Странно, но Мезенцев, в свою очередь, не хотел жертвовать Леной ради своей цели.

Не хотел, но другого варианта почему-то не придумывалось. А цель его была — остаться в живых после того, как Леван узнал про Дагомыс, и после того, как он стрелял в Левана и Маятника. Схватившись за ствол, Мезенцев всего лишь пытался остаться в живых, но со стороны это выглядело черт знает чем... Маятник наверняка решил, что это было продолжение питерской истории, более изощренная попытка Лены добраться до него, до Маятника. Что подумал Леван... Бог знает, что он подумал и за кого он принял Мезенцева. Но вряд ли это мнение было хорошим.

Если у Левана есть хоть толика фантазии, то он непременно решит, что Лена тут — лишь пешка: девка, что с нее взять. А главный игрок, наверное, тот, кто был и в Дагомысе; тот, кто притащился в Москву выманивать Левана и Жору Маятника на переговоры; тот, кто вытащил пистолет и едва не угрохал Левана с Жорой. А может, кого-то и угрохал, черт его знает. Под столом, куда они все попадали, было темно. Мезенцев не разглядел, насколько сильно пострадало их здоровье. Но интуиция подсказывала, что повреждения были не смертельными.

То есть главным заговорщиком после стрельбы в пансионате получался Мезенцев. И будут теперь псы бежать и по его следу, а не только за Леной. И про переговоры стоило забыть навсегда.

Он проснулся, не осознавая времени суток. Шторы были задернуты, Лена сидела на постели и расчесывала волосы.

— Привет, — сказала она чуть более жизнерадостно, чем вчера. Мезенцев вяло махнул рукой, кое-как заставил мышцы придать телу сидячее положение.

— Да уж, — сказал он скорее сам себе, чем Лене. — Да уж, натворили мы делов...

И тут же спохватился:

— Я натворил.

— Что сделано, то сделано, — как-то на удивление бесстрастно отозвалась Лена. — Ты всего лишь расхлебываешь то, что заварила я... Ты сделал то, что мог. Если бы не ты... — сказала она эту стандартную фразу и замолчала.

«Если бы не я, то у тебя бы сейчас был отец. И ты никогда не оказалась бы в этом мотеле, за тридевять земель от твоего немецкого колледжа, где все ясно, чисто, просто и аккуратно...»

Так закончил фразу Мезенцев, но Лена предпочла более простой вариант:

— Если бы не ты... мне было бы сейчас очень плохо. Может быть, меня бы уже убили.

Мезенцев пробурчал что-то невнятное и, чтобы скрыть выражение лица, стал мять пальцами физиономию, словно не до конца проснувшись. Грязь и усталость кожи чувствовались меньше, из чего Мезенцев сделал вывод, что и грязь, и усталость срастаются с ним все плотнее.

— Надо решить, что делать дальше, — сказала Лена.

«В точку», — подумал Мезенцев. Вариантов на самом деле было два — опять два, как и тогда весной. И снова надо было выбрать один, верный. И не повторить прошлой ошибки, когда выбор был сделан неправильно.

Первый вариант был — бегать до конца дней от Левана и Жоры. И дождаться своего конца дней, когда кто-то из догоняющих окажется достаточно быстрым.

Второй вариант был — связаться с Леваном и поменять свою, мезенцевскую, жизнь на Лену. На Лену и ее деньги. На Лену и все, что там у нее есть. Левана придется уговаривать, Жору придется уговаривать, но этот вариант оставлял хоть какую-то надежду.

Первый вариант никакой надежды не оставлял. Именно так.

Мезенцев покосился на Лену — та стояла на кровати, чтобы видеть себя в зеркале на стене, и совершенно не догадывалась о планах Мезенцева на ее счет. Босые ноги переступали по матрасу, вид стройных икр и аккуратных коленок грел Мезенцева, как слабоалкогольный напиток, но...

И тут зазвонил телефон.

Мезенцев вздрогнул, обвел комнату все еще сонным взглядом, нашел белый аппарат на прикроватной тумбочке, потянулся было к нему, но вдруг понял, что звук исходит не оттуда. Лена тем временем озадаченно рылась в рюкзаке, пока не выудила оттуда мобильник, последние дни не подававший признаков жизни. Звонок шел именно от него. Лена некоторое время недоверчиво смотрела на дисплей, потом все-таки ответила...

