Посмеялись ребята и, конечно, все принялись делать «пистолет». Но лишь двое не оконфузились — Саша и заядлый спортсмен Гриша Коркин с нашитыми на красной майке буквами. Саша все же пережал Гришу: четыре раза поднялся на ноге.

Даже Сергей Сергеевич удивился:

— Тренировался где-нибудь?

— Я в Днепропетровске жил. У нас там площадка во дворе. Мы все тренировались. В любую погоду.

— Оно и видно. Тренировка — великое дело. — Сергей Сергеевич улыбнулся. — Я и сам немножко занимаюсь спортом. Люблю.

— А вы сколько раз «пистолет» сделаете? — спросил Гриша.

— Ну, это и в самом деле детские забавы, как сказал ваш Буратино. — И, точно заведенный, Сергей Сергеевич десять раз подряд выжал «пистолет».

— Вот это да! Сила! — восхищались ребята.

А Гагарин, чтобы уж совсем поразить их, вдруг выжал на скамейке стойку, уравновесился и, отставив левую руку, так — на одной правой — и стоял чуть ли не минуту.

Этим он окончательно покорил сердца мальчишек. Да, спортом, только спортом они должны заниматься! Перебивая друг друга, ребята предлагали:

— Турник сделаем; и кольца повесим!

— И канат, чтобы лазать…

— А шест? Как же без шеста?

— Шест не обязательно. Вот брусья — нужны.

— А еще конь…

Сергей Сергеевич успевал только голову поворачивать.

— Ну и спички! — засмеялся он. — Загорелись! Турник подавай, брусья, коня… Ну, а если кто рисовать любит? Выпиливать? Или в шашки играть?

Действительно, забыли об этом. Ребята вопросительно уставились на Гагарина. А тот ничего больше не сказал: сами, мол, соображайте. Конечно, тут надо подумать. Вон сколько ребят во дворе. И девчонок тоже. Им, может, совсем не интересно в баскетбол играть или на турнике крутиться.

— Игротека нужна, — сказал Саша. — Как у нас в Днепропетровске. Игры соберем, головоломок наделаем… Может быть, ребят спросить?..

— Я знаю! — вдруг воскликнул Лешка. — У нас в прошлом году в лагере здорово придумали… Но я потом скажу, по секрету…

Долго еще толпились ребята возле Сергея Сергеевича. Он уже перезнакомился со всеми. Узнав, что Пенка хорошо играет в шахматы, пообещал непременно сразиться с ней. А потом он неожиданно сощурил глаза и внимательно оглядел ребят.

— А кто же из вас Костя Саенко? Еще один автор заметки.

Все переглянулись. Кости среди них не было.

— Вон их окно, — показал Василек. — На первом этаже. Закрыто. Наверно, никого дома нет. Я сейчас сбегаю, узнаю…

К удивлению Василька, и сам Костя, и его мама оказались дома. Только дедушки не было.

— Что это на моего Костика такой спрос? И вчера приходили, и сегодня, — улыбнулась Софья Викторовна, пропуская Василька в комнату. — Костик… — сказала она и осеклась. На лице сына, сидевшего на диване, было написано такое страдание, что у нее похолодело в груди. — Костик! Что с тобой? Ты болен?

— Голова болит.

— Боже мой, надо вызвать врача!

— Нет-нет! Врача не надо, — словно чего-то испугался Костя. — Дай лучше какую-нибудь таблетку.

Когда Софья Викторовна скрылась за дверью, Костя еще сильнее сморщил лицо.

— Серьезно, что-то заболел я. Вы уж там без меня действуйте.

— Жаль, — посочувствовал Василек. — А он про тебя спрашивал… Вот человек! Видел бы, как стойку на одной руке жал!.. Ладно, я тогда побегу. Не болей, слышишь? Самое интересное начинается.

Василек убежал, а Костя взглянул на часы и встал с дивана. Через минуту Софья Викторовна принесла таблетку аспирина.

— Мне уже легче, — сказал Костя. — Это, наверно, оттого голова разболелась, что читал лежа.

Мама пощупала его лоб.

— Голова будто бы не горячая. Но аспирин все же прими. Вот видишь, сколько раз я говорила — не читай лежа…

Костя не стал спорить. Отвернулся к окну и незаметно положил таблетку в карман. Потом, скривившись, выпил воды. Стыдно было разыгрывать перед мамой эту комедию, но что ему оставалось делать? В половине двенадцатого он должен явиться к Плутону, и они вместе с Меркурием отправятся добывать белого пуделя. Костя был совсем не в восторге от великой чести, которую ему оказал Марс. Но что поделаешь — он больше не распоряжался собой. Трудная началась жизнь. Вот и деньги пришлось стащить. А вдруг дедушка обнаружит пропажу?

