— Ты знаешь, что я буду представлять собой никчемного прожигателя жизни, тебе тоже надо избрать образ, — сказали мы.

— Почему? — спросила Эрида.

— Вооруженная женщина вне стен Храма выглядит странно. И чем далее мы отдаляемся от него, тем более странно это будет.

Она признала это и спросила:

— Кем же мне быть?

— Очевидно, моей женой, — предложили мы.

— Скорее я позволю забить мне гвозди в уши.

Посмотрев на ее тощее угловатое тело, я согласился. Эрида сказала:

— Сестра более подходит, по-моему.

— Ха! Подумай своей головой, женщина! Мы, слава богам, не похожи друг на друга. Кроме того, с какой стати лорд Отечества потащит за собой свою незамужнюю сестру через море Адамантаны?

— А кого лорд возьмет с собой в долгое морское путешествие?

Меня осенило:

— Слугу!

Эрида, увидев в предложении здравый смысл, согласилась. Она привыкла носить мужские костюмы, мы купили несколько наборов одежд для слуг в коричневых и серых тонах. Парикмахер подстриг ее желтые волосы короче моих. У сапожника мы раздобыли ботинки, закрывавшие лодыжку. Она беспрестанно жаловалась на фасоны, на стрижку, на цвет одежды. В конце концов мы рассердились:

— Ты должна мне подчиняться, а не быть постоянным шипом в боку.

С тех пор так и пошло: ведь мы не могли звать ее девичьим именем, а стали звать Шип.

Впервые мы пытались сбежать, когда мы с Шип были у сапожника, а ее ноги были в колодках. Мы прокрались через заднюю дверь и побежали к морю. Золото и наш новый гардероб были уже на корабле. Если бы нам удалось избавиться от половины банды, нам осталась бы сумма достаточная на жизнь.

Шип поймала нас, когда мы проходили по сходням с ящичком, в котором были монеты.

— А, привет!.. Я пошел, чтобы захватить деньги на оплату сапожника, — сказали мы запинаясь.

— Я уже заплатила ему, — сказала Шип.

В Пазойе мы предприняли еще две попытки. Мы купили нечто порошкообразное — «Худмум», действующее как снотворное. Но проблема была в том, что Шип ничего, кроме воды, не пила, а на воде «Худмум» плавал подозрительными белыми хлопьями. Мы организовали в гостинице пожар и выпрыгнули со второго этажа. Она гналась за нами босиком. На этот раз завязалась драка. Наши удары пришлись в воздух, а она уложила нас тремя ударами: по шее, по колену и в пах. Когда мы лежали, хватая воздух ртом, она впервые показала стилет.

— Теперь, милорд, послушайте меня, — сказала она хладнокровно. — Мне надоели ваши фокусы. Если вы еще раз побежите, попытаетесь подсунуть мне что-нибудь или нападете на меня, я приведу вас обратно в храм, где с вас сдерут шкуру самым тупым ножом, который только найдется. Если вы мне верите, кивните головой.

Мы верили ей. Мы отплыли в ту же ночь. Некоторое время мы жаловались на свою судьбу, затем сделали открытие. Поскольку мы были среди людей, не знавших нас как меченосца Радо, мы объявили себя графом Радо Хапмарком и скоро привыкли к этому. Мы легко тратили деньги храма, щедро одаривая лакеев, барменов и шлюх. Каждый истраченный дукат причинял беспокойство Шип. А нам это нравилось. Это было другим открытием.

Мы не могли избавиться от нашего сторожевого пса, не могли ее побить. Что оставалось? Сокращать ответственность? Мы уже приняли на себя столько, сколько хватило бы на всю жизнь. Довольно! Если вам не избавиться от стража, нам надо быть потребовательнее, всячески унижать ее, так, чтобы она захотела сама покинуть нас.

Отчасти это было легко. В нас проснулась аристократическая кровь. По крайней мере, нам нравилось, когда нас обслуживают. Мы ничем не брезговали, чтобы досадить ей. О, она очень тонко отвечала на все это. Она стала мастером сарказма. Наши постоянные сражения стали нашим образом жизни, естественным, как дыхание.

