считаете, капитан Филин?

Под ближайшую лампу вразвалочку вышел упитанный подполковник. Это мягко говоря, упитанный. Начальник политотдела дивизии товарищ Стасенко. Фигура теоретически авторитетная, но практически никем не уважаемая за склонность к пустословию, мелочность и бесхребетность.

- Это вы, товарищ подполковник, у санитаров спросите, которые два часа назад меня откопали, - Филин смерил подполковника ироничным взглядом.

Форма на замполите была не полевая, а повседневная и сапоги начищены до блеска. Он будто бы не пришел сюда, а прилетел.

«Прошелся бархоткой перед тем, как запрыгнуть в вагон? Перед доктором выкаблучивается? Тоже мне франт. Лучше б жрал поменьше».

- А у Васнецова с Бадмаевым уточните, - продолжил Филин, - сколько кило земли поверх нас троих лежало, и как они считают, смог бы я выбраться, погулять денек, а потом снова зарыться на ту же глубину?

- Ладно, остынь, - Стасенко смягчил интонации. – Вот вечно ты ерепенишься, Филин. Чего тебе неймётся? На грубость хочешь нарваться? Без пенделей, как без пряников?

- Я с детства такой: энергичный и любознательный. Поэтому в разведке и служу. А у вас какое оправдание?

- Опять дерзишь? Хочешь до цугундера договориться?

- Какая подначка, такая и сдачка. Можете влепить мне выговор с занесением в личное дело. Или рапорт в СМЕРШ напишите. Что вам больше нравится?

- А-а, - подполковник сморщился, как от лимона и махнул рукой. – Чумовой ты, Филин! Столько медалей мимо тебя пролетело из-за языка твоего бескостного, взвод можно наградить. И премиальных профукал… два кармана. Не жалко тебе?

- Не-а, - Филин усмехнулся. – Можете смеяться, но я за Родину воюю, а не за деньги с медалями. А вы?

- Уф-ф, - Стасенко снял фуражку и утер платком лысину. – Забодал ты меня. Смершевцам только не говори про свою подземную лёжку. Не поверят. Сутки в отключке, считай заживо похоронен был, а теперь вон что, живой и бодрый. Эти товарищи в божьи чудеса не верят. Так, товарищ Ерёмина?

- Мне-то откуда знать, товарищ Стасенко? В госпитале все в одно чудо верят – в исцеление. От хирургов и других врачей его ждут.

- Во-от! – Протянул подполковник Стасенко многозначительно и поднял к потолку палец. – Никакого религиозного мракобесия, чистая наука! Всё в полном соответствии марксистско-ленинской теории, а также сталинской практике. Без ложных надежд на опиум для народа и спасительные свойства культовых талисманов и оберегов, вроде крестов, ладанок и образов. Вы согласны, товарищ капитан?

- Крестики это не талисманы и не обереги, а просто символы веры, - Филин пожал плечами. – Напоминание такое. Задумал человек дурное, взялся за крестик и вспомнил, что религия ему этого не позволяет. Недаром же и среди атеистов распространена уловка «нарисовать крестик на память». Но насчет науки согласен. Она шагает вперед семимильными шагами.

Капитан похлопал по ближайшей полке.

- Наша наука не хуже ихней, - подполковник уловил намек. – Или вы, товарищ капитан, обратный ход рассуждений предпочитаете?

Он с подозрением прищурился и уставился этаким «проницательным», как ему казалось, взглядом на Филина.

- «Дайте мне точку опоры и я переверну Землю», - капитан развел руками. – Дайте товарищу Ерёминой немецкие документы и тогда мы поймем, кто кого на текущий момент хуже или лучше.

- «На текущий момент», значит, - Стасенко кивнул. – Я запомню, товарищ Филин, эту вашу уклонистскую оговорочку. Разберемся с этим трофеем, будьте любезны заглянуть ко мне на беседу.

- Слушаюсь, товарищ подполковник, - спокойно ответил Никита. – Если не получу новое задание, непременно загляну.

- Надеетесь, Васнецов защитит, как обычно? – Стасенко усмехнулся. – Ну-ну. Посмотрим. Кстати, вы не в курсе, куда исчез один ваш боец… ефрейтор Покровский?

- Два варианта. Либо, куда и все остальные – на небо… в чисто научном смысле разумеется, в виде пепла. Либо… воюет. Наши далеко продвинулись?

