— Или мы выходим сейчас, Философ, или остаемся подыхать здесь, — высказался, наконец, Шип, когда мы отошли подальше от места стоянки в темные дали лабиринта.

— Больше нет шансов? — мне не хотелось брать на себя неразрешимую задачу.

— Я осмотрел все ходы. Кое-где есть возможность выйти наружу, но там нас караулят. Они не решаются спуститься вниз, из-за риска быть перебитыми поодиночке. А иначе им никак не прорваться, — Шип грустно усмехнулся. — Ты же знаешь, что мы могли бы продержаться здесь сколько угодно, захоти хессы повоевать под землей. И они прекрасно об этом знают.

Голос Шипа медленно угасал, словно душа покидала тело моего друга. Или он берег последние силы, едва открывая рот?

— Каков расклад?

— Четверо ранены, но оружие держать могут. Пятеро контролируют второстепенные ходы. Остаются шестеро у главной расщелины. Хессы, благодарение Создателю, еще не поняли своей выгоды. Но когда-нибудь они навалятся всей массой — и нам конец.

— Может, стоит рискнуть, и всеми силами прорваться через главный ход? — размышлял я. — Шансов мало, но…

— И опять уходить в чужие земли? Да там нас хессы переловят поодиночке, — Шип отрицательно покачал головой. — Подождем еще день?

Шип растерялся, чувствовал я. Еще недавно абсолютно бесстрашный и чуточку нагловатый, сегодня он выглядел замученным. Угнетающая обстановка подействовала на него не лучшим образом.

Шип поскреб жесткую щетину, и я почувствовал его взгляд на себе.

— Философ, — вымолвил он. — Я не хотел бы подохнуть здесь, сам знаешь. Но и уйти, бросить этих парней — предательство. Подождем два дня — а потом рванем на прорыв.

Другу хотелось, чтобы я поддержал его, потому что именно я имел больший вес в нашей паре. И я не стал разочаровывать его. Прятки в вонючей дыре мне тоже порядком надоели. Положив свою руку ему на плечо, сказал:

— Через два дня, брат. Если помощь не подойдет — мы встретим смерть в лицо. А сейчас иди, отдохни. Я посмотрю за охраной.

Моя лошадка оказалась очень упорной и выносливой. Трудная дорога, разлитые от таяния льдов лесные реки и горные ручьи, чавкающая под копытами грязь не остановили ее до самых стен Таланны. Остановили ее два стражника, с унылыми лицами, исполняющими роль собирателей мзды, а также открывателей и закрывателей ворот. Сейчас ворота были распахнуты, но путников было мало, и лишь изредка крестьянская повозка юркала в проем крепостной стены, а ладонь одного из охранников исправно принимала разрешение к проезду в виде блестящих кружочков. Чего нельзя было отменить — так это исправной пошлины, сосущей деньги из кармана простолюдина.

Я попытался нахально проехать мимо стражи, но сверкнувшие на весеннем солнце алебарды скрестились перед мордой лошадки. Уткнувшись в железо, она остановилась, даже не думая возмутиться. Только мотнула головой и уставилась на неожиданное препятствие.

— Куда прешь, драные сапоги? — поинтересовался ожившим голосом охранник, впечатляющий своим ростом и худобой.

— А нельзя ли повежливее? — в свою очередь спросил я. — И убери эту острую железяку. Моя Каурка боится оружия.

— Умник, а? — второй, низенький и плотный — полная противоположность напарнику — был облачен в помятую кирасу, посмотрел снизу вверх, потом на товарища. — Так куда идешь?

— В университет, господа. Учиться хочу.

Дружный хохот горе-воинов вспугнул ворон с городских стен и деревьев. Птицы с возмущенным карканьем поднялись в воздух, и еще долго бесновались над нашими головами.

— А ты не маг, случаем?

— Не обучен таким премудростям, — скромно ответил я.

Ситуация усложнялась. Без подкупа в город не пройти. Спасибо Брюнхильде!

— Сколько нужно?

— Вход в город — два реала, — заявили мне.

— Да вы с ума посходили! — страшно рассердился я. За такие деньги можно было купить неплохую военную амуницию. — Где мне взять столько? Я же видел, что крестьяне платят медяками! А там никак не два реала!

