После того разговора у меня остался неприятный осадок, а на следующее же утро у порога моей спальни появилась большая коробка синих роз с запиской, написанной витиеватым почерком: "Извини, что был резок. Л."

Но в самом деле было ли ему за что извиняться? С того момента, как я рискнула и отправилась в никуда с одержимым Сомерайтом, моя жизнь, можно сказать, наладилась. Меня больше не хотели продать, я в принципе не была заперта… просто самоубийством было покинуть Беккен в одиночку…

У меня появилась даже медная ванна! По правде, она там и была, в моей королевской опочивальне, просто я извлекла ее из завалов и как следует очистила.

Набирать в нее воду и нагревать ее не составляло труда, благодаря чародейским знакам "аквум" и "афламм", вот только с выносом воды было сложнее, но об этом всегда можно было попросить Луция, который приказывал выполнять сию неблагодарную работу одержимым. А захаживало их в крепость, надо сказать, не мало!

Первое время у меня дух от страха перехватывало, когда я встречалась на лестнице в его кабинет с рогатыми… и сказать по правде не все они были такими демонически привлекательными, как знакомый мне Сомерайт. Пожалуй, здесь можно было говорить даже об исключении из правил — этот одержимый вел себя удивительно прилично в сравнении с остальными, выглядел опрятно и внушал страх, но все же не откровенное отвращение.

На предложения Луция приставить ко мне кого-то я всегда отвечала отказом. А вы бы согласились, чтобы рядом с вами все время ошивался похотливый полудемон? Хотя, признаться, чем больше времени проходило с моего бегства, тем отчетливее я слышала то, чего не было во мне раньше. Все мое естество, отравленное проклятьем, желало близости, хоть я и сопротивлялась тому…

За время, проведенное вместе, Луций и правда стал мне другом… первым в моей жизни настоящим другом, по крайней мере мне так хотелось верить в это! Но в глубине души я все ждала, когда же он проявит ко мне иные чувства. Ведь все было ясно, было озвучено и осмысленно мной. И даже принято, как данность — я источник большой силы… желанной силы, так неужели я не желанна и ему?

Я сопротивлялась, мне было противно осознавать это частью своей натуры, но мое тело порой жило словно отдельно от меня. Оно требовало эмоций, страсти и порывов… должно быть, так себя ощущала Ирис, которую отец за руку привел в бордель, не справившись со страстностью дочери.

Бывало я просыпалась среди ночи от яростного желания, терзавшего меня и почти сражалась с собой, всерьез размышляя над тем, чтобы подняться по винтовой лестнице в кабинет, где Луций спал на жестком диване и лечь рядом… прижаться, ощутить этот его волнующий аромат…

Но хуже этих ночей были только утра в его кабинете, когда мне казалось, что он читает мои мысли… и знает все, что творится в моей дурной голове! Как же иначе объяснить ту загадочную улыбку, что скользила по его губам? Но мужчина хранил молчание и вел себя как обычно. Не выказывал мне особых знаков внимания, не бросал взглядов, намеков. В конце концов именно это он мне и обещал — быть другом.

Но теперь мне внезапно стало этого мало. И все же меня в наших отношениях беспокоило не это, а то — хотела ли я Луция или мне просто нужен был мужчина.

До чего же грязно я чувствовала себя во время таких размышлений.

Дни становились короче, и колдун появлялся в башне в все реже. Теперь он дольше задерживался в отлучках и иногда разговаривал со мной только во время завтрака обеда или ужина, а то и вовсе запирал кабинет перед моим носом, прося не беспокоить его.

Я обижалась на него, но был ли в том какой-то прок? Этот человек ничего не должен был мне. Наоборот, это я пользовалась его милостью. В какой-то момент я и вовсе перестала появляться в его кабинете.

Так, быстро сблизившись в начале, мы отдалились друг от друга настолько, что стали жить под одной крышей, точно трубочист и фонарщик, которые не пересекаются в общих комнатах и коридорах, потому что один уходит на работу, когда другой уже спит, а второй делает все наоборот.

