— Я не… эм. Нет. Просто нет. — Ее лицо бледнеет.

— У меня даже нет смазки, — быстро выпаливаю я, проводя ногтями по коже головы. Я опускаю подбородок на грудь, глядя вниз. Голый и вялый — это не очень хороший вид. Я прикрываюсь руками и подхожу к комоду в поисках боксеров.

— О Боже. О, нет, — булькает она, прежде чем прикрыть рот ладонями. Ее плечи резко наклоняются вперед. — О, нет… О, не… — Ее сейчас стошнит.

Одной ногой в боксерах, я прыгаю к ней. Ее лицо искажается, когда она смотрит на меня. Черт. Голый, вялый и подпрыгивающий точно тоже не самый приятный вид. Я тороплюсь засунуть вторую ногу, но нога цепляется за какой-то предмет одежды, и я падаю. Я застрял. Пойманный в сеть из чёрных кружев. Я смотрю вниз и вижу ее лифчик, зажатый между моими пальцами. Мне удаётся избавиться от этой чертовой штуки, потряся ногой три раза. Я перекатываюсь на спину, поднимаю бедра и, наконец, натягиваю боксеры. Одним быстрым движением Холли вскакивает с кровати, проносится мимо меня и со скоростью света мчится в ванную.

И она почти успевает.

Кусочки грибов, пропитанные сильным запахом корицы, падают на пол в прихожей. Она переступает через мокрое месиво, или, по крайней мере, ей так кажется, и продолжает бежать в ванную.

Я стою прямо за ней, когда она с глухим стуком падает на колени и продолжает опустошать свою ночь в мой туалет. Я убираю ее длинные волосы с лица. Мне не привыкать к рвоте. В среднем, восемь человек приходят в отделение неотложной помощи с проблемами желудка каждый день. К сожалению, кроме этого небольшого жеста, мне больше ничего не остаётся, как переждать приступ вместе с ней. К счастью, у меня крепкий желудок, но если я ненавидел грибы раньше, то теперь ненавижу их еще больше. Ее тошнит снова и снова. Господи, сколько грибов было на одном куске пиццы?

Рука Холли слабо тянется вверх, и она смывает первый раунд.

— Пожалуйста, уходи. — Ее тело откликается последним спазмом, но ничего не выходит. — Мне так стыдно.

— Не стоит. Это просто рвота. Нас всех тошнит. — Я ищу правильные слова, которые могли бы ее утешить. — В 1992 году Джорджа Буша вырвало на японском банкете перед ста тридцатью пятью людьми. — Лёгкая улыбка появляется на ее бледном лице, прежде чем она снова опускает голову на сиденье унитаза. Это сработало. Я помог ей. Я продолжаю говорить. — Некоторые люди даже любят рвоту. Не знаю, слышала ли ты когда-нибудь об эметофилии, но это синдром, когда человек сексуально возбуждается, наблюдая, как кого-то рвёт. — Она поднимает голову с унитаза и смотрит на меня, ее рот кривится от отвращения. О, черт. Сдай назад. Бип, бип, бип. — Но это не про меня. Я не возбуждаюсь, наблюдая, как людей тошнит. Я совсем не был возбужден, наблюдая, как тебя сейчас тошнит. — Я делаю только хуже. — Ты выглядела отвратительно. — Просто замолчи. — Но все равно привлекательно. — Просто заткнись на хрен.

— Мэтью? — Холли неуклюже прижимает руки, пытаясь прикрыть свое тело.

— Да.

— Ты не мог бы дать мне что-то вроде полотенца?

Она голая и замёрзшая, ее тошнит, чем я вообще занимаюсь? Стою здесь, как идиот, и болтаю о фетишах на рвоту. Моя челюсть сжимается, когда я проклинаю себя, хватая полотенце из шкафа.

— Держи. — Я протягиваю руки, открывая для нее большое серое полотенце, но она вместо этого хватает его.

— Я справлюсь, спасибо. — Она плотно закутывается. — Можно мне побыть одной? Я просто хочу привести себя в порядок. Я ужасно выгляжу и, кажется, меня все еще может стошнить. Не принесёшь мою одежду, чтобы я могла одеться? Мне нужно домой.

— Да. Конечно. Я сейчас же принесу твои вещи из комнаты. — Я выхожу из ванной и закрываю за собой дверь.

Я закрываю глаза и издаю глубокий стон. В одно мгновение эта ночь приняла такой катастрофический оборот. Алкоголь никогда не бывает правильным решением. Так что думать, что хорошим решением станет выпить еще больше алкоголя, было просто чертовски безумно. Но видимо именно это и происходит, когда ты позволяешь своему Пину руководить всем.

