Филипп готов был жениться на Элоизе и вовсе без приданого, но решил подыграть Энтони:

— Идет! По рукам, дружище!

ГЛАВА 13

…и это, как ты можешь себе представить, совершенно вывело их из себя. Скажи мне, разве я виновата, что стреляю лучше, чем они ? Видит Бог, я виновата в этом ровно столько же, сколько они в том, что родились мужчинами — а следовательно, не обладают ни здравым умом, ни хорошими манерами.

Из письма Элоизы Бриджертон Пенелопе Физерингтон, после того как Элоиза победила в соревнованиях по стрельбе троих мужчин, состоящих с ней в родстве, и троих не состоящих.

На следующий день Элоиза в сопровождении Энтони, Бенедикта и Софи отправилась на обед в Ромни-Холл. Колин и Грегори, решив, что инцидент в основном исчерпан и опеки двух старших братьев над Элоизой вполне достаточно, предпочли вернуться в Лондон — Колин к молодой жене, а Грегори к тому, чем обычно занимают свои дни молодые неженатые джентльмены из высшего света. Элоиза, признаться, была рада их отъезду — видит Бог, она любила своих братьев, но выносить одновременно всех четверых было ей порой тяжеловато.

Настроение у Элоизы, когда она выходила из экипажа перед домом Филиппа, было преотличное. Все складывалось как нельзя лучше. Если даже не считать их с Филиппом восхитительного “эксперимента”, выявившего, что они действительно подходят друг другу, вчерашний день все равно был весьма удачным. Филипп с честью выдержал “схватку характеров” с ее братьями, и это переполняло Элоизу гордостью за будущего мужа. Хотя раньше Элоиза и не помышляла о том, чтобы выйти за мужчину, который способен выдержать схватку хотя бы с одним из ее братьев и выйти из нее невредимым. А Филиппу удалось одолеть натиск сразу всех четверых!

Тем не менее, Элоизу по-прежнему мучили некоторые сомнения по поводу брака с Филиппом. Да, они неплохо подходят друг другу, между ними, можно считать, уже установилось взаимопонимание, но… Да, есть симпатия, но страстной, безумной любовью ее все-таки не назовешь. Может быть, они полюбят друг друга позже?

Правда, выбор у Элоизы в ее ситуации был невелик: либо выйти замуж за Филиппа, либо погубить свою репутацию раз и навсегда. Элоиза была уверена, что мужем Филипп, во всяком случае, будет неплохим. Честный, порядочный и, хотя порой немного мрачный, отнюдь не лишенный ни чувства юмора, ни умения веселиться — в этом Элоиза уже успела убедиться. А чувство юмора и умение веселиться были теми качествами, которые Элоиза ценила в человеке больше всего.

А когда он целовал ее… Сомнений не было — Филипп действительно знал в этом толк.

Элоиза всегда была практичной, может быть, даже немного расчетливой женщиной. Она была убеждена, что одной лишь безумной страсти для брака недостаточно.

“Тем не менее, — улыбнувшись, подумала Элоиза, — страсть браку, уж конечно, не повредит”.

* * *

Филипп в пятнадцатый, должно быть, раз взглянул на часы, стоявшие на камине. Бриджертоны обещали быть в половине первого, а сейчас уже тридцать пять минут! Разумеется, пять минут не опоздание, особенно если вспомнить, какова сельская дорога, по которой им предстояло ехать. И все бы ничего, если бы не Оливер и Аманда. Заставить этих монстров в обличье детей вести себя прилично и сохранить в пристойном виде свои парадные одежды с каждой минутой становилось все труднее.

— Ненавижу эту куртку! — заявил Оливер, с отвращением разглядывая себя.

— Нормальная куртка, — возразила Аманда. — Просто она тебе маловата.

— Потому я и не люблю ее, — поморщился мальчик.

Филипп понимал, что на самом деле ребенок злится из-за чего-то другого, а куртка — только повод, но не стал вступать в разговор детей.

— Твое платье тебе тоже коротко, — заявил Оливер сестре.

— Оно и не должно быть до пят.

— Но и не таким коротким. У тебя почти все ноги наружу!

— Ну и что? — фыркнула Аманда, но сама, тем не менее, критически оглядела свои ноги.

— Ты же еще не такая взрослая, — поддержал ее Филипп, — чтобы носить длинные платья! Для твоего возраста короткое платье вполне подходит.

