Только вот то и был. Принц. Как есть, наследник Ватундрии, только вот второй в очереди, не первый. На мои крики и дикий ржач нашей охраны выбежали все обитательницы и обитатели борделя, ну и мадам Кардамон среди них, которая конечно же сразу узнала гостя.

— Что же это вы, — говорит, — ваше величество Даниэле на коне к нам? Никак штурмом брать решили?

Он конечно тут такой, капюшон откинул, светловолосой гривой встряхнул, голубыми глазищами зыркнул, представительно так, царственный палец за пояс с каменьями и дорогущим мечом заткнув. А что скрываться, если уже и так узнали.

— Могу и штурмом, коли Нарциссу немедленно сюда не позовете!

Ну, а что ее звать? Эта у нас всегда в каждой бочке затычкой была и без того с остальными слюни на не званного гостя попускать вышла.

— О, Дэн-дэн, я здесь, любимый! — Воскликнула она с балкона, вся такая нежно-молочная. Волосы вьющиеся до пояса, карамельные, глаза золотистые, медовые, губы пухлые, яхонтовые. Не девушка, а конфета.

В общем, что долго разглагольствовать: пришел он ее, значит, замуж брать. Да, да, ее, карамельную, из на весь Эвенор известного борделя "Лиловая Роза". И ведь взял!

Уплатил мадам выкуп за все что на его невесту потрачено было и за все, что ей было куплено и "безвозмездно" подарено, да еще и, как сплетничали потом девушки, переплатил половину.

Помог ей, значит, этот принц сказочный, взобраться на коня подле себя и, сделав круг почета по нашей гостиной, которую мне, между прочим, потом еще и отмывать пришлось от вовсе не сказочного навоза, ускакал прямиком в свое королевство. Благо, оно не далеко. Хотя тут, в Эвеноре, все вообще достаточно близко. А она, Нарцисса наша, коза еще такая, язык всем на прощание показала.

И что-то тут на меня как нашло, как душу прищемило за самое сокровенное место — я как давай реветь! Метлу у ног уронила, и сама рядышком с ней шлепнулась. Реву, не могу, хотя сама понять не могу, что реву? Хотя, потом разобралась конечно: я же как все время думала, ну и что с того, что я уродина — вон, девки всех красивее на свете, а все одно их замуж никто никогда не возьмет. А вот как оно все обернулось. И стала я для себя в этот день уродиной самой настоящей, ни на что свою жизнь меняющей.

И нет бы пожалел меня кто, так женщины злые до чужой радости, принялись себе настроение за мой счет поднимать и всячески надо мной потешаться. Мол, это я, дура ихняя, решила, что принц за мной приехал. Или насочиняли разного, что я в Даниэле Вантундрийского давно втюрилась и Нарциссу к нему страшно ревновала. Или еще совсем мерзкого, что когда они в спальне уединялись, я у нее в шкафу пряталась, рыдала и за петельку себя дергала. Фу… мерзко-то как!

Нет, Даниэле, конечно был всем хорош, вот только не в моем вкусе. А что? Если горбунья и уродина, то и своего вкуса быть не может — бери что дают? Вот мне лично высокие голубоглазые брюнеты всегда нравились, и чтобы скуластые, и с мужественным красивым подбородком…

В общем, долго мне в цветнике нашем это припоминали, да и сейчас нет-нет да вспомнят. Особенно Амариллис, она всегда рада мне напомнить, кого материнская благодать стороной обошла. А вот Валериане все больше все равно. Она вообще такая, ко всему вокруг равнодушная и надменная, словно дама из высшего общества. Да и манеры такие же. Впрочем, многим господам нравится.

Нельзя сказать что на меня в "Лиловой Розе" никогда и никто не обращал внимание. Да, да и моя роза имела спрос, вот только у кого…

Мадам Кардамон особо яро обороняла меня от одного некроманта, которому дался мой горб. Он все упрашивал ее продать меня, бешеные, надо сказать, деньги сулил, но та нашла в себе силы отказать. И на том спасибо, что хоть последнюю волю матушки блюдет. Я-то знаю, как ей трудно было не согласиться! Глаза так и блестели от предложений этого трупных дел мастера.

Мадам Кардамон была женщиной не страстной и практичной, но в том, что касается денег, а точнее прибыли, у нее порой могло и крышу снести. Нет, она спокойно тратила кошели золота на ткани для нарядов наших прелестниц, на угощения для будущих гостей, но это не значит, что не перегрызла бы горло за копеечку какому-нибудь продавцу маринованной селедки. Просто она знала от каких вложений ей вернется втрое, а от каких будет дулька с гулькой.