Я обхожу рвоту, которую мне нужно убрать, и забираю одежду Холли из своей комнаты. Я задерживаюсь на секунду, чтобы выглянуть в большое панорамное окно. Снег все еще падает, и дороги внизу покрыты белым одеялом. Снегоуборочная машина едет по дороге, сдвигая снег в сторону, загоняя в ловушку все припаркованные машины, включая мою. Я хватаю телефон и ищу обновленный прогноз погоды. Вместо возможных одного-двух дюймов снега, которые обещали раньше, теперь ожидается двенадцать дюймов, и, судя по виду на улице, я бы сказал, что по крайней мере пять-шесть из них уже выпали. Я не знаю, как и когда Холли вернется домой.

Я стучу в дверь, и она открывается достаточно, чтобы Холли протянула руку, и я мог передать ей одежду.

— Двенадцать дюймов! — вырывается у меня, она отдёргивает руку, и дверь захлопывается. Черт! Я прислоняюсь лбом к двери. — Снег, я говорю о снеге. Прогноз теперь говорит о двенадцати дюймах.

Проходит несколько секунд, прежде чем дверь ванной медленно приоткрывается. Она берет одежду из моих рук и встаёт в дверном проеме, завернувшись в мое полотенце.

— Как только я оденусь, то вызову такси в приложении.

— Тебе не обязательно уезжать. Остаться. Я могу отвезти тебя домой утром. — Вряд ли она согласится, но на данный момент я не уверен, что есть какой-то другой вариант.

— Не думаю, что это хорошая идея. — Она играет с полотенцем, моргая своими красивыми карими глазами. — Наверное, мне лучше уйти.

— Я думаю, будет безопаснее, если ты останешься здесь и переждёшь бурю. Ты можешь остаться в моей комнате, а я буду спать на диване. У меня есть лишняя зубная щётка и кое-какая одежда, которая может тебе подойти. — Я не могу позволить ей уйти. Я не хочу, чтобы она уходила. — Ты знала, что в Пенсильвании один из самых высоких показателей в США по смертельным случаям на обледенелых дорогах? — спрашиваю я, надеясь, что страшная статистика поможет ей согласиться остаться.

— Я этого не знала. — Она притягивает длинную каштановую прядь волос к губам и скрывает едва заметный намёк на улыбку. — Ты знаешь много фактов.

— Еще как, и я отлично играю в викторину «Jeopardy»!! — хвастаюсь я, будто я какой-то учёный. И поскольку до этого я сказал недостаточно глупостей, и я никогда не знаю, когда заткнуться, то добавляю: — И еще в настольную игру «Trivial Pursuit». У моих родителей есть старая версия девяностых, и на вечере семейных игр меня трудно победить.

Тишина.

Боже мой. Я отворачиваюсь. Я не хочу видеть ее лицо, когда она снова ответит на глупость, только что слетевшую с моих губ.

— Хорошо, — говорит она.

— Хорошо? — Я неуверенно смотрю в ее сторону.

— Хорошо, я останусь на ночь.

Холли

ЕСЛИ бы я описала эту ночь хэштегом, то это был бы #позор.

Снегопад делает ночёвку здесь неудобной, но необходимой. Двенадцать дюймов (*примерно 30,48 см, прим. ред.) снега? Еще даже не День Благодарения, откуда, черт возьми, взялась эта метель?

Похмелье уже стучится в моей голове. Запершись в ванной, я роюсь в аптечке в поисках аспирина. Выпив три таблетки, я включаю воду, чтобы дать ей согреться. Мэтью не только предложил мне остаться, но и воспользоваться его душем. Душем, в котором я отчаянно нуждаюсь. Почему у меня рвота на ногах?

Пока зеркало покрывается паром, я достаю из пластиковой упаковки новую зубную щётку, которую он мне дал, и тщательно чищу свой грязный рот. Мой очень грязный рот. Рот, которым я называла себя шлюхой. Я откладываю зубную щётку и обеими руками тру виски. Если я буду тереть достаточно сильно, может быть, я смогу стереть воспоминания из головы. Что такого в этом парне, что заставляет меня принимать такие опрометчивые, неправильные решения? И откуда, черт возьми, взялись все эти грязные разговоры? Это не я. Или, по крайней мере, я никогда такой не была. Коктейли, я люблю вас, но нам пора расстаться. С этого момента вам закрыт вход в мою жизнь.