Другим делом было узнать Шип. Мы обнаружили, что она была ханжой, не выносившей вида голого мужчины. В этом сказывались не столько храмовые обеты, сколько ее внутреннее отвращение к мужчинам. Мы заставляли ее ожидать около ванны, одевать нас. Она научилась многие вещи делать с закрытыми глазами. Досада на нее сделала нас жестокими. Мы решили испытать, как далеко простирается ее повиновение.

Мы приказали лечь ей в нашу постель. Да, это была проказа негодяя. Раньше никогда мы не принуждали женщину к нашему обществу, но сейчас мы были возмущены, кроме того, воздержание длилось уже двенадцать дней морского путешествия от Ледрилла до Опароса. Это было совокуплением с куклой. Мы поворачивали ее так и сяк, но так и не затронули ее.

В известном плане это злополучное происшествие возымело свое действие. Если до этого Шип все время была подле моего локтя, то после она держалась так далеко, как позволяли расстояния на корабле. Она была глубоко обеспокоена, а мы не обращали никакого внимания. Шип-в-моем-боку или камень на шее — если ей жизнь с нами не подходила, пусть ищет другого компаньона.

В Опаросе нас отпустили под честное слово на берег. Мы чудесно провели время! Мы устроили самую большую попойку, которую когда-либо видели на этих берегах. Вино текло в канавы, а на наши художества смотрела стая красоток. Мы выставили Шип перед дверью за стеной и время от времени подходили туда, крича через стену, чтобы она присоединилась к нам.

К жестокости ужасно легко привыкают.

Берегом Курукланда мы пришли на юг в направлении Миести. Там положение радикально изменилось. Рассказы об этом, начиная с Ледрилла, а в Опаросе мы увидели первых Ораторов Факта. Единственной целью их жизни было обращение в веру Факта новых верующих. Это были обычные пустомели, для которых все цели были хороши. В Опаросе мы впервые усомнились в правоте их дела.

В Миесте произошел случай. Мы ударили Шип.

Мы думали, что теперь придет нам конец, но она не ответила на удар. Странно, но нас это задело, мы увидели: подчиненность фанатичной жрицы была для нее выше оскорбления, обиды. Это потрясло нас.

Мы прибыли в Миести, и Факт окружил нас своими чудесами. Лампы горели без пламени. Повозки двигались без лошадей. В домах вверх и вниз двигались комнатки, в домах столь огромных, что это не поддавалось человеческому разуму смертных! Были и другие чудеса, спрятанные под видимой поверхностью. У Братьев есть корабль, который летает.

Мы опасались Факта и Братьев. Если такую силу направить на одного человека, можно ли надеяться, что он выживет? Казалось, мы обречены, обречены умереть от руки Шип или от колдовства Факта. А затем… в маленьком зале мы соприкоснулись с разумом Факта, познав такое величие! Такую мощь и милосердие! И это тот самый выскочка бог, которого жрицы хотят уничтожить?

Было бы позорным преступлением нанести ущерб Нам. Божественные благодеяния Факта принадлежат миру. Нет, мы не будем убивать Нас. Хотя мы боимся Нас, мы знаем, что мы любим Нас.

Шип пошевелила пальцами ног. Она хотела бы, чтобы ей было что лягнуть, чтобы вернуть ощущение собственных ног. Она была подвешена высоко над полом, предплечье и лодыжка привязаны к тяжелому стулу. Все ее члены онемели.

Даже когда Братья отобрали у нее ее смертоносный стилет, она отступала, ведя бой на каждом шагу. Она переломила много рук и проломила много голов, прежде чем на нее сели и связали ее. Стражники поместили ее в такую же комнату, как и Радо, и заперли. Когда ей впервые принесли пищу, она выбежала и успела пробежать сорок шагов по коридору, прежде чем армия охранников справилась с ней. Они применили дубинки и основательно избили ее.

Шип была помещена в меньшую камеру, похуже. В ходе того же дня все поменялось. Охранник, подававший ей еду, допустил ошибку: он протянул в окошечко руку за кружкой. Шип выдернула его руку из сустава и вынудила отдать ей ключ. Далеко она не ушла: лишь открыла дверь и тут же была схвачена.

Госс видел это.

— Меня печалит ваше упорство бежать, — сказал он. — Братья не намерены лишать вас жизни. Некоторое время назад Факт запретил это делать, но надо помешать вам наносить ущерб, и защитить вас от ущерба.