Невада тоже заметила это. Ее затуманенные страстью глаза опустились к руке, отдыхающей на ее животе. По сравнению с белизной ее кожи, рука выглядела еще темнее. Это была твердая, сильная рука. Пальцы игрока были длинными и тонкими, ногти коротко подрезаны и тщательно вычищены. Рука казалась достаточно сильной, чтобы убить человека. Но эта рука была ласковой и нежной.

Невада наблюдала, как длинные смуглые пальцы не спеша двигаются по ее животу. Она почти перестала дышать, когда пальцы нежно раздвинули бедра, и Джонни, повернув руку, позволил согнутым пальцам скользить по внутренней чувствительной поверхности ее бедер.

Невада ощутила, какой нежной может быть рука мужчины, когда пальцы осторожно, медленно пробирались через кудри, скрывающие самую интимную часть ее тела, и Джонни снова ласкал ее потаенное местечко своим искусным пальцем. Спина Невады изогнулась, ее голова уперлась в атласную подушку, и воздух покинул ее легкие, как только кончик среднего пальца Джонни нежно и умело коснулся ее.

— Джонни! — воскликнула Невада, подняв глаза к его красивому лицу. Она встретила его взгляд и увидела горячий свет в глубине его черных глаз.

— Я знаю, подружка, — прошептал он. — Тебе приятно, правда?

Отчаянно кивнув, Невада вскоре узнала и другие вещи, которые также доставляли радость: жесткие волосы его паха, горячую твердость его плоти, пульсирующую рядом с ее голым бедром. Его желание было очевидно.

Страсть, скоро узнает она, часто бывает жадным, эгоистичным чувством, а сейчас здоровую, разгоряченную девушку больше всего на свете радовали умелые пальцы Джонни, скользящие по ее лону, распространяющие жар и наслаждение своими нежными прикосновениями.

Джонни легко касался поцелуями открытых губ Невады и ласкал ее до тех пор, пока она не стала шелковисто влажной и полностью покорной. Охваченная новым чувством, пылая жаром желания, Невада только вздохнула и согласно кивнула, когда Джонни прошептал:

— Любимая, тебе будет легче, если ты будешь сверху. Джонни поспешно перевернулся на спину, взял Неваду за талию и посадил ее верхом на себя. Одной сильной рукой, остающейся на ее талии, он заставил ее встать на колени и медленно, осторожно стал опускать ее прямо на свою напряженную плоть.

Невада была так влюблена и так возбуждена, что даже не вскрикнула. Дрожа всем своим маленьким телом от удивления и боли, она обхватила грудь Джонни, оперлась на него и осела прямо на его твердое естество, не произнеся ни звука.

Но Джонни Роулетт вскрикнул.

Его черные глаза широко открылись в ужасе от того, что он натворил.

— Боже мой! — громко простонал Джонни.

На следующее утро Джонни Роулетт проснулся с зубной болью, головной болью… и болью в сердце. Яркий солнечный свет проник через открытые иллюминаторы роскошной отдельной каюты «Подлунного игрока» и упал на его еще закрытые глаза.

Медленно подняв тяжелые веки, Джонни неохотно пробуждался от глубокого похмельного и любовного оцепенения. Все тело болело, пульсировала зубная боль, голова раскалывалась, живот горел огнем, сердце болезненно сжималось в груди.

Надеясь на невероятное, на то, что он один в беспорядочно смятой постели, Джонни медленно повернул свою больную голову. И увидел на бежевой атласной подушке рядом с ним бледное ангельское лицо Невады Мэри Гамильтон.

Повернувшись к нему, она мирно спала, как новорожденное дитя в колыбели. Длинные темные ресницы образовали остроконечные полумесяцы на ее матовых щеках, и ее губы — эти мягкие сладкие губы — были слегка приоткрыты.

Нахмурясь, Джонни позволил своим глазам скользнуть вниз только до ее прекрасной обнаженной груди перед тем, как отвернуться; непроизвольно сжал зубы — и дорого заплатил за это. Ноющая боль в зубе мудрости резко усилилась от неосторожного движения.

