В юности на побег и первую энергетическую атаку её подтолкнула именно новость, что вся жизнь сплошной храмовничий обман, обыкновенная иллюзия братьев. Теперь в тусклом очертании реальности четко родилось принятие — а дальше-то не лучше! Ничего действительно не менялось. Только невидимый дирижер. Жизнь Мурси не настоящая! Как сценарий тупого сериала, а может быть трагикомедии в стиле фарс, а может даже всамоделишний хоррор, с короткими юмористическими вставками. Может и впрямь она уже давно мертва, лежит в саркофаге, а всё вокруг — это только феерические галлюцинации, от того они и кажутся иногда такими забавными и дурацкими.

Как же Мурси хотелось сейчас, чтобы Морган колол и колол её обезболивающим, продолжая поддерживать мираж этого праздника бытия. Пусть бы и наставник дальше читал свои проповеди, сидя тут, рядом, пусть бы и Ванно ворчал и грозился убить, Лена строила заковыристые махинации по экспроприации имперского трона, Коди хвалился достижениями в немыслимых видах спорта, а Клара болтала о всякой ерунде… Пусть бы и дальше существовал этот сюрреализм, что капитан привыкла называть своей жизнью.

— Ну что, Морган, теперь мы с вами на одну тюфтельку стали совместимей! — капитан игриво подмигнула, желая подлить абсурдности в происходящее. — Попробуем на досуге подсоединиться?

— Что? — не понял катар и оглядел Мурси с головы до ног, ожидая увидеть так называемую «тюфтельку».

— Ну как, породнились свистящей дырочкой в боку! И у вас и у меня теперь такая есть, — и Мурси, улыбаясь, тихо начала напевать: — Кворчонок резиновый, в кепке малиновой, шёл и насвистывал дырочкой в правом боку. Знаете?

— Ну и чушь, — расплылся и Морган в улыбке.

— Не чушь, а вполне забавная песенка, — едва слышно пояснил Христов себе в бороду. — Это исполнитель плохой. Но Мила её обожала в детстве. Каждый вечер перед сном заставляла петь. А ту, вторую, помнишь? Нормальную колыбельную?

— Вторая грустная, она про расставание, — вздохнула печально Мурси, но потом поглядела на Моргана, опять улыбнулась и вполголоса, довольно бодро, зашептала: — Небо лучистое, облако чистое, на именины к коту, кворчонок резиновый, шёл и насвистывал, дырочкой в правом боку*.

— Так, понятно, лекарство начало действовать, — по-доброму прогундел Ванно. — Девчонка постоянно ахинею под обезболом несёт. Эх, ты! Столько тренировок и всё зря! Забыла, чему учил тебя Ванно или стала слушаться этого..? — вакуй не договорил, смерив презрительным взглядом Христова. — Ты её отконопатил?

— Да почему опять я? — сердито возразил Джес. — Тебя наняли для другого! Гидрос должен был всё рассказать уже. Не стал? Послушай…

— Ванно знает правду, — недовольно перебил вакуй. — Но ты мне не нравишься!

— Да мне абсолютно всё равно! Вот вообще! Нравлюсь я кому из вас или нет! Мне не важно! — прокричал Христов, отчего-то совершенно рассвирепев. Потом закрыл глаза, сделал глубокий вдох, пытаясь расслабить зажатые в раздражении лицевые мышцы, и четко проговорил: — Потом поговорим, Палач, хорошо? Я и впрямь очень устал. Катар, у тебя осталось ещё запретного «кайфа» для держателя Силы? Мне тоже надо немного расслабиться и возможно спеть, не могу уже, нервы на пределе. С Милой поседеть в одночасье можно!

Христов взял протянутую ампулу, умастился рядом с Мурси, так же вытягивая ноги, и сделал себе инъекцию самостоятельно. Блаженно прикрыл веки. Лицо его разровнялось, светлая кожа на щеках порозовела, едва заметная улыбка коснулась губ. Но продолжал занудно бубнить, словно и сам превратился в Ванно, когда тому приходилось вытаскивать капитана из каких-нибудь подпольных заведений.

— Где уж тут гармонию в разуме найдешь, когда твою малышку пытаются обидеть все, кто ни попадя. Ещё и обвиняя в том тебя. Того, кто сам на алтаре справедливости растратил душу. А ведь каких-то полчаса назад думал доплатить тебе, Палач. Здорово ты научил Милу владеть мечом. Даже я бы так не смог. Как она Дуку отделала, ты бы видел. Гордился бы.

