Вроде игры с ними?

Ну да, со своими.

А, понятно.

Да. Когда я был маленьким, я думал, в них хранится моча. На первый взгляд, вполне логичное предположение, но когда я чуть подрос, я узнал, что они совсем не для этого.

Действительно, не для этого. А второе и последнее открытие?

Что женщины и даже императоры тоже какают, как и я. Примерно раз в сутки, примерно с такими же звуками и запахами.

Очень интересная мысль.

Да. Очень. Я почти целый год привыкал к ней. А знаете, как это долго в детстве: целый год. Иногда он может казаться вечностью, правда?

Правда, вечностью. Часто.

Знаете, как я сделал эти два открытия?

Пожалуй, точно не скажу.

Услышал от слепого сказителя, распевавшего на обочине дороги, а рядом сидел дурачок и записывал его слова. Это были сказки для взрослых. Мне не следовало их слушать, но я слушал. Я был тогда очень маленький.

Понимаю.

Да, вяло добавил Хадж Гарун. Но разве все мы не были когда-то маленькими и невинными?

Некоторое время огромную роль в жизни Хадж Гаруна играло его родимое пятно; впрочем, это было много лет назад, и теперь столь впечатляющее явление давало о себе знать лишь в редких случаях.

Эта родинка представляла собой бледно-сиреневое пятно неправильной формы, которое начиналось над левым глазом, набирало силу в районе носа, низвергалось вдоль шеи и кружилось с перерывами по всему телу, прерываясь и возобновляясь, то бледнея, то набирая цвет, то прячась в укромные уголки, то красуясь на самом видном месте; оно проходило через пах и, скользя то по одной ноге, то по другой, исчезало где-то возле лодыжки; оно было похоже на карту какой-нибудь легендарной древней страны, то ли Атлантиды, то ли неизвестной империи халдеев, а может, известной, но постоянно меняющей очертания империи мидян.

Когда еще виден был весь узор, находились люди, которые усматривали в нем общее расположение улиц города Ур до того, как его занесло илом древнего потопа. Другие видели в нем некое подобие плана важнейших военных крепостей в долине Тигра и Евфрата, третьи божились, что это точная схема синайских оазисов. Во всяком случае, родимое пятно привлекало внимание к Хадж Гаруну с самого его рождения. Ко времени первого Исайи он уже был известным человеком в Иерусалиме, люди разных национальностей и вероисповеданий относились к нему кто с уважением, кто со страхом.

Но во время нашествия персов все изменилось. Он больше не пользовался доверием ни у местных жителей, ни у чужеземцев, а когда Александр Македонский сделал в Иерусалиме остановку на пути в Индию, Хадж Гаруна уже считали просто чудаком, несмотря на тот факт, что он прожил в этом городе дольше, чем кто-либо другой. Кое-кто из бесчестных предсказателей все еще тайком спрашивал у него совета, но даже они, из страха перед общественным мнением, при встрече на улице делали вид, что не замечают его.

Однажды начавшись, падение лишь ускорялось. Чем дальше, тем больше Хадж Гарун лишался уверенности в себе. Он утратил способность говорить убежденно, а с ней ушли и бесстрашные речи. Уже задолго до прихода римлян никто в Иерусалиме не принимал его всерьез. А он к тому времени повидал уже слишком много, целые народы приходили и уходили, зачинались и кончались многие эпохи. У него появилась досадная привычка сваливать все события в кучу, словно они произошли вчера, и когда кто-то из новичков по неведению начинал его слушать, голова у них шла кругом, действительность менялась перед их взором так же быстро, как формы лилового пейзажа, что извивался вдоль его хрупкого тела.

Итак, примерно со времен Христа верить Хадж Гаруну перестали совершенно. Жители Иерусалима постоянно громоздили новые стены и ворота, храмы, церкви и мечети на развалинах старых, закрывая раз и навсегда старые камни новыми базарами, садами и двориками, неустанно лепя и возводя новые строения.

