Она намекает на Пастуха и Полынь. Мне удалось уговорить Кариссу не трогать их. Они всего лишь пешки, а для пыток у нас было достаточно людей из младших членов Братства. Но я понимаю: оба состояли в звене Севера, куда вошёл и новичок Тигр. Похожий на северянина гигант — один из приближённых Великого Зверя, а глава Братства точно входит в верхушку мятежников. Значит, и Полынь с Пастухом могли что-то узнать.

Как бы мне ни хотелось этого делать, приходится выбирать, с кого начать. Я оттягивал этот момент до последнего. К своему звену, кроме холодного, как глыба льда, Севера я всё же немного проникся. Они — те самые заблудшие души, только и всего, пускай это их не оправдывает. Но делает предстоящее дело для меня гораздо тяжелее.

Пораскинув имеющимися данными об обоих, первой целью выбираю Пастуха. Всё же про него мне известно больше. Полынь — степняк, курил полынь и пахнет теперь, как полынь. А вот у Пастуха есть ниточки, за которые можно попробовать подёргать, не прибегая к неоправданному насилию, от которого меня уже воротит.

Я вхожу в комнату один, на этот раз убедив генерала оставить этот разговор на меня. Она может послушать с помощью техники, но тоже не делает этого.

— Позорный предатель! Плешивая драная крыса! — бросается к укреплённой одиночной клетке Пастух. — Да кто ты такой⁈

Он грязный и замученный. Его ещё не подвергали пыткам, но условия содержания крайне паршивые. Я слушаю гневную тираду, поносящую меня и всех моих предков. Он мечется в клетке, как дикий загнанный зверь. Однако, несмотря на его напор, я вижу, как потускнел огонь в его глазах. Аккуратная бородка чуть отросла и грязная, уже начинает сбиваться в маленькие колтуны.

— Тигр, — рычит он. — Впрочем, неважно, кто ты. Если думаешь, что я поведусь на твои льстивые речи или угрозы…

Он смачно плюёт в меня, но не достаёт, я предусмотрительно сел на табурет, облокотившись на входную дверь.

— Можешь хоть брус раскалённого металла мне в задницу загнать, я братьев не сдам!

— Закончил? — холодно и безучастно спрашиваю я, хотя внутри меня всё кипит.

— Нет! Трупоед, ты, проклятый! Ты подохнешь! Вы все подохнете! — он продолжает орать до хрипа.

Когда крик переходит в сипение, оцениваю состояние его голоса и констатирую:

— Теперь точно закончил.

Пленник отвечает наполненным ненавистью взглядом.

— Веришь ты мне или нет, но я правда не хотел тебя трогать. Планировал узнать всё, что нужно, у других Охотников… — со вздохом пододвигаю стул и упираюсь взглядом в Пастуха. — Ты можешь считать себя кем угодно, но ты явно не святой. Как и я, впрочем. От моих рук действительно пало немало людей. И за каждую смерть я однажды буду держать ответ перед предками, доказывая, что она была оправданной.

Мой монолог не вызывает реакции у собеседника, но меня это не смущает.

— Но ты… Ты, Пастух, совсем иное дело. Сколько невинных жертв на твоей совести? Скольких ты убил не в открытом бою, а ударом в спину? Ядом? Стрелой? Вряд ли этому тебя учила в детстве матушка, о которой ты с таким теплом рассказываешь.

Слова даются мне с трудом, но голосом этого не выдаю. Говорю ровно и чётко, почти без эмоций. Хотя прекрасно понимаю, что подобный ход может нанести гораздо больший вред душе, чем телесная рана.

— Не смей упоминать её! — рычит он, принимаясь трясти клетку.

Игнорируя окрик, продолжаю:

— А что знает про твои заработки благоверная? Вряд ли она обрадуется, обнаружив, что её избранник зарабатывает на новый дом, убивая людей.

— Ты брешешь! — найдя в себе силы хрипло выдаёт южанин. — Это всё ложь. Ты не знаешь, кто я. Не знаешь, откуда родом. Юг Империи так же огромен, как океан, окружающий наш материк.

