Росс задумчиво прошелся вдоль кольев, опытным взглядом изучая животных. Похоже, все лошади здесь из той самой легендарной породы, которую китайцы называли райскими конями из Ферганы. Их разводили больше ради выносливости, нежели ради скорости. Они не обладали элегантной статью арабских скакунов, и все же лучшие из них в течение недели могли пройти не менее шести сотен миль.
Вокруг столпились туркмены, никто из них не выказывал враждебности Дил Ассе, и все пылко обменивались замечаниями относительно лошадей. Росс не так хорошо знал язык, чтобы понимать их быструю речь, однако улавливал фразы вроде: «Лошадь для бозкаши должна быть быстрой, как сокол, у нее должны быть ловкость козла, сердце льва… Она должна уметь мгновенно остановиться с полного галопа… Должна обладать терпением, воодушевлением, умом…»
Большинство лошадей на вид казались способными удовлетворить всем требованиям игры, однако Росс остановил выбор на высоком белом жеребце, самом возбужденном из всех. Глаза лошади сверкали необыкновенным умом, а из-за легких нетерпеливых движений серебряные пластинки на его уздечке переливались при свете солнца. «Вот настоящий воинственный конь, — подумал Росс, — и он вознаградит всякого, кто попытается его подчинить».
— Я выбираю этого.
Дил Асса едва не задохнулся от ярости у него за спиной.
— Рабат — мой лучший конь! Сегодня я буду скакать на нем!
— А, прошу прощения, — ответил Росс, не слишком удивившись, поскольку свойства жеребца были очевидны. — Я и не мечтал лишить вас лошади, которая принесет вам победу.
Туркмен обжег Росса колючим взглядом, но из-за гордости ответил:
— Мне не нужен Рабат, чтобы выиграть, ференги. Скачи, если он позволит тебе это сделать.
— Вы в высшей степени любезны, — произнес Росс, подавляя усмешку. — Я полагаю, Рабат обучен делать специальные трюки для бозкаши. Что мне надо знать, чтобы правильно держаться на нем в седле?
К счастью, не менее дюжины мужчин загудели в ответ на вопрос Росса, поскольку Дил Асса, похоже, не выразил желания раскрывать секреты. Послушав несколько минут, Росс понял все, чего ему следует ждать от обученной туркменами лошади.
Для того чтобы Рабат привык к его голосу, Росс несколько минут гладил нервное животное по шее и нежно произносил английские слова. Потом, проверив, туго ли натянута подпруга, а также длину стремян, легко вскочил в седло.
Придя в ярость от дерзости незнакомца, Рабат мгновенно взбесился, напряг мускулы, встал на дыбы в неистовой попытке сбросить нежеланного седока. Жеребец располагал поистине внушительным репертуаром боковых прыжков и поворотов, угрожающе напрягался. Впрочем, Росс был готов к такому поведению. Зрители для безопасности отошли подальше и оттуда принялись следить за неистовым поединком, во время которого человек и животное испытывали друг друга.
От Росса потребовалась вся его сила и сосредоточенность, чтобы удержаться на лошади: надо было показать, кто хозяин, и несмотря на то что Рабат дергался из стороны в сторону, как мангуст, Росс все же умудрился бросить взгляд на Джулиет. Похоже, она была вполне удовлетворена этим зрелищем. Счет был в пользу британца.
В белой лошади не было никакого особенного порока, просто крайнее возбуждение и озорное нежелание покорно принять незнакомого всадника. После того как Рабат сбросил избыток своей неукротимой энергии, он угомонился и стал отзываться на вожжи и удары коленями.
Следовало изучить, что умела делать лошадь, поэтому Росс отправился подальше от палаток — на открытую равнину. Потом пустил жеребца в шаг, время от времени обучая его останавливаться, везти седока и прыгать. Рабат схватывал все буквально на лету, мгновенно понимая, что требовал от него всадник. Он также умел резко разворачиваться на месте и оказался одним из самых резвых жеребцов, на которых когда-либо скакал Росс. Испытывать новую лошадь — все равно что пристреливать новое ружье, но только еще интереснее, ибо животное обладает разумом.
Надо было приноровиться и к незнакомой упряжи: всего одна пара поводьев, седло впереди и сзади очень высокое. Вдобавок с передней луки поднимался высокий рог. Необычная конфигурация, но она, очевидно, превосходно поддерживает седока во время диких маневров бозкаши.
