— Не суетись, дочка, — успокаивающе поднял руку Афлег. — Армия полностью закоснела, скажу тебе откровенно. Да ты и сама это знаешь. Наши генералы обременены догмами, животами и кучей аристократических условностей. Речь, конечно, не обо мне! Но это не твоя вина. Раз ты решила проверить, чем дышат гарнизоны — лучшего времени не сыщешь. Степь пока спит. Инспектируй Цепь, а я буду посылать гонцов с вестями. Таким образом, ты будешь знать все, что происходит за твоей спиной. А что ты хочешь предпринять после инспекции, если не секрет?

— Пусть кочевники остаются в неведении и видят сны о передаче крепостей Камберу. Я опережу их, и ударю там, где нас меньше всего ждут. Полтора-два года — и я рассеку Хибустан пополам, оттесню кочевников к побережью. А там и до хессов доберусь. Пусть они ужасны — но и против них есть оружие.

— Идея хорошая, но в одиночку Ваграм не выдержит войну. Затянется она на два-три месяца — все пропало.

Лация прошлась по кабинету, мельком глядя на корешки книг, потом заинтересованно остановилась, взяла с полки книгу в мягком кожаном переплете и прочитала название, глубоко выдавленное на обложке и залитое золотой краской:

— «О чувствах и мере вещей». Не знала, что ты увлекаешься вещами сугубо философскими. Афлеги из поколения в поколение слыли воинами, политиками и интриганами.

— Да так оно и есть! — засмеялся барон. — Только интриги были направлены на благо Ваграма. Благодаря Сивилию Афлегу была предотвращена война с Сатуром, если ты помнишь по курсу истории нашего государства. Женнис наговорила о нас невесть что.

— Она редко говорит о ком-либо больше десяти ударов сердца. Ее не интересуют призраки прошлого.

— Призраки? — усмехнулся барон. — Кстати, королева-мать знает о твоих намерениях?

— Подозревает она гораздо больше. Она долго сердилась на мое решение. Ей казалось, что, отойдя от государственных забот, она спокойно будет созерцать, как я кручусь в колесе проблем. Пусть вспомнит былое. Полезно…

— Ты не ласкова с матерью, — Афлего внимательно посмотрел на девушку.

— Она лишила меня отца, не защитила от Вечных Смотрителей, взваливших на меня еще один тяжкий груз, который я должна нести всю свою жизнь.

— Она не могла защитить дочь, — согласно кивнул барон, но это не значит, что ты не обязана чтить ее. А отец… Одемиры всегда удивляли окружающих своей эпатажностью. На трон садились только женщины. Таковы традиции вашего рода. Мужчины использовали свой счастливый шанс, и навсегда исчезали из жизни очередной королевы. Зато сколько воспоминаний, будоражащих кровь и плоть. Но и деньги многое решали.

Афлег пытливо взглянул на Лацию, грустно глядевшую в окно. В кабинете стало темно, и барон зажег дополнительные свечи. Желтоватый свет разогнал сгущавшийся мрак. Лицо девушки выглядело бледным.

— Хочешь узнать, кто твой отец? — неожиданно спросил Афлег.

— Что? — вздрогнула королева. — Тебе известно, кто он?

— В полной мере. Одно время мы славно покуролесили у Сангарского святилища. У него до сих пор хранятся черепа хессов и скуртов.

— Скуртов? Кто это?

— Считается, что они исчезли двести лет назад. Тогда было немало охотников за черепами этих животных. Удальцов и храбрецов хватало. Вот якобы и истребили. Но твари уцелели каким-то чудом. Скурты ужаснее по своей природе, чем хессы.

— Назови его имя, — потребовала Лация. — Не заговаривай мне зубы.

— Давай с тобой договоримся, — Афлег поднялся с кресла, подошел к девушке и обнял ее за плечи, — что после инспекции ты приедешь ко мне, и я называю его имя. Не раньше. Почему так? Я хочу встретиться с ним, узнать, хочет ли он посмотреть на тебя. Это ведь тоже важно.

— А если не захочет — это навсегда останется тайной?

— Там посмотрим, — уклонился барон. — Надо решить много проблем. Если ты считаешь, что войну необходимо начинать с опережением — торопись.

Они спустились в общий зал, где уже царило оживление. Калиус рассказывал солдатские байки, а остальные заразительно смеялись, будто не заметили, что барон и королева исчезали на время.