- Относительно.

- Вот там его и надо искать… относительно.

- Поищем. А пока вы свободны, капитан Филин. Здесь вам делать нечего.

- Как знать…

- Мне пригласить майора Жданова?

- Я тоже выйду, - сказала Ерёмина. – Душно здесь. Будут новости, я в машине. Разрешите идти?

- Ступайте, - подполковник Стасенко раздраженно махнул рукой.

Филин выпрыгнул из вагона и помог Алевтине спуститься на землю, а дальше первой двинулась она. Где стоит машина, разглядеть было невозможно, пусть уже вовсю светило пока ещё в меру яркое и относительно теплое октябрьское солнце.

«Уже ноябрьское, - мысленно поправил себя Филин. – Тридцать первое я пролежал как боров под слоем грязи. Как только не окоченел? Земля тлела, это да, но ведь не сутки с гаком. И не задохнулся. Нет, Стасенко, напрасно ты столь решительно отвергаешь религиозное мракобесие. Без чудесного вмешательства тут не обошлось, вот те крест во всё пузо, товарищ замполит».

- Сам предупреждал, что лишнего говорить не надо, и что? – Ерёмина вдруг обернулась и одарила капитана легкой улыбкой. Светлой, но почему-то грустной. – Ещё немного и довел бы несчастного Стасенко до психологической травмы. Ему и так трудно, никто его, похоже, всерьез не воспринимает.

Никита отметил очень неожиданный и благоприятный сдвиг в наметившихся отношениях. Алевтина обратилась к нему на ты.

- А как можно воспринимать всерьёз этот ходячий сборник лозунгов? – Филин усмехнулся. – Знаешь, и умные люди иногда говорят глупости. Это простительно. Но когда умничают глупцы… это невыносимо.

- Всё равно, поосторожнее. Он трусоват, в лоб не пойдёт, но если подвернется случай, обязательно отомстит за все обиды. Такие типы злопамятны.

- Ты не только врач, ты еще и психолог?

- Все врачи психологи, - Алевтина остановилась и вдруг взяла Филина за руку.

Сначала капитан вообразил невесть что, но в следующую секунду понял – доктор просто решила посчитать пульс.

- Что там? «Пустое сердце бьется ровно»?

- Ты начитанный, - Ерёмина посмотрела на капитана как-то странно, искоса, будто бы с опаской, но и с любопытством. – А ну, пробежимся?

- Не вопрос, - Филин рванул с места в карьер и вмиг очутился на десяток метров впереди.

Доктор тоже не стала изображать кисейную барышню и припустила за капитаном вполне профессионально, по времени примерно второго разряда.

Стой машина чуть дальше, забег мог бы продолжиться. Ни Филин, ни его соперница особо не запыхались. Но рядом с «полуторкой» оба затормозили и доктор снова ухватила Никиту за запястье.

- Пятьдесят, - выдохнула Алевтина.

- Это хорошо?

- У меня… под сотню. А я, между прочим, бегом занималась. Область выигрывала. А ты каким видом спорта занимался?

- До войны? Никаким. Физкультурой в школе. Но с сорок первого… ещё какой спортсмен. Мастер спортивного ползания и Ворошиловский стрелок из всех видов оружия. А что не так?

- У тебя пульс… слишком медленный. В покое вовсе меньше сорока был. Может, от этого и в глазах темнеет.

- Меньше оборотов, меньше износ «пламенного мотора», - Филин улыбнулся. – Не так?

- Ты ведь не механизм, - Алевтина заглянула в машину. – Странно, где Ванечка? Здесь столько матценностей. Тиснет кто-нибудь лекарства, ему ж влетит.

- А правда, что новые лекарства, которые от всех инфекций лечат, из плесени делают?

- Правда, Никита, - доктор повертела головой и негромко позвала: - Ваня! Ты где, Ваня?!

- Командир! – Вдруг долетело откуда-то из-под вагонов. – Уходи, командир! Уходи!

Филин резко обернулся и увидел несущегося на всех парах, от насыпи прямиком к санитарной машине… ефрейтора Покровского. Собственной персоной. Впереди, похоже, что на ефрейторских пинках, буквально летел тощий рыжий боец, а следом бежали ещё несколько солдат и один офицер – уже знакомый майор Жданов.