— Ну что ж, отлично. — Вайолет облегченно вздохнула. — Честно говоря, ненавижу выполнять эту обязанность. Когда мне пришлось просвещать Дафну, я, помню, очень смущалась, бормотала сама не знаю что и не уверена, что ей удалось хоть что-нибудь извлечь из моей лекции.

— Но Дафна, как мне кажется, освоилась в семейной жизни быстро и легко.

— Думаю, что да. Муж, который в ней души не чает, и четверо очаровательных детей — о чем еще можно мечтать?

— А почему ты ничего не говоришь о Франческе? — поинтересовалась Элоиза.

— Что? — переспросила мать.

— О Франческе. — Элоиза говорила о другой своей сестре, которая, хотя и была младшей, вышла замуж шесть лет назад, но через два года после свадьбы муж ее трагически погиб. — Что ты сказала ей, когда она выходила замуж?

Глаза Вайолет затуманились, как и всякий раз, когда речь заходила об ее младшей дочери, овдовевшей в столь юном возрасте. Она постаралась отогнать это настроение и беспечно усмехнулась:

— Можно подумать, ты не знаешь Франческу! Да она сама кого хочешь научит!

Элоиза удивленно посмотрела на мать.

— Да нет, я не в этом смысле… Я уверена, что до свадьбы Франческа оставалась невинной, как и ты. Я имела в виду теоретические познания.

Элоиза почувствовала, что краснеет. Слава Богу, мать, кажется, этого не заметила: день сегодня выдался пасмурный, и в комнате было довольно темно. К тому же Вайолет в этот момент была занята одним из платьев Элоизы — она рассматривала его слегка обтрепавшийся подол. Да, с анатомической точки зрения Элоиза все еще оставалась девственницей — любой врач, если бы обследовал ее, подтвердил бы это. Тем не менее, после того, что произошло в кабинете Софи, невинной Элоиза себя уже не ощущала.

— Я уверена, — продолжала мать, — что уж такая-то пройдоха, как Франческа, успела разузнать все еще подростком. Я не удивлюсь, если узнаю, что она заплатила кому-нибудь из служанок, чтобы та посвятила ее во все подробности…

Элоиза не стала говорить матери, что именно так оно и было и что, кроме Франчески, откровения горничной слышала и она сама. Рассказ Энни Мэйвел изобиловал красочными подробностями и, как по секрету поведала ей после свадьбы Франческа, в точности соответствовал действительности.

Снова вздохнув — должно быть, от нахлынувших воспоминаний, — Вайолет коснулась щеки Элоизы. Щека еще побаливала, но от синяка уже оставался лишь едва заметный желтый след.

— Ты уверена, что сделала правильный выбор? — спросила Вайолет у дочери.

— Теперь уже дело сделано, — усмехнулась та.

— Да, и тем не менее…

— Мне кажется, что я буду с ним счастлива. “Должна быть”, — добавила Элоиза, но уже про себя.

— Мне показалось, он неплохой человек.

— Очень хороший! — убежденно кивнула Элоиза.

— Честный, порядочный…

— Да, он честный и порядочный.

— Я думаю, что ты будешь с ним счастлива. Пройдет время, прежде чем ты это поймешь, на первых порах, возможно, будешь сомневаться, но, в конце концов, осознаешь. Помни лишь…

— Что, мама?

— Помни лишь, — проговорила Вайолет так, словно тщательно подбирала каждое слово, — что должно пройти время, чтобы ты это поняла.

“Должно пройти время”? Что означают эти слова? Что она, немного побунтовав, в конце концов, смирится со своей участью? Стерпится — слюбится, перемелется — мука будет? Не о таком браке Элоиза мечтала…

Вайолет поднялась, оправляя юбки и давая понять, что она сказала все, что собиралась сказать.

— Думаю, — заявила она, — нам пора. Пойду потороплю наших, а то они никогда отсюда не уйдут…

Вайолет отвернулась, чтобы дочь не заметила, как она смахивает навернувшуюся слезу. От взгляда Элоизы это все же не укрылось, но она сделала вид, что ничего не видела.

— Ты всегда была очень нетерпелива, — проговорила Вайолет.

— Я знаю, — откликнулась дочь, хотя и не поняла, следует ли это расценивать как упрек и к чему вообще это сказано.

— И скажу по правде, — продолжала мать, — мне всегда это в тебе нравилось. Мне все в тебе нравилось, но это — особенно. Ты всегда жила по принципу “все или ничего”.

Элоиза и сама ощущала в себе это качество, однако сомневалась, что это хорошая черта.