Почувствовав мое возмущение, Каурка заржала. Стражники поморщились и отодвинулись подальше, чтобы случайно не оглохнуть.

— Продай лошадь, — посоветовал один из этих умников.

— Вам, что ли?

— Умен, даром что в университет спешит! Давай, слезай на землю!

— Морда треснет от такого подарка! По вам видно, что к лошади не знаете как подходить!

Стражники разозлились. Алебарды угрожающе засверкали перед моим носом, разбрызгивая во все стороны солнечные блики. Я уже начал сомневаться в мудрости Брюнхильды отправить меня без денег в город. Да и препирательства как-то затянулись. Я затосковал.

— Какие трудности, господа?

Я обернулся на голос. Позади нас стоял крупный мужчина лет тридцати в очень странном наряде. На нем была просторная накидка вроде дорожного плаща, что носят дворяне Дома Турон. Грудь перетянута кожаными ремнями, из-за спины торчат рукоятки двух мечей, на ногах — добротные сапоги, за голенищами которых спрятано по кинжалу, а еще один я заметил на поясе. Парень был вооружен так, как долженствует дорожному бойцу. Есть такая профессия у нас. Эти парни шатаются по базарам и кабакам, развлекая народ. Иногда получают за это неплохую монету. Но в большинстве своем они подвизаются в роли охранников. Кулаки его были почти с мою голову. В общем, новый персонаж выглядел очень весомо. Даже тупые стражники притихли, потеряв изрядную долю своего дешевого юмора.

Воин, видимо, посчитал, что разговаривать из-под хвоста моей лошади не приличествует его рангу, выдвинулся вперед. И сразу взял быка за рога.

— Сколько за вход?

— Реал, господин, — буркнул высокий стражник. — Есть указ градоначальства брать с воинов повышенную плату. За личное оружие. Это не моя выдумка.

— А с меня пытались взять два реала! — возмутился я. — Я, по-вашему, похож на профессионального бойца?

— Заткнись, щенок! За лошадь такая же оплата! Она у тебя не тягловая! — рыкнул недоросток, медленно краснея от явной лжи. — И повесьте бирку, господин, на ваши мечи. Оружие в городе дозволено носить немногим. У вас есть ярлык?

— Есть, — успокоил их мужчина.

Две монеты сверкнули на солнце и упали у ног стражников. Мы оставили стоять этих уродов застывшими глыбами. Я спешился с Каурки, чтобы не приносить морального страдания моему спасителю, и медленно пошел с ним бок о бок. Приличия тоже надо соблюдать, коли у тебя рваные сапоги.

— Уверен, что переплатил, — сказал мне незнакомец. Он тоже не спешил расставаться со мной.

— Конечно, — кивнул я. — Вполне хватило бы нескольких медяков.

— Плевать, — хмыкнул спутник. — Еще будет. А ты куда, приятель? На пироги к тетке?

— В университет направляюсь. Бабка сказала: за ум надо браться.

— Ого! — изумился воин и улыбнулся. — Нечасто я таких храбрецов встречаю! Давай, двигай в люди!

Он беспрерывно крутил головой, словно искал ведомое только ему, успевая при этом ловко обходить скопища народа, телеги, торчащие посреди улицы, лужи от растаявшего грязного снега и помои, выплеснутые прямо под ноги.

— Тебе есть где переночевать, студент?

— Нет. Не обзавелся родственниками в Таланне.

— Если возникнут трудности — найди дом градоначальника. Спросишь у прислуги Егеря. Это я. Буду там жить. Да не стесняйся, заходи просто так. Поговорим.

С чего бы это? Егерь решил взять худородного мальчишку под свое покровительство? Я разумно промолчал, решив задать все вопросы попозже.

Егерь усмехнулся, не дождавшись от меня каких-либо слов, хлопнул по плечу, и как-то незаметно скрылся в мельтешащей перед глазами толпе. Я еще долго стоял в задумчивости, не осознавая значимости встречи. Впрочем, никто из нас, живущих на грешной земле, не обладает таким даром: предугадать свою дорогу в потемках будущего по мимолетным встречам. Может быть, только Брюнхильда, да и она неохотно раскрывает свой рот. Есть еще колдуны и маги, но они не встречались на моем пути, пока таком коротком, и так бурно начавшемся.