— Тогда кто девчонку нокаутировал, если не Дуку? — Ванно осмотрелся, уловил вдалеке очертания Мофри и торопливо зашагал к телу. — То существо?

Вакуй приблизился к распростертому клону, лежащему на полу звездой, и остановился как вкопанный у её ног. Он внимательно, будто не смел поверить собственным глазам, обошёл уже неопасного врага вокруг.

— Дела! Ванно подумал бы, что это она и есть, — восхищенно проговорил вакуй. — Действительно, суровая соперница. Какие бицепсы накаченные. Какие руки, какие спортивные конечности! Идеальная боевая форма! Когда уже порадуешь старика и дорастешь до такого?

Мурси промолчала, ей было буквально лень отвечать. Рот открываться не хотел, язык не ворочался. Нега сковала её, сделала похожей на пана Бобуся после трапезы. Только вместо хорошего ужина, капитан созерцала внутри себя тонкую вибрацию психосильной системы, которая расшатывала мозговые извилины, сглаживала их, рисовала фантасмогоричные пятна вместо лиц присутствующих. Голова Мурси сама, непроизвольно, неосознанно упала на плечо наставника, как только он присел рядом, а пальцы беззаветно, с какой-то маниакальной последовательностью расправляли шерстинки на запястье катара под ручным холофоном. Капитан на себе прочувствовала полное опупение. Так должно быть и кибиксчане, истинные котофарианцы, впадая в транс, переживали трансцендентный опыт через религиозную мессу.

Морган принялся озираться по сторонам, лихорадочно выискивая свидетелей столь постыдного падения его нравственности. Ему до смерти хотелось так же присесть рядом, уткнуться в шею нянни, подставить не руку, а бочок, и замурчать в приступе всеобъемлющей нежности, но лишние персоны, включая наставника, делали мечту несбыточной. И не только в данное время, но и вообще, в перспективе.

Нет, мириться с ещё одним мужчиной в жизни своей нянни Морган не сможет. В конце концов, у него есть чувство собственного достоинства. И нельзя чтобы такая мысль в принципе пришла в голову Мурси! А то вдруг предложит? Вдруг Морик не сумеет физически отказаться, как она от наставника? Загипнотизирует своими ласковыми поглаживаниями, убийственным взглядом, чарующей улыбкой… И всю оставшуюся жизнь катар будет ненавидеть и её, и себя за проявленную слабость, за вынужденный позор. А на смертном одре, вместо спокойствия, его лицо выразит только сожаление о былом. Нет, лучше уж сразу харакири сделать! Вот всё закончится, попрощается с Мусичкой, может, удастся напоследок поцеловать, и выйдет в открытый космос. Решительно и безотлагательно!

Морган поспешно встал, делая вид, что влеком любопытством, и подошёл к Ванно. Но только взглянул на второго клона, как в испуге отпрянул. Попятился, споткнулся о ноги Христова, поглядел на него, совершенно потеряв лицо, невидящим взором, и даже не извинившись, присел опять рядом с капитаном. Сам подсунул ей под пальцы руку. Пусть гладит дальше! Будто именно таким образом хотел удостовериться, что она точно жива.

— Что с тобой? — спокойно спросил Джес, вынужденно выплывая из беззаботной скоротечной дрёмы. — Мила, как ты? Идти сможешь?

— В погоде, — грустно, но вполне адекватно ответила капитан. — Маловато будет. Маловато!

— Не позволяй разуму надолго опускаться в пучины забвения, — назидательно проговорил Христов. — Ибо Путь этот тёмен, хоть и прост.

— Как скажете, наставник, — устала бороться с извечными проповедями Мурси.

— Мила, а ответь мне, — вдруг пихнул её локтем Джес совершенно по-простому, по-дружески, и иронично усмехнулся одним уголком рта. — А что это с твоим капралом? Почему у него глаза такие большие?

— Это чтобы лучше нас видеть, — доверительным шепотом ответила Мурси и легонько встряхнула за руку Моргана. — Моричка, дыши. Что такое, котик? Ты опять закатотонился.

— Она… Она же… Полностью как вы! Мне вдруг показалось…. — пробормотал Морган, указывая пальцем поверх плеча позади себя, даже не обернувшись. — Нет, я и смотреть не могу! Думать не буду! Это ужасно! Ужасно!

— Скажи же, не различимы! — кивнул Христов. — Вот Миле это тоже твердил я. Что только не выслушал по поводу своего разума. Палач, ты чем там занимаешься?