— Ее пытались убить на охоте, — напомнил я Брюнхильде, намекая, что услуга, оказанная однажды, вернется тем же. — Кто это был?
— Не исключаю Магвана, — твердо сказала старуха. — В их семейке это в порядке вещей. Претенденты собрались в Одеме. Что бы это значило?
— Мастер рассказал, что видел в Паунсе людей, которые усиленно искали Смотрителей.
— Странно, — старуха впала в задумчивость. — Это меня начинает глубоко настораживать. За короткое время на Континенте и на Аламе появились уже пять охотников за Короной. Все слишком быстро. Видно, пришел срок.
— Ты ведь тоже была Претендентом? Признайся? — резко спросил я ведьму. — Женщины тоже участвуют в игре?
На мгновение старуха онемела, но нашла в себе силы кивнуть головой, но глаза ее приобрели стальной блеск.
— Я скрывалась от преследователей долгие годы, пока не стала влиятельным лицом в Аламе. Я очень уважала Вадигора, твоего отца, радовалась его успехам. Именно с его помощью я стала Главной в Гильдии Судей. Его влияние и сила стали раздражать Одемиров, но чтобы пойти на истребление рода, этого было недостаточно. Род твой, мальчик, погиб из-за тебя. Женнис предполагала, что ты можешь со временем стать соперником ее дочери. И тайная война была развязана против тебя.
— Допускаю такое, — с трудом, но согласился я. Брюнхильда была права. — Но при чем здесь Лация и Магван? Особенно ее брат?
— Вечные Смотрители посылают Черного Монаха, который объявляет о приходе в свет Претендента. Магван был рожден от барона Пархан-Шида, муфазарца, осевшего в Одеме после долгих и авантюрных приключений. Лация — дочь другого человека. И Черный Монах приходил дважды, чем довел до истерики королеву-мать. Женнис не была в восторге от такого выбора. Но когда вестник от Смотрителей объявил высшую волю Ливии — твоей матери — конфликт был предрешен. Если раньше два рода старались извести друг друга, не особо выпячивая свои отношения на людской суд, то после этого все словно с цепи сорвались.
Вот значит как… Мое рождение уничтожило мой род, мою мать и отца.
— Лация не знает, что Магван — Претендент?
— Разумеется! Какая мать в здравом уме сообщит такое своему ребенку? Но вот Магван знает о сестре все. И условия игры знает.
— Я уничтожу Магвана раньше, чем он доберется до королевы, — я сжал зубы.
— Станешь врагом Лации, чего тебе не очень хочется, так?
— Что ты хочешь предложить взамен? Бегать всю жизнь от опасностей, ждать старости, чтобы найти преемника и передать ему свои страхи? По-твоему, это выход?
— Я не знаю ответа, мальчик. Как же сложно сейчас решать! Я никогда не разрешала такие вопросы. Порой гримасы богов настолько непонятны, что не знаешь, улыбка это или оскал.
Сверху с палубы раздался крик наблюдателя, приглушенный палубным настилом:
— Слева два корабля! Справа один корабль!
«Лев» заходил ходуном. Матросы все до единого высыпали на палубу, где вовсю рычал Клык:
— Шевелите мослами, акульи сыны! Если не хотите грести на самбуках Фаль-Адени, быстро ставьте паруса!
Клинки с тихим шорохом вошли в ножны, висящие за спиной, ножи рассованы в сапоги. Обтянув запястья кожаными ремнями с вделанными в них стальными полосами, я напоследок посмотрел на Брюнхильду, кивнул головой и взлетел по лестнице наверх.
Матросы уже готовились к бою. Отчаянно ругаясь от бессилия, Морской Еж резво бегал по мостику, беспрестанно глядя на поднятые с утра паруса, грозящие сорваться с мачт и оставить корабль без движения. А самбуки пиратов нагоняли «Льва», несмотря на высокую волну. В какой-то момент я оказался рядом с Клыком, глядящим с недобрым прищуром на приближающихся врагов.
— Готовы ли люди для срыва абордажа? — надрывал голос капитан.
— Они уже готовы, — боцман кивнул в сторону моря. — Через двадцать гребком они будут на расстоянии броска крюков. Но как идут! Ребятки Фаль-Адени всегда были великолепными моряками! Я ведь боялся, что они вздумают атаковать при высокой волне!