Они были слишком заняты, чтобы поверить человеку, который родился за тысячу лет до Христа. В голове которого, однако, роились факты, о коих никто доселе не слыхивал.

А юный О'Салливан Бир примерно три тысячи лет спустя, в 1920 году, отчаиваться вовсе не собирался. Едва успев перебраться в Дом героев Крымской войны, он принялся строить хитроумные планы, искать способ заработать деньги, намекая в разных арабских кофейнях, что имеет богатый опыт нелегальных дел. Прошло немного времени, и к нему подошел человек неопределенной национальности.

Контрабанда оружия? Он кивнул. Рассказал, как скрывался четыре года на юге Ирландии, и, очевидно, сумел произвести на человека впечатление. Откуда куда? Сюда из Константинополя.

Для кого?

Для Хаганы.

А что это такое?

Будущая еврейская повстанческая армия.

А с кем она собирается воевать, с англичанами?

Если понадобится.

Это хорошо, поганые англичане.

Вам выпадет честь доставить им первую партию оружия, сказал человек.

Если сойдемся в цене, подумал Джо.

Деньги. Он вспомнил утерянную карту сокровищ Хадж Гаруна, он был уверен, что она существовала в действительности. Старый араб упомянул о ней лишь мельком, назвав историей моей жизни, но Джо был слишком заинтригован, чтобы довольствоваться этим.

Вы записали ее? спросил он Хадж Гаруна.

Старик неопределенно развел руками. Он точно не помнил, да или нет, но Джо не сомневался, что все-таки записал, а потом потерял или забыл, где спрятал тайную, доподлинную историю богатств, обнаруженных им в пещерах под Иерусалимом, в старых городах, — а потом этот подробный путеводитель по неисчислимым богатствам, которые за тысячи лет навезли в Иерусалим завоеватели и набожные фанатики, перемешался у него в голове со сказками «Тысячи и одной ночи» и другими преследовавшими его фантазиями.

Об этом он допросил Хадж Гаруна особо тщательно.

Вы точно не помните, куда ее подевали?

Кого?

Историю вашей жизни.

Хадж Гарун беспомощно пожал плечами, судорожно сцепил руки, искренне желая порадовать своего нового друга этим или хоть каким-нибудь воспоминанием, но память подвела его, все годы слились воедино, и он с грустью развел руками и признал, что ни в чем не уверен, не может сказать, ведь прошлое — оно такое беспорядочное.

Но ведь пресвитер Иоанн простит его? Они все еще друзья?

Джо, конечно, ответил, что они друзья и друзьями останутся. Но карта сокровищ отныне не давала ему покоя, он подумал, не поговорить ли о ней с его новым работодателем, который, похоже, немало знал о Иерусалиме. Почему бы не попробовать? Осторожно, не выказывая особого интереса, он расспросил этого человека, не слыхал ли он о документе, предположительно охватывающем три тысячи лет истории Иерусалима и написанном сумасшедшим и убогим человеком, который, вероятнее всего, исчез не так давно.

Работодатель взглянул на него с любопытством. Не идет ли речь о мифическом подлиннике Синайской Библии? Оригинальная версия, совершенно отличная от той подделки, что позже была куплена русским царем?

Царь. Даже царь за ней охотится. Так хочет прибрать к рукам карту, что рыскает вокруг и клюет на подделки.

Да. И что о ней говорят?

Предположительно, она где-то зарыта. Но никто ее никогда не видел, и все это, конечно, чушь, выдумка какого-то сумасшедшего.

Конечно сумасшедшего, безусловно чушь, несомненно зарыта. Как-нибудь вечером Хадж Гарун, открыв древний сейф и спустившись по лестнице, крадучись проскальзывает в туннель в пятидесяти футах под землей, чтобы провести вечерок в уединении.

Так что же именно в ней, не известно?

Мужчина улыбнулся. В этом-то все и дело. Предположительно в ней все.

Все. Персидские ковры и вавилонские тиары, клады крестоносцев, награбленные сокровища мамелюков и золото Селевкидов. Карта такой ценности, что царь был готов отдать за нее свою империю.