У Кости засосало под ложечкой…

Возвратившись к ребятам, Василек сказал, что Костя, кажется, заболел и во двор не выйдет.

— Ну, ребятки, — поднялся Сергей Сергеевич, — теперь пойду к вашему страшному Грому.

Около часа сидел Гагарин у Ретюнского. Ребята совсем извелись, ожидая его. И когда он наконец появился в дверях, гурьбой бросились навстречу.

— Ну, что?

— Да ничего, — улыбнулся Сергей Сергеевич. — Не такой уж он и страшный, ваш Гром. В общем, завтра проводим собрание жильцов. И вы все приходите.

Вынув из рамы осколки стекла, Василий Степанович принялся соскабливать старую замазку. Тетя Марфа, глядя на его заскорузлые пальцы с темными подковками въевшегося у ногтей машинного масла, сочувственно вздохнула:

— Вот так-то, Василий Степаныч, растишь деток, поишь, кормишь, а какая от них благодарность? Одежа горит, бегают, хулиганят, стекла бьют. Ох-хо-хо! И детки нынче пошли, одно наказание…

Лешкин отец продолжал молча орудовать стамеской. Похоже, он не одобрял жалоб тети Марфы. И когда она опять принялась жаловаться: «Ни совести у них нет, ни почтения к старшим — одно баловство на уме», Василий Степанович миролюбиво перебил ее:

— Это ж дети, Никитична. Всегда баловались… Да себя возьму. Помню: шарахнул раз мячом по окну, а там — бутыль с вишневой наливкой. Шуму-то было! — Василий Степанович засмеялся, закрутил головой. — Что поделаешь — дети. Такая у них пора.

Тетя Марфа сердито смахнула тряпкой куски стекла в ведро.

— Верно сказывают: яблоко от яблони недалеко падает. Сам, значит, хулиганом был и сына таким растишь. Детей в руках держать надо, а не потакать шалостям.

— Эх, Никитична, — горестно сказал Василий Степанович, — зачем такое говоришь… Будто я не держал Лешку!.. Э-эх! Только, видать, пользы от того битья, как от гвоздя в шине… Я вот, по всей прямоте откроюсь, полную ночь не спал. Жизнь свою вспоминал. И, можно сказать, только сейчас дошел до этого понятия. Умом и сердцем дошел. Ведь как получается — бьешь его, а он же — человек. Какая-никакая душа в нем имеется, гордость. А как же — человек.

— Человек! — Тетя Марфа в сердцах бросила на подоконник тряпку. — А стекла высаживает, как последний хулиган. И теперь, вместо того чтобы лишний кусок в дом принести, должен ты на стекла тратиться!

— Не пришлось, Никитична. Молодцы ребятишки-то. Сами купили. Собрали меж собой деньги и купили. Видишь, друг за дружку — в огонь и воду. А ты говоришь — сорванцы, хулиганы! Приходи-ка сегодня на собрание — как раз о ребятишках разговор будет…

— Только и дел мне, как по собраниям расхаживать!..

На собрание жильцов тетя Марфа, конечно, не пришла. И не только она не пришла. И объявление висело со вчерашнего вечера, и ребята обошли квартиры — предупреждали о собрании, а в просторной комнате домоуправления к назначенному времени собралось лишь человек десять взрослых.

Сергей Сергеевич посмотрел на Ретюнского.

— Не очень организованный у вас народ. Десять минут седьмого, а людей — кот наплакал.

Управдом, довольный в душе, что собрание может сорваться, беспомощно пожал плечами.

— Что поделаешь? Должен с вами согласиться — народ действительно неорганизованный. Ну, и время к тому же выбрали не совсем удачное. Люди только с работы пришли, покушали, и теперь кто в кино или театр собирается, кто в парк — культурно провести вечер. Ну, посудите, кому охота сидеть в душной комнате и строить, извините за откровенность, песочные планы? — Ретюнский поднял папку, как бы предупреждая возражение собеседника. — Я, безусловно, понимаю важность вопроса организации разумного отдыха детей, но ведь это легко в газетке написать. Попробуйте в жизни осуществить. Трудно. Откровенно признаюсь: лично я плохо верю в реальность данного мероприятия. Поломают все ребятишки, побьют, забросят через неделю, и останется все по-прежнему. Ведь и качели когда-то делали, и грибки — все уничтожили. Как саранча.