Джака Хоблин два дня пил не просыхая.

Когда ему сообщили, в воскресенье утром в его доме произошла безобразная сцена. Он дал жене затрещину и ударил Розину по голове, словно они виноваты, потом в ярости отправился искать Дрейка, чтобы исполосовать его ремнем до костей. Но Дрейка нигде не оказалось, в кузнице было пусто, огонь в горне едва теплился, и лишь испуганный малец лет двенадцати ответил на вопли Джаки. Кузнец Карн ушел. Когда вернется — неизвестно. Никто этого не знает. Никого нет дома. Брат пошел его искать. Но Кузнец Карн ушел прошлой ночью и с тех пор не появлялся.

Разочарованный Джака разбил пинком пару ведер и ушел, а на полпути домой встретил Арта Муллета, также разыскивающего Дрейка. Они завернули в пивнушку Салли Треготнан и пили там остаток дня. Как и Джака, Арт желал наказать мерзавца, бросившего Розину, но как наказать, когда его нигде нет? Правда, его братец-святоша тут как тут, но даже их подогретое джином чувство справедливости не оправдывало избиение одного человека за грехи другого только на основе родства.

А кроме того, они с раздражением обнаружили неоднозначную реакцию посетителей пивнушки Салли-забери-покрепче. По всеобщему мнению, Дрейк поступил плохо, и хотя кое-кто предположил, что он отправился в Труро увиваться за новоиспеченной вдовой, другие думали, будто он в последний момент переменил свое решение относительно Розины и скрылся на несколько дней, пока не уляжется переполох. Как жаль, что это оказалась Розина, которую несколько лет назад так подвел Чарли Кемпторн, а ведь такую милую девушку еще надо поискать, она заслуживает лучшего, а ей дважды разбили сердце, бедняжке. Не то чтобы она когда-нибудь сохла по Чарли Кемпторну, это уж вряд ли, но... но хотя ее и бросили на пороге церкви, никто не утверждал, будто Дрейк ею попользовался, вот что было у всех на устах.

Ладно, Джака, мы поняли, о чем ты, но есть разница — одно дело, когда он нарушил слово, но никто не обвинит его в порче товара до покупки, никто не обвинит его, что он хоть пальцем до нее дотронулся, пока не надел кольцо. Уж чего у братьев Карн не отнять — это что они действуют честно и без утайки.

— Без утайки! — хмыкнул Джака. — Вот доберусь я до него — все кости переломаю без утайки!

Конечно, некоторые открыто встали на сторону Джаки, но вовсе не единодушно. Опасения Демельзы, что ее братьев считают чужаками, были справедливыми, так и останется до самой их смерти, ведь пять миль — это предельное расстояние, чтобы считаться своим, но они были ее братьями, а значит, шуринами Росса Полдарка, имеющего большой авторитет. Если бы они были неприятными, жадными или задиристыми — дело другое: вне зависимости от Полдарков их бы поставили на место. Но никто в здравом уме не обвинил бы братьев в подобном. К сожалению, один из них подвел хорошую девушку. Большинство предпочитало это замолчать, сказав просто: «Вот ведь жалость какая».

К понедельнику гнев Арта Муллета тоже выдохся. Ему нужно было пасти коз и расставлять сети. Он не мог целый день выплескивать угрозы над стаканом джина. Но решимость Джаки подпитывалась выпивкой, и ее требовалось всё больше, чтобы удовлетворить жажду. С приходом вечера он пошел в пивнушку на вершине холма, известную как «У доктора», и обнаружил там Тома Харри и Дика Кента, егерей из Тренвита. Слуги Уорлеггана не пользовались популярностью, а в особенности это относилось к Тому и Гарри Харри. Ни один из них не отваживался зайти к Салли-забери-покрепче, поскольку там их не встретил бы теплый прием. Заведение «У доктора» держал человек по имени Уорн, и он не был столь разборчив, так что в последние несколько лет здесь выпивали люди из Тренвита, когда выдавалось время.

Опьянение Джаки Хоблина уже перешло в ту стадию, когда он снова чувствовал себя трезвым, пусть трезвость эта была мрачной и опустошенной. Он не замечал никого вокруг и проковылял со своим стаканом на стул в уголке. Том Харри пнул локтем Дика Кента и подошел к Джаке, сел рядом и завел разговор. Кент тоже к ним присоединился.

И Джака наконец-то обрел общество сочувствующих и понимающих. Он любил этих людей не больше, чем прочие, но теперь понял, что недооценил их. Они были того же мнения о Дрейке, что и он: это трус, лжец, обманщик, разбивающий невинные сердца. Человек, не выполняющий обещаний, вонючий крысеныш, лживый мерзавец, червяк, недостойный ползать по земле, позор Сола. Навлекший позор на имя Хоблина.