В душе Филипп, однако, сомневался в этом, ибо мало смыслил как в женских, так и в детских нарядах.

“Эх, — подумал он, — сюда бы сейчас Элоизу! Уж она-то, наверное, знает, какой длины должно быть платье у девочки, с каких лет можно делать высокую прическу, в каком возрасте отдавать мальчика в колледж и что лучше — Итон или Харроу…”

Дай Бог, чтобы она знала все это. Филипп возлагал на Элоизу большие надежды.

— Что-то они запаздывают! — по-взрослому нахмурился Оливер.

— Вовсе нет, — машинально откликнулся Филипп.

— Запаздывают! Я ведь уже умею узнавать время по часам.

Филипп не знал этого. Он почувствовал досаду — как тогда с плаванием…

Элоиза. То, чего Филипп не может им дать, дети должны получить от Элоизы. Она сумеет заменить им мать. Впервые с тех пор, как дети появились на свет, Филипп делал для них что-то правильное.

— Скоро Элоиза будет здесь. Она должна появиться с минуты на минуту.

Черт побери, скорее бы жениться на ней! С какой стати нужно ждать эти недели? Конечно, ради того, чтобы жениться на ней, Филипп готов был бы ждать и вечность, но, откровенно говоря, он не видел смысла тянуть.

Свадьбы по церковным правилам обычно устраиваются в субботу утром — так почему бы не обвенчаться в ближайшую же субботу, то есть послезавтра? Но просто прийти к священнику и попросить его обвенчать их нельзя — нужна, видите ли, предварительная договоренность… Черт бы побрал все эти правила!

Заметив, что Оливер собрался выбежать из комнаты, Филипп в последний момент поймал его за воротник.

— Ты куда, приятель? Так не пойдет — ты должен дождаться мисс Бриджертон, — строго произнес он, хотя за минуту до этого сам клял в душе все эти светские условности. — И не надо делать такое угрюмое лицо. Улыбайся!

Оливер вернулся и изобразил улыбку, но она выглядела столь неестественно, что никого не могла бы обмануть.

— Это не улыбка! — сказала Аманда.

— А что же это, по-твоему? — проворчал брат.

— Так не улыбаются.

Филипп старался не обращать внимания на детей — ему было о чем подумать. Что касается предварительной договоренности со священником, то надо сейчас же поговорить с Энтони, попросить его заняться этим. А Элоиза, пожалуй, уже может взять на себя роль мачехи. Сегодня она могла бы провести день с детьми, а ночь… Ночь с ним.

Подумав об этом, Филипп не смог сдержать улыбки.

— Чему ты улыбаешься, папа? — спросила Аманда.

— Вовсе я не улыбаюсь! — Филипп вдруг почувствовал, что кровь приливает к его лицу.

— Нет, улыбаешься! — не сдавалась та. — А теперь покраснел!

— Не говори глупостей! — проворчал Филипп.

— Нет, покраснел, покраснел! Оливер, посмотри на папу — правда, у него щеки красные?

— Еще одно слово про мои щеки, и я… — начал было Филипп и замолчал. Угрожать детям ремнем было бесполезно — те все равно знали, что он их не отшлепает.

Тем не менее, угроза на детей все-таки подействовала — они заметно присмирели. Но, как оказалось, ненадолго. Как только Филипп отвернулся от них, чтобы посмотреть на часы, вдруг послышался грохот и обиженный голос Аманды:

— Оливер!

Филипп отвел взгляд от часов — те показывали уже без двадцати час. Табурет, на котором только что сидела Аманда, был опрокинут, а сама она лежала на полу.

— Он толкнул меня! — заявила девочка.

— Не толкал я тебя! — проворчал Оливер.

— Толкнул.

— Не толкал!

— Оливер, — сдвинул брови Филипп, — ты хочешь сказать, что она сама упала?

— Да.

Выражение лица Оливера, однако, явно говорило о том, что это неправда. Филипп пристально посмотрел на него.

— Ладно, — признался мальчик, — я действительно ее толкнул. Извини, Аманда!

Филиппа это удивило. Давно он уже не слышал, чтобы Оливер сам, по доброй воле, признавал свою вину и перед кем-нибудь извинялся. Неужели все же начинает сказываться его влияние?