— Отнюдь, — равнодушно отвечаю я. — Было непросто найти твой дом и узнать реальное имя, Хуэй Фэн, но ищейки государя не зря едят свой хлеб. Как видишь, не так много времени это и заняло. Если ты думал, что зачистил все свои следы и вёл себя осторожно, то ошибаешься. Теперь остаётся только подождать. Мы отправили весточку, и уже скоро прибудут твоя престарелая мать и молодая красотка… Хотел бы я сказать «жена», но не скажу. Увы, этому уже не бывать.

Эта информация ошарашивает Пастуха, заставив замереть. Пустым взглядом он смотрит на собственные ладони, и почему-то мне кажется, что сейчас они окрашены алым. Очнувшись, он вскидывает на меня яростный взгляд.

— Не тронь их! — в вопле Охотника неприкрытая ненависть.

— И не собирался. Но что ты скажешь им, когда они встанут там, где сейчас стою я. Как будешь оправдываться? Расскажешь о великой миссии Братства? Думаешь, это их утешит? Успокоит ли твоих близких знание, что ты погиб за чужую жажду власти, замаскированную громкими и пустыми лозунгами?.. А ведь тебе грозит плаха…

— Я… Я лучше сдохну, чем предам Братство! — твёрдо заявляет Пастух.

— А ты подумал о том, что за твои поступки придётся расплачиваться твоей семьей? Лично я считаю, что сын не несёт ответа за грехи отца, а мать с возлюбленной не имеют отношения к тому, что натворил их сын и любимый мужчина. Но как посчитают Тени? Как посчитает судья? Если до суда вообще дойдёт дело…

— Как будто тебе не плевать, кого мучить!..

— Не плевать, — твёрдо отзываюсь я. — Пытки — это последнее дело, и правды ими не добиться. Меня воротит от всего, что я был вынужден наблюдать за последние дни. Но сейчас мы говорим о тебе. Подумай, сопротивление лишь усугубит твою участь и участь твоих близких. Если же будешь сотрудничать, я замолвлю за тебя слово перед генералом и постараюсь смягчить наказание.

Его упёртость быстро сменяется мольбой:

— Послушай. Ты же понимаешь, я всего лишь пешка. Это старшие звеньев могут что-то рассказать. Откуда мне знать их тайны? Как и все остальные, я слушал в зале собраний про время перемен. Это Север мог бы поведать многое, но ты его прикончил!

Слишком уж он пытается убедить меня в собственной бесполезности. Точно что-то знает. Встав, я направляюсь к двери и оборачиваюсь на пороге:

— Я дам тебе время подумать, но не слишком долго. Сейчас ты стоишь на распутье. Пора принять верное решение. И помни, иногда, чтобы поступить правильно, нужно переступить через себя.

Дверь захлопывается за моей спиной.

Я блефую. Кое-что о южанине действительно удалось узнать из уст других расколовшихся Охотников. Конечно, точное местоположение его матери и невесты неизвестно, но это дело времени, которого у нас, к сожалению, совсем нет. Поэтому приходиться дурачить пленника, играя на струнах его души.

Не сомневаюсь, что некто вроде Джихвэя уже давно бы пригрозил порезать на ленты и возлюбленную, и мать Пастуха, и, вероятно, это дало бы эффект. Заставило того сломаться. Но меня воротит от самой мысли об этом. Аранг всемогущий!.. Должны же у человека быть хоть какие-то нравственные ориентиры!

— Получилось? — с надеждой смотрит на меня Карисса.

Я чётко ощущаю мощь её ледяной стихии.

— Надо немного подождать, — вздыхаю я, сбросив личину допрашивающего.

Спустя три часа стражник, охранявший Пастуха, прибегает в комнату, где мы нервно дожидаемся результата.

— Пленник хочет увидеть Тигра, — докладывает он.

— В этот раз я пойду с тобой, — требует Карисса.

По её взгляду я понимаю, что она не уступит.

— Вы можете его спугнуть, — отвечаю я.

— А могу показать, насколько я умела в пытках. Хоть и ненавижу их, но это не значит, что я не смогу дожать его, — многозначительно бросает она.

Когда мы входим, я вижу окончательно сломленного Пастуха. Он сидит на полу своей камеры и глухо бормочет себе под нос. Завидев меня в сопровождении генерала, его глаза на миг сверкают ненавистью, но тут же гаснут. Он просит воды. Карисса позволяет. Стражник приносит глиняную кружку и моментально испаряется. Смочив немного горло, узник начинает говорить:

— Знаю я мало, всё же ещё не вхожу в ближний круг Великого Зверя.