— Я позволил себе немного развеселить вашу жену, барон, — охотно объяснил Калиус. — Мне претит видеть очаровательную женщину в столь грустном настроении, тем более что вы покинули нас. Вы слишком долго были наверху. Не сидеть же нам в молчании?

— Вы правы, энн министр, — сел на свое место барон и широко улыбнувшись, развел руками. — Я позволил себе задержаться сам и лишить вашего общества королеву. Но вы правы, что взяли инициативу в свои руки. Я ведь бываю слишком занят, и редко веселю жену.

— Не нужно корить себя, дорогой, — улыбнулась Циона. — Я уже привыкла, что шутки и каламбуры не входят в круг твоих интересов.

Все засмеялись, и беседа потекла своим чередом. Даже Лация отвлеклась от тяжелых дум, заслушавшись Калиуса, оказавшегося прекрасным рассказчиком. В конце концов Вадигор — не мальчик, и сумеет выбраться из осложнений, попади туда ненароком. Она хотела на это надеяться.

Ахайя оказалась большим городом с многочисленными глинобитными домами, тянущимися вдоль широко раскинувшейся реки под названием Сузай, впадавшей в море. Улиц как таковых не было; я заметил лишь несуразное скопление строений разной высоты, огороженных низкими заборами из дикого камня, и они были разбросаны на большой территории. Город уходил от реки куда-то за сыпучие барханы. Сама Ахайя была поставлена очень удачно, в дельте, разбивающей огромную площадь плодородной земли на многочисленные островки, затапливаемые, как объяснил Баралар, во время весеннего разлива Сузая. Шумный и разноликий порт был забит в большом количестве мелкими суденышками. От парусов немыслимой раскраски рябило в глазах.

Фаль-Адени все время, пока наша карка[28] искала место, куда бы приткнуться, шарил взглядом по каменным причалам. Изредка гортанным голосом отдавал приказы, и экипаж карки тут же бегом исполнял их.

— Неужели мы расстанемся? — Баралар почему-то не отходил от меня, позванивая колодками, которые нацепили не только ему. Это на тот случай, если нам вздумается броситься в реку и попробовать удрать. Фаль-Адени предпочел не рисковать.

— От меня не зависит твоя судьба, ученый, — огорчил я Баралара. — Может быть, она улыбнется тебе прежде, чем нам. Меня ждет война, а тебя — хозяйский двор. Заодно пополнишь свои знания о свете.

— Предпочел бы делать это в вашей компании! — воскликнул ученый и грустно улыбнулся. — Вы мне симпатичны, Философ, простите, что не зову вас по имени, ибо не знаю настоящего.

— Так и зови.

— Хорошо… Я говорю, что могли бы славно попутешествовать по Муфазару.

— Я обещаю, Баралар, что выдерну тебя из рабских колодок, если останусь в живых. Только постарайся не помереть раньше срока, — хмыкнул я.

— Вы — славный юноша, — Баралар вздохнул и стал созерцать залитую палящим солнцем Ахайю.

Карка, наконец, рыскнула влево, обнаружив небольшую щель между плотными рядами лодок, и нахально втиснулась в нее, стукнувшись бортами с соседями. С других лодок возмущенно заорали смуглые рыбаки, обнаженные по пояс. Они размахивали кулаками, но лезть на наш борт не осмеливались. Фаль-Адени с каменным лицом едва пошевелил пальцами, и пираты разом звякнули саблями. Их, кажется, признали, и гневные нотки сменились доброжелательными, даже раболепными улыбками.

— Вас боятся, хозяин, — Мастер сидел на свернутом в кольца канате, вытянув с наслаждением ноги.

— Моя слава идет впереди меня, — охотно откликнулся пират. — Эти собаки совсем разучились узнавать, кто перед ними. А вы поднимайтесь. Сейчас я поведу вас на рынок. Аршак уже здесь. Надо торопиться.

На карке остались два моряка, а остальные повели нас по улочкам, бесцеремонно пихая рукоятками сабель в спину. Под звон цепей и покрикивание охраны мы плелись за Фаль-Адени, страдая от невозможной жары. Главный пират гордо вздернул свою голову, обернутую белой тканью. Перед ним расступались, узнавая, а, узнавая — кланялись. А как только мы проходили мимо, жители тыкали пальцами в спину, что-то быстро говорили и весело хохотали. Однако интерес теряли быстро. Такая добыча для Ахайи была не редкостью, стал подозревать я.