Белый снег, выпавший за стенами крепости Беккен больше не таял, ночи стали такими холодными, что я перестала гасить камин…

Тогда-то это наконец и произошло.

— Банагор знает, что ты со мной.

Ранним зимним утром Луций постучался в дверь моей спальни и заставил вылезти из-под теплого пухового одеяла. Попросил подняться к нему, чтобы позавтракать вместе, хотя этот по началу обязательный для нас дружеский ритуал давно канул в лету. Вот и теперь, мы не ели. Просто сидели у накрытого кофейного столика, я на диване, он в кресле. Колдун был напряжен и смотрел на меня пристально, не отводя своих холодных голубых глаз, словно не решался что-то сказать. Принять какое-то важное решение.

Я поняла его взгляд по-своему и решила задать вопрос в лоб.

— Но… ты же знал, что это произойдет? Луций, я не знаю, что между нами не так в последнее время, но я чувствую, что что-то изменилось. Скажи мне честно, ты жалеешь о том, что помог мне?

— Глупости. — Не задумываясь ответил он и прикрыл глаза рукой, словно боролся с сильной усталостью. — Он знает, кто увел тебя у него из-под носа, но никому не известно, что я обитаю здесь. Что до демонов, то они не нарушат молчание, даже если дракон живьем будет снимать кожу с ими одержимых.

— Тогда что не так? — На самом деле этот вопрос мне хотелось сказать не спокойно, а выкрикнуть ему в лицо, потому что именно он мучил меня все это время.

— Мы не можем больше здесь оставаться. Точнее я не могу. — Добавил колдун и мне показалось, что его голос дрогнул. — И не могу оставить тебя здесь одну. Потому что без меня эта крепость больше не будет надежной защитой для тебя.

— Я не понимаю. Почему? — Опешила я.

Седоволосый не торопился с ответом. Все его движения, резкие хаотичные, говорили о крайнем нервном напряжении и мысленной борьбе, что шла внутри его сознания. Луций вертел перстень на пальце, бегал взглядом по комнате, словно ища поддержку или предлог. Чего он боялся? О чем не хотел говорить?

— Я отправляюсь в Чернолесье, в Амадаэн-сур — сердце леса. Это может быть опасно, но взять тебя с собой — все что я могу тебе предложить.

Я замерла. Внутри меня все похолодело.

— Зачем? Я хотела сказать… разве Чернолесье не на востоке Эвенора? Ведь… дракон…

— Да, это совсем рядом с его логовом. — Закончил за меня мужчина и заговорил быстро и ровно. — Но он не будет ждать, что мы появимся там. Это было бы по меньшей мере глупо нам так приближаться к нему.

— Да, глупо… но почему…

Луций не дал договорить:

— Так ты отправишься со мной или нет? Ты можешь остаться здесь, но у нас не будет связи с тобой… долго. Я оставлю нескольких приглядывать, но боюсь, они не составят хорошую компанию.

"Будто ты сам в последнее время был хорошей компанией" — зло продумала я, а в слух сказала:

— Ты не хочешь мне что-либо объяснять, так? Ну, хорошо. Ты мог бы попросить Сомерайта побыть со мной? Я очень давно его не видела и, пожалуй, он единственный из всех твоих одержимых не пугает меня до потери пульса.

Луций дернулся, когда я упомянула имя его слуги, доставившего меня сюда, и долго молчал, то ли взвешивая слова, то ли пытаясь что-то прочесть в моем лице, позе, взгляде которым я старалась буравить его так же холодно. Между нами словно выросла непреодолимая стена. Я чувствовала, как он закрывается от меня, но почему? Из-за чего наша дружба так скоро сошла на нет? Правильно говорил триединый, попробуй разбери что там, в голове у этого колдуна! Какие мотивы им движут, демон его побери?!

— Сомерайта Барджузи Гроуда больше нет. Он был первым до кого добрался Банагор, когда начал поиски.

Его слова, словно ударили меня по лицу. Как это нет? Я бы не стала утверждать, что испытывала к желтоглазому особо трепетные чувства, но нет — в смысле нет?