Еще был странный чернокнижник, адепт какого-то демонического культа, а то и сам одержимый, который умалял ее предоставить меня ему на одну ночь для проведения какого-то своего ритуала. Но и ему отказала моя мадам, потому что он так и не смог внятно ответить, повредит ли этот ритуал моему здоровью, разуму или жизни.

В общем, в борделе "Лиловая роза" даже мне перепадало внимание посетителей и жизнь шла своим чередом.

Пока не настал этот день…

А точнее вечер… ну, позвольте, какие же приличные кутежники отправляются в бордель днем! Хотя двери "Лиловой Розы" несомненно были открыты для дорогих гостей круглые сутки. Но только для дорогих.

Время было уже к сумеркам, и я пошла зажигать фонари на нашем крыльце. Лиловые, все как положено. Что-то мне, пожалуй, от матери все же досталось, вот чаровницкий дар, например. Только слабенький конечно, совсем слабенький. Вот, могла заставить небольшой огонек другим цветом окраситься, могла и зажечь, но это уже серьезнее — для такого часами пыжиться над фитюлем приходилось. Могла иголку заговорить, чтобы палец не колола, ну, или булавку, или наоборот… было такое, когда наши прелестницы сами приходили и за деньги просили какую-нибудь пакость сопернице очаровать, например, помаду, чтобы все время на губах растекалась или заколку, чтобы непременно до крови все время царапала.

А что? За деньги я завсегда пожалуйста — тем более пакостили в основном Амариллис, она у нас была главная красавица. Говорили, что на мать нашу сильно была похожа — брови вразлет, губки сочным бантиком, глаза блестят под пышными ресницами… только я-то знаю от чего блестят. От того, что гадость опять кому-то какую-то подстроила или сплетню какую пустила, гадина лупоглазая.

Так вот, зажигаю это я фонари, как вдруг гром! Люди голосят, кони ржут! Да так шумно, будто и не спят добрые люди вокруг в поздний час. Спустя мгновение вижу — подъезжают к нашему крыльцу кареты золотом покрытие и всадники вокруг, охрана значит. Один такой молодец слез с коня, подвинул меня деликатно со словами "уйди старая!" и давай стучать в приличное заведение.

— Открывай, хозяйка! Благородные гости приехали! Встречать выходи, да поторопись же!

Только вот какая я старая? Обидно совсем! Мне же только-только девятнадцатый годок стукнул. Но знаем, плавали — таким лучше не перечить, и я бочком, бочком да в сторонку. К черному ходу, посмотреть что дальше будет, да в дом. Кто ж еще этим будет кофе с пирожными готовить? Там-то душу и отведу, уж слюны у меня точно на всех хватит.

Мадам Кардамон и правда не стала заставлять себя ждать. Распахнула дверь с улыбкой в два ряда. А что не улыбаться, когда тебе денег много принесли. Тут и дурак улыбнется.

— Здравствуйте, здравствуйте, милейший господин. А кто же, позвольте узнать, столь щедр, чтобы порадовать нас своим присутствием?

Тут ворота первой кареты распахнулись, как по заказу и из них вышел он — наш король Жоржетт Второй, при полном параде; разодетый в шелковый камзол, панталоны в цвет и седой парик, хотя у самого волосы рыжие густые и кудрявые, если верить девочкам, везде.

— Милая мадам Кардамон, ну что за встреча, что за радостное событие! — Воскликнул он, словно то было совершенно случайно, что он явился в бордель среди ночи. Хотя было определенно странно, что в этот раз так открыто. — Позвольте представить вам моего доброго друга, которого, я надеюсь, вы окружите столь же восхитительной заботой, что и ме… кхм… других ваших почтенных гостей. Король, Генрих Третий, Розамундский.

После его слов, а может и до них — я не заметила, во время его приветствия дико зачесался нос и я аж глаза закрыла от удовольствия, пока удовлетворяла эту потребность — из той же кареты вышел высокий и просто невероятно красивый мужчина. Вот умеют же эти Розамудцы королей делать — подтянутое тело было идеально подчеркнуто правильно скроенным камзолом, уж я-то в шитье разбираюсь! Густые каштановые волосы немного откинуты назад, лицо волевое, гармоничное, с тонкими, но мужественными чертами и серые глаза так сладко горят в обрамлении темных ресниц… ну, про глаза я уже додумала, там темно было и стояла я достаточно далеко, но мне показалось, что глаза непременно должны быть такими.