Через пятнадцать минут тренировки Росс почувствовал, что они с жеребцом выработали некое взаимопонимание. В качестве последнего опыта Росс пустил Рабата в полный, стремительный галоп, потом схватился за седельный рог и соскользнул вниз так, что тело его в основном повисло над каменистой почвой. Это был опасный трюк, ибо стоило лошади слегка повернуться или оступиться, как Росс на большой скорости ударился бы о землю головой.
Но несмотря на то что всадник свесился на сторону, жеребец держал его твердо, как скала, а Росс тем временем сорвал хрупкий пустынный цветок, затем вновь подтянулся к седлу, замедлил шаг до легкого галопа и вернулся к не сводившим с него глаз туркменам. Люди встретили его с неприкрытым восторгом. На большинстве лиц светились улыбки, доносились одобрительные возгласы. Однако Дил Асса взирал на происходящее в гробовом молчании.
Тем не менее Росс воскликнул:
— Великолепно, Дил Асса! Если вы учили Рабата, то это делает вам честь.
Дил Асса буркнул со смесью раздражения и скупого удовольствия в голосе:
— Да, это я объезжал его. Я принял роды своими собственными руками, чтобы Рабат не упал на землю и не сломал себе ноги. Когда он пил молоко кобылицы, я кормил его мать дюжиной яиц в день, чтобы шкура его лоснилась. Три года он бегал совершенно свободно, без уздечки и седла, еще в течение шести лет я обучал его всем маневрам игры. Нигде нет лучшего коня для бозкаши. Смотрите же, хорошо распорядитесь им.
— Попытаюсь оказаться достойным его, — пообещал Росс. — Кстати, у вас есть еще лошадь, чтобы мой слуга тоже мог посмотреть бозкаши?
Дил Асса гневно прищурился и посмотрел на оставшихся лошадей. Затем, запрыгнув на злобного вида темно-гнедую лошадь, процедил:
— Твой раб-туарег может ехать на этой гнедой.
Заговорив на тамашек, якобы переводя, Росс сказал Джулиет:
— Будь осторожен, раб. Я полагаю, наш хозяин жаждет увидеть, как кто-то сегодня сломает себе шею.
Не удостоив его ответом, Джулиет приспособила под себя подпругу и стремена и села в седло. Молодой нервный мерин был не столь дьявольски настроен, как Рабат, однако оказался очень игривым, так что Джулиет тоже пришлось повозиться, чтобы завладеть его вниманием. Джулиет не обладала силой Росса, но у нее была сверхъестественная способность предвидеть намерения животного, посему она очень быстро призвала гнедого к порядку.
Дил Асса помрачнел.
— Возможно, твоему рабу тоже стоит сегодня поиграть в бозкаши?
— Нет, — спокойно ответил Росс. — Если Джелала ранят, кто позаботится о моих верблюдах?
Согласившись с этим логичным ответом, Дил Асса приказал своим людям садиться на коней, и все направились на площадку для бозкаши.
Она находилась милях в двух от лагеря, и, как и предполагала Джулиет, туда прибыли сотни зрителей. Они разбрелись по дюнам, готовые к зрелищу, жаждущие его. Здесь же присутствовали бесчисленные разносчики и торговцы, деловито предлагая еду и напитки.
Игроков бозкаши нетрудно было определить, поскольку они повсюду беззаботно разъезжали на своих конях. Их было около трех дюжин, все гибкие, грозные. Большинство из них в отороченных каракулем или лисьим мехом шапках, в руках у всех короткие безобразные хлысты.
Джулиет соскользнула со своего гнедого и вручила поводья какому-то туркмену, а потом пешком отправилась на поиски Салеха и Мурада. Подъехал Дил Асса и дал Россу скупые пояснения:
— Это боз, козел. — Обезглавленная, тяжелая, как песок, туша лежала в середине круга, начертанного белой негашеной известью.
Дил Асса махнул рукой в сторону горизонта.
— Вот это полюс, вокруг которого надо пронести боз. Поскольку солнце жарко греет, а матч этот небольшой, дружеский, то полюс установлен поблизости. А когда идет настоящая игра, то его едва видно, так он далеко.