— Если б я мог, — сказал Джака, вытирая губы тыльной стороной ладони, — то вышиб бы ему мозги. Кнутом. Хлыстом для лошадей. Вот что б я сделал, помяните мое слово!

— Он вернулся, — отозвался Том.

— Вернулся? Когда? Где? Я его не видал! Где он?

— В кузнице, я слыхал, — ответил Том. — Не, я его не видал. Но так говорят. Так ведь, Дик?

— Ну... откуда мне знать? — протянул Кент. — Ты это слыхал, Том? Э-э-э... Ну, может и так... Ага.

Все трое покинули пивнушку и поплелись к мастерской Пэлли. Спуск был долгим и крутым, а на другом холме, в Сент-Агнесс, мелькала пара огоньков. Но не у Дрейка. Когда они спустились, Том Харри подошел к двери и постучал. Ответа не было.

Джака сплюнул.

— Горн потушен. Никого тута нет.

— А я слыхал, тута он. Может, прячется, боится рожу показать. Да, Джака? А, Джака? Давай поглядим.

Дверь была заперта, но замок оказался хлипким и поддался с третьего удара. Они ввалились внутрь, Джака первым, он споткнулся о стул и выругался.

— Мать вашу, да здесь темень, как в мешке у жестянщика. Если б я...

— Ты там? — прокричал Том Харри. — Выходи, Дрейк Карн! Хотим с тобой поговорить! Выходи!

Они снова споткнулись в темноте, а потом Дик Кент высек огнивом искру и зажег свечу. Они увидели простую кухню, хлеб на столе, покрытую плесенью кроличью ножку. Кувшин с водой и кружку с чаем. Харри пнул стол, и он с грохотом опрокинулся.

— Эй, эй, — встревоженно встрял Кент. — Можно подумать, война началась.

— Именно так, — сказал Джака, оглядываясь вокруг, как окруженный со всех сторон бык, не знающий, на кого напасть первым. — Но чертова гаденыша здесь нет, не хочет драться.

— Ну, зато мы можем попортить его любовное гнездышко! — гаркнул Том Харри из крохотной гостиной выше по ступенькам. — Дай-ка свечу, Дик!

— Эй, ты поаккуратней! С огнем-то!

— Я бы сжег тута всё дотла, — сказал Джака сквозь сломанные зубы, покачнувшись. — Богом клянусь, всё бы сжег!

— Ну так давай, — откликнулся Том Харри. — В чем проблема? Давай, Джака, ты сам предложил. Поглядим, умеешь ли ты кусаться так же хорошо, как лаять!

Оказавшись в руках Джаки, свеча заморгала и стала плеваться жиром. Он ругнулся, когда горячий жир капнул ему на пальцы. В комнате сгустились тени, и Джака поднес свечу к дешевой шторе. Та быстро занялась, и пламя побежало дальше.

— Эй, я тут ни при чем! — сказал Кент. — Не хочу иметь с этим ничего общего. Это вообще не мое дело!

И он покачиваясь вышел из дома.

Джака уставился на огонь, наполовину испуганно, наполовину с восторгом.

— Ну вот, — сказал Том Харри. — Вот теперь ты с ним разделался. С этим дерьмом и вруном. Да, Джака? Да?

Он сунул Джаке кусок ткани, и когда свеча чуть не упала, придержал ее другой рукой, пока ткань не загорелась. Потом он отнес полыхающую тряпку в гостиную и положил так, чтобы огонь оказался поближе к балкам под соломенной крышей.

Они остались еще на пару минут, пока не убедились, что всё загорелось. Дик Кент уже ушел. Тогда они поковыляли вслед за ним на холм, в сторону Сола. На вершине холма они присели, чтобы отдышаться. Оглянувшись, они увидели, что в мастерской Пэлли больше не темно. Окна светились желтым. Они решили, что лучше не задерживаться и больше не смотреть.

Первый раз Морвенна увидела Дрейка днем во вторник. Всю ночь она мучилась, пытаясь избавиться от жутких кошмаров. Оззи всё время присутствовал рядом с постелью, закутанный в простыню. «Давай сначала помолимся», — понукал он ее. «Тление не наследует нетления... поборемся со зверями в Эфесе... отринем же дурное сообщество... первый человек Адам стал душою живущею, а последний Адам есть дух животворящий... Давай, Морвенна, вознесем молитву, а потом ты покажешь мне свои ступни...» Дважды она вставала с постели и пыталась найти несуществующую дверь в стене, за которой ее замуровали с живым трупом Оззи. Дважды ее чуть не стошнило от ужаса. С приходом утра Гарланда проникла в ее спальню и легла рядом. Только Гарланда заставила ее в конце концов встать и прожить еще один невыносимый день.