Слишком скоро, как показалось Неваде, Джонни расчесал и искусно уложил тяжелые пряди в сияющие локоны на ее голове. Ей хотелось бы продолжить эту приятную близость. Неваде очень понравилось сидеть на мягком ковре между колен Джонни, в то время как он ласково и медленно проводил щеткой по ее волосам и гладил их большой теплой рукой. Это было прекрасное простое удовольствие, которое заставило ее сердце петь от восторга под тугим корсажем нового шелкового платья, и она мечтательно улыбалась, пока Джонни говорил о чем-то несущественном своим глубоким низким голосом. Летнее солнце освещало высокие сосны на восточном берегу реки, и лучи, струящиеся в открытые иллюминаторы, были теплого медового цвета. Резкие крики розовых чаек раздались сразу же, как только ночь спустилась на реку.

Все головы повернулись в их сторону, когда красивая пара вошла в освещенную газовыми лампами столовую «Девы Мемфиса».

При всей своей наивности Невада не могла не отметить тот факт, что многие женщины смотрели на Джонни с интересом. Она уничтожающе взглянула на гибкую блондинку в смело декольтированном белом платье, сжала согнутую руку Джонни, на которую опиралась, и помолилась, чтобы он не заметил дерзкой женщины.

Джонни заметил.

После того как они уселись за столиком для двоих у стены, облицованной атласным деревом, под мерцающим бра из полированной меди, Джонни обвел темными глазами весь зал и остановил взгляд на женщине в белом платье. Поглаживая усы, он едва заметно улыбнулся и слегка кивнул головой в знак восхищения. И Невада чуть не подавилась супом из лангуст, когда, в середине обеда, Джонни без усилий завладел вниманием официанта и спокойно сказал ему на ухо:

— Пошлите бутылку вашего самого лучшего лафита леди за столиком около дальней пальмы. И передайте ей на словах..

Джонни прошептал что-то, загородив рот рукой так, что Невада не смогла расслышать. Официант посмотрел на блондинку.

— А, прекрасная миссис Гаррисон. Сию минуту, сэр.

— Почему, во имя всех святых, ты посылаешь вино замужней женщине? — горячо возмутилась Невада. — Что подумает ее муж?

Лениво улыбнувшись блондинке, Джонни нехотя обратил внимание на девушку, сидящую напротив него.

— Ешь свой обед, Невада. Я намерен побыстрее пойти в салон для карт.

— Я тоже пойду с тобой?

Он усмехнулся, вытер чувственный рот салфеткой из камчатного полотна и потянулся за сигарой.

— Конечно. Ты — моя леди Удача.

Невада обрадовалась. И, повернув голову, многозначительно посмотрела на белокурую миссис Гаррисон с самодовольной ликующей улыбкой.

В продымленном салоне для карточных игр на легкой навесной палубе парохода Невада быстро отметила, что она была единственной особой женского пола. То же самое заметили и присутствующие игроки. Некоторые из них бросали восхищенные взгляды на нее, другие были явно раздражены. Джонни, казалось, не придавал этому значения, так что Невада тоже не была обеспокоена.

Прежде чем Джонни занял место за столом с четырьмя серьезными игроками, готовыми к покеру с высокими ставками, он пододвинул стул для Невады, поставил его справа от себя и усадил ее.

И Невада почувствовала опьяняющую власть, когда, усаживаясь слева от нее, Джонни наклонился, взял ее руку, поцеловал ладонь и положил ее на свое правое плечо. Он прошептал прямо ей в ухо:

— Подружка, будь хорошей девочкой, сиди здесь тихо около меня, держи руку на моем плече на счастье, а я буду выигрывать для нас деньги.

Она сделала свое дело, и он сдержал слово.

Когда они покинули карточный салон через три с половиной часа, Джонни имел семь тысяч пятьсот долларов в наличных деньгах и чеках, заполнивших внутренний карман его черного вечернего пиджака, и Невада была восхитительно горда, потому что он был обязан ей такой победой.

Луна поднялась над рекой, и влажный, тяжелый воздух стал прохладнее. Это была прекрасная романтическая ночь, и Невада после нескольких часов, проведенных в душном помещении, надеялась, что она и Джонни неторопливо прогуляются по палубе. Но Джонни вынул из кармана золотые часы и щелкнул крышкой.

