— Слушай внимательно, мальчик мой, у тебя мало времени и всего одна попытка, — прошептала нелюдь, обжигая кожу горячим дыханием. — Сейчас ты возьмешь это и ударишь меня по голове. Вот сюда. Не бойся, бей так сильно, как сможешь. Ты ослаблен настолько, что вряд ли сумеешь серьезно навредить мне. А кости у меня крепкие, уж поверь…

В смуглой ладони алавийки появился увесистый булыжник, который перекочевал в мою руку. А затем темноликая наклонилась, подставляя темечко, и проговорила:

— Давай. А потом беги, как можно дальше. На севере должно отыскаться местечко для тебя. Не вздумай возвращаться в поместье. Навсегда забудь о том, какую ты носил фамилию. Только тогда, может быть, тебе посчастливится выжить.

Если б я мог, то наверняка бы изумился. Но истерзанный пытками разум отказывался испытывать какие-либо эмоции.

— Зачем тебе это? — разлепил я пересохшие губы, не торопясь следовать совету желтоглазой.

— Ты еще будешь задавать мне вопросы⁈ — опешила она. — Бей и беги!

— Откуда мне знать, что это не провокация?

— Придется поверить на слово!

— Что ж, спасибо за предоставленную возможность, но нет, — устало усмехнулся я. — Однако взамен я готов подарить тебе легкую смерть, которую твои спутники заслужат еще очень не скоро.

— Ты совсем повредился разумом, мой мальчик… Пожалуйста, соберись и действуй! Тебе предстоит сложный путь, и я уже не смогу помочь!

— Не вижу причин для этого, — фыркнул я. — Пока что мне не встречалось алавийцев, достойных доверия.

— И всё же, на одного из народа альвэ ты можешь положиться, — убежденно отозвалась темноликая.

— Это на кого?

— Посмотри на меня внимательней, Риз. Разве не узнаешь?

— Нет, впервые тебя вижу, — честно признался я.

— Что ж, неудивительно. Но в этом нет твоей вины. Только моя и Одиона. В других обстоятельствах я бы ничего тебе не рассказала. Но сейчас, когда на кону стоит твоя жизнь, у меня не остается выбора. Ты можешь положиться на меня, Ризант нор Адамастро, потому что я твоя мать. И я не могу желать зла своему дитя. Пожалуйста, беги отсюда…

Мой изможденный мозг запоздало отреагировал на имя, прозвучавшее еще в подвале. Как там назвал алавийку мой мучитель? Гир-Лаайда? Не знаю, почему мне сразу не резануло слух. Наверное, потому что не так уж и часто слышал это имя…

Темноликая, полагая, что убедила меня, вновь склонила голову, подставляясь под удар. Я поднял руку с камнем. Замахнулся и… вышвырнул его из телеги.

— Что ты творишь⁈ — зашипела Лаайда. — Не верь лживым обещаниям Хеенса! Он убьет тебя сразу же, как только доберется до алхимика!

— Да, я знаю. Но если ты хочешь помочь, то просто помолчи, ладно? — грубовато попросил я.

Алавийка осеклась и в самом деле затихла. Я же пока неспешно прикрыл свои веки, слушая цокот копыт, стук колес и шорох одежд нетерпеливо мнущейся матери Ризанта.

— Что ты делаешь? — не выдержала нелюдь и пяти минут тишины.

— Сплю.

— Каарнвадер непобедимый, ты совсем спятил⁈

— Просто дай мне немного прийти в себя. Твой кровожадный дружок истязал меня почти сутки. Думаешь, мне сейчас хочется выслушивать еще и тебя?

— Ризант, моё сердце плачет, когда я представляю то, через что тебе пришлось пройти, но ты должен…

— По-мол-чи, Лаайда, иначе я позову Хеенса, — слегка повысил я голос, и темноликая тотчас же шарахнулась и испуганно втянула голову в плечи.

Угроза подействовала. И до самого пункта назначения алавийка не проронила ни слова. Только её янтарные глаза слабо поблескивали в темноте, смотря на меня с плохо скрытой печалью и тревогой. Вот так встреча, блин…

Когда телега остановилась, небо на горизонте уже посветлело на половину тона, предвещая скорый рассвет. Та дорога, которая верхом при свете солнца заняла бы часа четыре, для кибитки растянулась на всю ночь.