— Ты всегда хотела все знать, все испытать. Ты всегда хотела для себя очень многого — и не только для себя, но и для других…

Вайолет стояла у двери, и Элоиза решила, что она уже закончила свою речь, но тут мать снова обернулась к ней:

— Ты всегда хотела для себя самого лучшего, Элоиза. И признаюсь, я рада, что ты отвергла всех тех мужчин, что делали тебе предложение до того. Ни с одним из них ты не была бы счастлива. С ними ты, может быть, жила бы спокойной, размеренной жизнью, они были бы тебе верны, с ними бы ты была неплохо обеспечена, но счастлива все-таки не была бы.

Элоиза удивленно смотрела на мать.

— Но твое нетерпение, — продолжала Вайолет, — может тебе и помешать. Не получив от мужа все сразу, ты рискуешь разочароваться в нем. Терпение, Элоиза, и еще раз терпение — и, в конце концов, все будет хорошо. — Вайолет улыбнулась чуть грустной улыбкой немолодой женщины, которая всей душой желает своей дочери только хорошего.

Элоиза хотела было что-то возразить, но не нашла слов.

— Наберись терпения, Элоиза, — повторила мать. — Не торопи события.

— Хорошо… — Голос Элоизы вдруг пресекся. Не в силах сказать ни слова, она смотрела на мать, только сейчас до конца осознав, что теперь она — замужняя женщина, которой предстоит создать свою собственную семью. До сих пор мысли Элоизы были слишком заняты Филиппом, чтобы подумать о том, что семейная жизнь — это не только счастье и любовь, но и серьезная, трудная работа по созданию и поддержанию того, что называется семьей.

Элоиза покидала свою прежнюю семью и создавала новую. Разумеется, родные ее никуда не денутся, она будет продолжать с ними общаться, но между ними теперь будет некоторое разделяющее их расстояние…

Лишь сейчас Элоиза осознала всю ценность того, что привыкла считать обыденным — свои разговоры с матерью, в которых они делились самым сокровенным. У Вайолет было — ни много ни мало — восемь детей, и все совершенно разные, но к каждому ребенку она каким-то образом умудрялась найти подход, понять его нужды и чаяния.

Даже в том самом письме, что Вайолет передала Элоизе через Энтони, она сумела сказать именно то, что в тот момент желала услышать Элоиза. Вайолет могла бы ругать дочь, обвинять ее во всех смертных грехах — и с полным на то правом.

Но письмо ее состояло всего лишь из пары строк: “Надеюсь, с тобой все в порядке. Но что бы ни случилось, знай: ты моя дочь, и я люблю тебя”.

Элоиза прочитала это письмо в тот же день, когда Энтони передал ей его, но не сразу, а поздно ночью, когда все в доме Бенедикта уже улеглись и Элоиза была одна в тиши своей комнаты. Пожалуй, это было лучше, чем если бы она прочитала его сразу.

Вайолет Бриджертон никогда не хотела ничего для себя лично. Она жила ради счастья и благополучия своих детей. И сейчас, прощаясь с Вайолет, Элоиза понимала, что все эти годы та была для нее не просто матерью. Вайолет была для дочери примером для подражания, идеалом, к которому всегда стремилась Элоиза.

Только сейчас Элоиза осознала это и удивилась, почему это произошло лишь сейчас.

— Ну что ж, — повторила Вайолет, берясь за ручку двери, — мне пора. Тебе нужно побыть наедине с мужем.

Элоиза кивнула, хотя мать стояла к ней спиной и не могла этого видеть.

— Мне будет недоставать всех вас, — проговорила она.

— Конечно, — подтвердила Вайолет. Голос ее стал суше, словно она давала понять, что разговор окончен. — Нам тоже будет недоставать тебя, родная. Но ведь ты будешь жить совсем рядом с Бенедиктом и Софи — и с Поузи. Так что теперь, я думаю, у меня будет вдвое больше поводов наведываться в эти края. Тем более, что теперь у меня появились двое очаровательных внуков, которых мне не терпится побаловать.

Элоиза смахнула наворачивающиеся на глаза слезы. Слава Богу, ее семья приняла детей Филиппа без колебаний. Другого, собственно, Элоиза и не ожидала, но она и не предполагала, что этот факт будет так согревать ее сердце. Близнецы уже успели подружиться с детьми Бенедикта. Вайолет сказала им, что теперь они должны называть ее бабушкой, и близнецы охотно согласились, особенно после того, как та презентовала им огромный пакет мятных леденцов, который оказался в ее сумочке, как уверяла она, абсолютно случайно.