— Пора спать, Невада.

— Нет! Этого не может быть. Сколько сейчас времени?

— Почти одиннадцать.

— Это слишком рано! Мой Бог, я никогда не ложилась раньше полуночи с тех пор, как мне исполнилось десять лет. — Она улыбнулась и взяла его под руку. — Давай прогуляемся при лунном свете и послушаем звуки реки.

— Не сегодня, — сказал Джонни. Он проводил ее прямо к каюте и оставил одну, задержавшись лишь для того, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Войдя в спальню, Невада нахмурилась от разочарования. И отметила, что, когда Джонни вышел от нее, он не вошел в свою собственную каюту. Он отправился в противоположном направлении. Любопытная Невада подошла к иллюминатору и выглянула.

Она все еще сидела у иллюминатора, когда, почти через час, услышала знакомый смех Джонни. Вглядевшись повнимательнее, Невада увидела его. Он стоял у перил, примерно в тридцати ярдах от ее наблюдательного пункта. Лунный свет блестел в его угольно-черных волосах, а его лицо оставалось в тени. И он был не один.

Высокая стройная женщина с серебристыми волосами, в белом блестящем платье, обрисовывающем стройные изгибы ее тела, была рядом. Она стояла перед ним, глядя ему прямо в глаза. Она положила руки на его белую манишку, и звонкий смех зазвенел в тихом ночном воздухе.

Рот Невады открылся от гнева и зависти, когда рука Джонни скользнула вокруг тонкой талии миссис Гаррисон, и он притянул ее к себе. Потом он поднял ее подбородок большим и указательным пальцами и нагнулся. Джонни поцеловал миссис Гаррисон, а она прильнула к нему, обхватив обнаженными руками его шею, чтобы приблизить к себе темноволосую голову. Это был долгий, медленный и страстный поцелуй, заставивший ревнивую наблюдательницу задрожать от возмущения.

Глядя на обнявшуюся парочку, Невада подумала, что она заболеет от ревности, когда рука Джонни медленно двинулась от стройной талии миссис Гаррисон к ложбинке на груди. Его длинные пальцы сжимали и ласкали закрытую атласом грудь женщины, и собственные груди Невады болели, и ее соски горели, как будто рука Джонни дотянулась до нее.

Мужчина и женщина отошли от перил, и, к ужасу Невады, направились прямо к ней. Не смея дышать, она отодвинулась подальше от иллюминатора, и они прошли мимо на расстоянии одного фута от того места, где она стояла, прижавшись спиной к стене. Сердце замерло в ее груди, когда Невада услышала, как открывается дверь каюты, следующая за ее дверью. Каюты Джонни.

Они вошли вместе. Дверь отдельной каюты закрылась за ними. Невада напрягла слух. Она тихонько прокралась через полутемную комнату к двери из атласного дерева, которая соединяла две каюты. Рассерженная, смущенная и страдающая от ревности Невада медленно протянула руку к серебряной дверной ручке, обхватив ее дрожащими пальцами. Ручка не поворачивалась. Дверь, которая была открыта весь день, теперь оказалась крепко запертой.

«Нет! — пронеслось в измученном мозгу Невады. — Нет, нет, нет!»

Потом она услышала голос Джонни, бормочущий слова, которые она не смогла разобрать, сопровождаемые высоким женским смехом, который вызвал в ней ненависть. Это был звонкий смех удовлетворения и радости, как если бы Джонни сказал или сделал что-то, что удивило искушенную миссис Гаррисон. Глубокий мужской голос продолжал бормотать ласковые слова. И продолжал звенеть восхищенный смех миссис Гаррисон. И Невада продолжала невыносимо страдать, слушая эту пару.

Она чувствовала, что закричит что есть силы, если этот проклятый легкомысленный смех не прекратится немедленно! Но когда смех наконец смолк, Невада поняла, что хотела бы всем сердцем, чтобы снова зазвучал смех. До Невады донеслись другие, еще более ранящие звуки — шелест одежды, нежные вздохи, задыхающийся голос женщины, шепчущий «Джонни, Джонни».