Оба алавийских прихвостня грубо выволокли меня из транспорта и потащили вперед. Туда, где стояла богатая лакированная карета. А возле неё обнаружился и ненавистный мучитель в компании сразу трех Дев войны. Итого, значит, пять альвэ, если считать вместе с Лаайдой. Плюс пара шестёрок из числа людей. Без магии нечего и думать их одолеть.

— Ну, mingsel, показывай, куда дальше, — приказал Хеенс, неспешно разминаясь после долгой поездки.

— Туда, — кивнул я в сторону ближайшего лесочка. — Создатель ясности обитает там.

Сделав знак своим прихлебателям, темноликий повел всю процессию к деревьям. Я после короткого прерывистого сна и целебного плетения Лаайды смог бы уже идти и сам, пусть не слишком твердо. Однако предпочел изображать из себя полнейшую немощь. Так что алавийским подстилкам приходилось прикладывать много усилий, чтобы нести меня. На глазах у своего нанимателя они не решались обращаться со мной бесцеремонно. А лишь сквернословили сквозь зубы и злобно шипели, когда я будто бы случайно цеплялся и спотыкался об каждую ветку.

И вот мы сделали первый шаг под своды лесной рощи. Я посмотрел на затылок Хеенса и на мои губы наползла мстительная ухмылка.

— Гесперия, прости, что прихожу в твои владения вот так, но мне срочно нужна твоя помощь, — отчетливо произнес я.

— Не припомню, чтобы разрешал тебе раскрывать пасть, смесок, — обернулся алавиец. — К кому ты обращаешься?

— Скоро узнаешь, мразь, — осклабился я.

Физиономия палача напряглась. Ноздри раздулись, как у разъяренного быка, а желтые очи полыхнули огнём. Однако уже в следующее мгновение он вскрикнул от неожиданности и его гнев моментально сменился на испуг.

Тысячи тонких побегов выстрелили из земли, опутывая моих конвоиров. Гибкие ветви и отростки густо оплели их, сделав похожими на кусты с головами. Послышалась ругань и сдавленные проклятия, но они никак не могли помочь алавийцам высвободится. А в следующую секунду из темноты чащи выметнулась и сама Гесперия, покрытая древесной броней. Дриада сейчас была оч-чень зла и напоминала разъяренную дикую кошку, мчащуюся спасать своих котят.

Первородный дух быстро приблизилась ко мне и отбросила рваную накидку. Глаза её шокировано распахнулись, а потом заполнились густыми смолянистыми слезами.

— Кто посмел с тобой это сделать⁈ – пророкотала лесная чаща. — Укажи мне на того выродка, чтобы я могла сотворить с ним то же самое!

Я уже собирался было представить нимфе виновника, но тут вдруг заметил, как в прижатых к туловищу руках Хеенса рождаются чародейские проекции. Подонок сдаваться не хотел, и готовил какой-то неприятный сюрприз. Гесперия пока ничего не замечала, поэтому я сам, преодолевая сопротивление непослушных мышц подскочил к нему. Свою более-менее уцелевшую руку я сжал в кулак и со всего маху залепил темноликому в челюсть. Не знаю, откуда взялись силы в ослабевшем теле, но удар получился что надо. Голова Хеенса мотнулась назад, а взор стал мутным, как дешевая брага. Концентрация сбилась и незаконченный конструкт распался. Однако я на этом не остановился…

— Что, сука желтоглазая, теперь моя очередь водить, да? — с ненавистью выплюнул я, отыскивая в зелени ладонь алавийца.

— Отпусти-и-и… ы-ы-ы-ы… — засипел спутанный побегами алавиец, когда я с противным хрустом вывернул из суставной сумки его указательный палец.

Как и многие садисты, любящие причинять страдания другим, мой недавний истязатель очень плохо умел терпеть боль сам. Он трепыхался как пойманный сурок. Плевался, верещал, а потом и стонал, покуда я методично ломал ему кости. Физическая работа, которая раньше не вызвала бы у меня и испарины, сейчас заставила пот литься градом. Но, Многоокий создатель, какое моральное удовлетворение я испытал… Мне даже показалось, что где-то в душе шевельнулось нечто потерянное в окрестностях Фаренхолда. То, что позволяло мне колдовать…

Вдруг нестерпимо захотелось сделать с Хеенсом что-нибудь очень-очень плохое и злое. Такое, чтоб даже боги народа альвэ ужаснулись. И я на полном серьезе собирался приступить к задуманному. Но тут мне вдруг на обожженное каленым железом плечо легла прохладная ладонь Гесперии.