— Господин Вадигор, вы с нами? — отчаянно возопил Морской Еж.
— Несомненно, — успокоил я капитана. — Мой напарник тоже готов присоединиться к потехе.
Морской Еж приободрился, и первым делом прогнал Баралара вниз присматривать за старухой. Заспанный Леший вытащил на свет божий длинный шест с железной рогатиной на конце. Где он его раздобыл на корабле, никто толком и не успел расспросить его.
— Я рад, что общался с вами, господа, — сказал купец, присоединяясь к нашей группе возле левого борта, откуда исходила основная угроза. — Надеюсь, мы дорого продадим свои жизни.
— Этим вы попытаетесь спасти свою жизнь? — скептически спросил Мастер. — Ну, парочку вы спихнете в воду, но острые клинки пиратов быстро укоротят древко. Возьмите еще топор.
Как-то незаметно возле левого борта помимо нас оказалась еще парочка здоровенных матросов, потом Морской Еж пригнал пять человек с ножами. Угроза исходила со всех сторон, и не было смысла укреплять какое-то одно направление. Корабль совершенно очевидно терял ход. А между тем одна из самбук перерезала нам путь, а две другие подошли вплотную к бортам «Льва»; мы даже разглядели напряженные загорелые лица пиратов, вдобавок еще и смуглые и скуластые. Они столпились возле низкого борта самбуки, готовые прыгнуть к нам в гости. И как только волна приподняла самбуку, в воздухе засвистели веревки, железные крючья со стуком падали на палубу, натягивались и впивались в борта нашего судна. Пираты заревели и рывком подтянули «Льва» к себе. Столкновение! Глухо стукнулись бортами два корабля.
— Руби веревки! — заорал боцман и первым бросился перерезать многожильные канаты. С самбуки полетели стрелы; вражеские стрелки не давали нам прервать атаку. Двоих матросов тут же убило. А на нас ринулась разношерстная толпа со сверкающими клинками. И потеха действительно началась. Мы слаженно отбили первый натиск, но с борта пиратского корабля с воплями ринулась вторая абордажная команда, и тут же драка разбилась на мелкие островки, где каждый был сам за себя. Я успел отбить чей-то удар, сам рубанул по податливому телу в цветном халате, увернулся, подсек еще одного пирата, и в образовавшемся пространстве заработали мои клинки, сея смерть.
Ко мне прибился Мастер, теснимый уж очень большим количеством пиратов, и вдвоем мы сделали порядочную просеку. Леший и капитан держались с трудом, и в первую очередь нужно было спасать их. Жердь купца, как и предсказывал Мастер, укоротили наполовину, но даже с остатками палки Леший орудовал довольно умело.
Нас загнали на середину палубы тучей стрел с двух самбук, и остатки экипажа перестали сопротивляться. Клык упал навзничь, и над ним склонились разъяренные пираты, взмахивая саблями. Как-то незаметно мы остались втроем, прижимаясь спинами друг к другу. Из нутра судна вытолкали Брюнхильду и этого ученого… Баралара. Я дернулся.
— Философ! — рыкнул Мастер. — Ей уже ничем не поможешь!
Чудес на свете не бывает, всегда убеждался я. Но сейчас мне больше всего хотелось помочь именно Брюнхильде, попавшей в унизительное положение рабыни, или, того хуже, будущего корма для рыб. Краем глаза я поздно заметил оживление у правого борта. Что-то жесткое и волосатое обхватило мою шею; сильный рывок опрокинул меня лицом вниз. Пока я пытался освободиться под свист и улюлюканье пиратов от удушающей хватки аркана, удар по голове отправил меня в темноту. Сколько можно! — только и успел я подумать.
— Потом я купил себе пару быстрых кораблей с такими трюмами, чтобы забивать их под завязку, — бубнил под ухом чей-то знакомый голос. Сознание медленно, болезненными толчками, отдаваемыми в голове, вливалось в меня. — Ростовщик, давший мне деньги, требовал, чтобы я отдал долг с процентами уже к будущей зиме, когда морские пути станут труднопроходимыми. Вот я и рассчитывал двумя-тремя рейсами на Континент разбогатеть. Святой Стир[26] благоволил мне. Я разбогател, купил дом рядом с кварталом Ювелиров, что считается очень почетно. Женился… Что еще надо человеку?