Глаза Джонни закрылись от физической и нравственной боли, прибывающей, как вода во время наводнения. Сначала несносная зубная боль. Питье виски в номере «Дома плантатора». Посещение «Игрока» на закате дня. Невада на сцене, поющая «Фрэнки и Джонни». Невада, бросающая игральные кости и выигрывающая. Невада, сидящая у него на коленях за ужином. Невада, стоящая перед ним в одних черных шелковых чулках и синих атласных туфельках. Невада, красивая и обнаженная, охотно садящаяся верхом на него и…

Омраченные болью черные глаза Джонни открылись, чтобы невидяще уставиться в потолок. Проклятая моя шкура! Накажите меня вечными муками! Мало того, что в пьяном угаре я лишил девушку невинности, но я не остановился на этом!

Джонни зажмурил глаза, как только он вспомнил об остальной части этой длинной ночи.

«Боже мой!» громко простонал Джонни, когда почувствовал разрыв нежной женской плоти и увидел выражение боли на хорошеньком личике Невады.

Он немедленно отпустил ее и, взяв руками за плечи, попытался осторожно приподнять ее настолько безболезненно, насколько возможно. Но Невада упрямо покачала головой, еще крепче прижалась к нему, и так сжала его своими напряженными бедрами, что он не смог остановиться.

И после этого, одурманенный выпитым виски и шампанским, он умудрился отбросить все свои представления о нормах поведения взрослого ответственного человека. Он лежал под извивающейся красивой девушкой, загипнотизированный видом ее обнаженных грудей, ее матовых бедер; ее теплая близость воспламенила его, вытеснив из головы все трезвые мысли и благие намерения.

После всего этого он понес ее в роскошную ванную комнату, поднялся на устланные ковром ступени к мраморной ванне, и погрузился в воду, не выпуская девушку из рук. Он вымыл ее и себя, поднялся из воды, велев ей оставаться там, где она была. Оставляя потоки воды и мыльные пузыри на роскошном ковре, он быстро вернулся, неся холодное шампанское и два сверкающих бокала.

Они сидели в ванне и пили шампанское до трех часов, когда Невада зевнула и сказала:

— Джонни, я засыпаю.

— Я знаю. Давай немного отдохнем, сладкая, — ответил он.

Но, когда она встала в ванне и бессознательно потянулась всем своим маленьким стройным телом в сверкающих капельках воды, он захотел ее снова.

— Подожди, любимая, — попросил Джонни, продолжая полулежать в ванне.

— Что такое? — сонно спросила она, позволяя мыльным пузырям скользить по ее розовой груди, округлым бедрам и стройным ногам; ее ничем не прикрытое тело отражалось в высоких зеркалах, окружавших ванну.

Дотянувшись до ее руки, Джонни сжал тонкие пальцы, поднялся, встал на одно колено и притянул ее к себе. Прижав лицо к ее скользкому животу, он стал горячо целовать ее чистое гладкое тело, не обращая внимания на привкус мыла на языке.

— Джонни, — слабо возразила она.

Неохотно подняв голову, Джонни усмехнулся, сморщил губы и сильно дунул, уничтожив гроздь мыльных пузырей, соблазнительно прилипших к угольно-черным кудрям между ее бедер. Невада засмеялась, но когда его смуглое лицо приблизилось к ней, она схватила его за волосы и отвела голову назад.

— Джонни!

Улыбнувшись, он гибко выпрямился перед ней, взял на руки, и поцеловал. Когда его губы оторвались от нее, он положил ладонь на ее затылок и прижал лицо к своей влажной груди. Поверх ее головы он видел их отражения в зеркалах. Пока он неторопливо восхищался стройным изгибом ее голой спины, узкой талии и небольшой округлой попки, Невада теплым приоткрытым ртом прижалась поцелуем к его груди.

Так они стояли в мраморной ванне, покрытые переливающимися мыльными пузырями, все более возбуждаясь с каждым долгим поцелуем, каждым прикосновением, каждым взглядом на свои обнаженные сплетенные тела, отраженные в зеркалах. Подчиняясь желанию, они покинули мраморную ванну, но не вернулись к кровати.

Влажные, скользкие, охваченные страстью, они сплелись неистово на мягком голубом ковре перед высокими позолоченными зеркалами, наслаждаясь друг другом, навсегда запоминая эту эротическую картину взаимной любви.