— Это тебя, — сказала она секунду спустя и протянула мобильник Мезенцеву.

К этому мгновению Мезенцев уже проснулся, подобрал с ковра пистолет, прислушался к звукам в коридоре, инстинктивно втянул голову в плечи, подумал, как хорошо, что у них задернуты шторы... Короче говоря, он понял, что означает этот звонок. Он не мог понять — как? Но это уже не имело значения.

Он принял из прохладных пальцев Лены трубку, поймал настороженный взгляд девушки и кивнул: «Спокойно...»

Потом поднес трубку к уху, памятуя, что это могло быть отвлекающим маневром, а главное могло в эти же мгновения происходить за дверью, за окнами...

— Слушаю, — сказал Мезенцев.

— Здрасте, Евгений Петрович, — сказал чей-то голос, и был он настолько нереально жизнерадостным и нетипично вежливым, что Мезенцев даже поморщился и огляделся, не бредит ли он, не привиделся ли ему этот гостиничный номер, стены которого вдруг стали хрупкими границами безопасного жизненного пространства.

Нет, все это было реальным и не предполагало такой жизнерадостности, которой ему только что прополоскали ухо — словно апельсиновым соком из телевизионной рекламы.

— Здрасте, — сказал Мезенцев человеку, который знал номер мобильного Лены и знал его, Мезенцева, имя-отчество. То есть знал, что они с Леной сейчас заодно. По мезенцевским меркам это называлось — знать слишком много.

И поскольку Мезенцев не узнал голоса в трубке, и поскольку настроение у него было довольно хреновое, он не сдержался, чтобы не задать этот символический вопрос:

— Откуда вы меня знаете? И кто вы такой вообще?..

— Евгений Петрович, — радостной скороговоркой зачастил голос в трубке. — Ну вы же понимаете, что это все абсолютно неважно и неинтересно — кто, откуда, как... Главное, что я вас нашел. Вы меня сейчас послушайте, а потом просто скажите — да или нет, ладно?

Мезенцев еще и слова не успел сказать, а голос в трубке уже продолжал, не сбавляя темпа и не теряя поразительно оптимистической интонации, напоминавшей Мезенцеву пионерскую линейку в далеком советском детстве.

— Евгений Петрович, мне хорошо известна ваша ситуация. То есть мне известно, насколько серьезны ваши проблемы. Ваши, то есть вас и вашей девушки. К счастью, есть возможность все это исправить. То есть буквально все исправить. Решить все эти проблемы. При минимальных затратах с вашей стороны. Ну как? Согласны?

В трубке, вероятно, ждали от Мезенцева аналогичного всплеска оптимизма, но дождались лишь скептического:

— О чем это вы?

— О том, что вас ищут, ищут хорошо, а потому найдут. Рано или поздно. Найти вас нетрудно, я же нашел.

— Кто кого нашел? Мы всего лишь говорим по телефону...

— Да, но при этом я знаю, куда выходят окна вашего номера. Они, правда, сейчас занавешены... Евгений Петрович, ну это и в самом деле лишние вопросы, давайте к делу. Дело такое — я могу решить все ваши проблемы, и ваши лично, и вашей девушки. За это я хочу от вас всего лишь одну вещь.

— Душу? — мрачно сказал Мезенцев.

— Нет, не угадали. На души спрос нынче небольшой, рынок перенасыщен, так что я попрошу другое. Евгений Петрович, когда вы последний раз были в Дагомысе...

«Уже полстраны знает, что я был в Дагомысе, — с обреченной злостью подумал Мезенцев. — Что же дальше-то будет?»

— ...Вы кое-что прихватили с собой на память. Вот эту вещь я и хочу. В обмен на решение ваших проблем.

Мезенцев даже и не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, почесал лоб и задумался. Еще сутки назад ему казалось, что дела его так плохи, что дальше и некуда.

Оказалось — есть куда. Оказалось, что он давно уже вляпался в эту дрянь, да только не понимал этого. И это не Лена накликала на его голову напасти величиной с московскую высотку, это он сам в Дагомысе себе заработал. Просто не заметил. Спешил очень.

Радостный голос в трубке, видимо, расценил молчание Мезенцева как умственный ступор и решил все разжевать до предела: