— Доброе утро, дорогая, — промурлыкал Змей, покачивая сына.
Мирра осторожно потянулась — никаких болевых ощущений. А ведь Бинош рассказывала ей… Впрочем, у бедняжки не было эльфа-акушера, а может, роды драконов всегда проходят так легко.
— Дай мне его подержать, — попросила она и с некоторой опаской осторожно приняла на руки собственное дитя. Мальчик, как и предполагалось, выглядел вполне по-человечески. Да по-другому и не могло быть, иначе ей бы его просто не выносить.
— Ошибаешься, — восторженно зашептал ей на ухо Г’Асдрубал, — наш сын настоящий дракон! Посмотри внимательно…
Только сейчас Мирра заметила, что кожа мальчика покрыта мягкими прозрачными, почти незаметными глазу чешуйками.
— У него и рожки будут! — Змей указал на едва заметные выпуклости чуть выше линии роста волос. Мирра посчитала их простыми складочками на коже (личико младенца было забавно сморщенным), но разочаровывать мужа не стала.
— Надо придумать ему имя, — задумчиво произнесла она. Сама Мирра до родов даже не пыталась подобрать имя будущему ребенку, полагая, что с этим прекрасно справятся Эрссер и его семья в лице главы клана.
— Нет, нет, — замотал головой Змей. — Давать имена драконам — прерогатива матерей.
— Но я же не знаю, как у вас принято называть детей, может, есть какие-то правила…
— Никаких правил, — заверил Эрссер, — драконы выше этого! Так что называй сына хоть ГВХЦЧ, только прежде подумай, как будешь выговаривать его имя. Когда придумаешь — шепни имя ребенку на ухо, потом скажешь его мне, а на тринадцатый день объявим о нем Миру.
— Хорошо, — согласилась Мирра, — потом не жалуйся!
— Эрсторген, — объявила она мужу на следующий день.
Змей, потягивающий драгоценное федское вино из высокого кубка, поперхнулся.
— Что не так?! — возмутилась Мирра. — Я же предупреждала, что не сильна в драконьих именах! Сам говорил, что имя может быть любое! Чем плох Эрсторген?!
— Ничем. Прекрасное имя, — поспешно заверил ее муж, — но почему именно ЭТО?
— А что?! Эре — на драконьем — воздух, Торген — удар меча. Вместе получается — «Разящий в воздухе». Разве не так звали прародителя драконов?!
— Так, — подтвердил Эрссер. — Я просто удивился твоим познаниям в драконьем языке.
Мирра успокоилась и еще раз взглянула на младенца, уснувшего у нее на руках. Эрсторген, кроме брони из полупрозрачных бледно-розовых чешуек на коже, внешне ничем не отличался от обычного мальчика. И волосы у малыша были вполне человечьи, рыжие, как у матери. Однако ожидаемого прилива материнских чувств Мирра не ощутила. Нет сомнений, она относилась в сыну с нежностью, любила его, но своей неотъемлемой частью отнюдь не считала. Напротив, уже сейчас, на третий день после родов, она подумывала, что неплохо бы нанять кормилицу и няньку для мальчика, чтобы она могла вернуться к своим привычным делам. Подумала и тотчас устыдилась этих мыслей.
— Это ничего, обычный синдром драконьего материнства, — успокоил ее Эрссер, как всегда свободно читавший все, что приходило ей на ум. — Все драконницы после родов подкидывают детей родственникам. Меня вырастила прабабушка — она прожила достаточно долго, чтобы приобрести мудрость и терпение для воспитания детей, а моя мать впервые удосужилась навестить меня, когда я уже сожрал своего первого рыцаря.
Мирра ничего не ответила, ее чувства сейчас были слишком противоречивы, но она надеялась, что Эрссер, как обычно, прочтет все, что нужно, в ее голове и сделает правильные выводы.
Змей еще немного полюбовался женой и ребенком, потом, сославшись на дела, покинул спальню. Его спокойное лицо изменилось, едва он закрыл за собой дверь.
— Эрсторген… — прошептал он и вздрогнул от собственного шепота, прозвучавшего зловеще. — Вот значит как, «Разящий в воздухе»… Надо бы подобрать ему какое-нибудь безобидное прозвище.
Змей встряхнулся в прямом смысле этого слова, как это сделал бы большой золотой дракон, пустив волну от макушки до кончика хвоста. Потом его лицо разгладилось. «Ерунда, — подумал он, — кто сказал, что старые пророчества обязательно сбываются?!»
На всех других людей и драконов имя мальчика, который был представлен им на тринадцатое утро, не произвело особого впечатления. Все они в рамках приличия высказали восхищение здоровым видом младенца и наговорили кучу комплиментов его матери, после чего тактично удалились, чтобы дать возможность отдохнуть им обоим. Только леди Раймонда, та самая прабабка Г’Асдрубала, что растила его до первой линьки, услышав имя мальчика, кинула да праправнука удивленный взгляд, но так ничего и не сказала. Эрссер же почел за лучшее не касаться в разговоре с ней этой темы. Мальчика стали называть уменьшительным именем Торки, а его полное имя на время забылось, чему Змей был несказанно рад.
Хаэлнир уехал из Врана через несколько месяцев после рождения Торки. Никакие уговоры (а Мирра, нарушив обещание, данное Змею, все же пыталась заинтересовать эльфа университетом) не помогли. Тем более что война между Арканским Соединенным королевством и его северными соседями переместилась к самым границам эльфийской территории, и Хаэлнира настоятельно призывал к себе государственный Совет.
Торки едва исполнилось полтора года, а выглядел он уже как пятилетний ребенок и вел себя соответственно. Это и радовало, и пугало Мирру. Сидя на крыше центральной, самой низкой из четырех башен замка, она наблюдала, как ее сын носится по садику, разбитому на верхней смотровой площадке, изображая кого-то в только ему одному понятной игре. Хвала Творцу, площадку окружали довольно высокие, еще недоступные малышу, сплошные стены, бойницы в них были расположены много выше головы мальчика. Мирра прикрыла глаза, подставляя лицо ласковому утреннему солнцу.
— Мама, — тут же раздался настойчивый голос над ухом, — почему Мили говорит, что у меня девчоночье имя?
Правительница со вздохом открыла глаза, собственно, она и не надеялась задремать, так только… Милиона, шестилетняя дочь казначея, была ближайшей подружкой Торки. Она посматривала свысока на своего младшего приятеля и любила подразнить его, но, несмотря на это, Торки неизменно предпочитал ее общество компании своих сверстников-мальчишек.
— Мили говорит так, потому что ее родители приехали к нам из королевства, а там имена всех мальчиков обязательно начинаются с гласных букв, а имена всех девочек — с согласных. Например: Милиона. Но у нас в городе свои обычаи.
— А почему с гласных? — не унимался сын.
— Говорят, что Великий Фермер, создавая свой сад, сам придумал и сотворил все растения, какие мы теперь встречаем в Мире. Он повелел растениям прорастать и колоситься, цвести и плодоносить. И цветы, и деревья стали расти, согласно завету Фермера. Потом он сотворил себе помощников — вору, чтобы те рыхлили землю и выпалывали лишние всходы. Сад цвел и благоухал, верные вору выполняли всю работу, и Фермеру стало скучно. Тогда он вырастил себе жену — праматерь всех людей — Лею. От их любви родились сначала семь сыновей: Етта, Отто, Атта, Итта, Утта, Ютта и Ятль, а потом рождались только дочери и называли их: Бирна, Тина, Шиндей и так далее, всего двадцать дочерей. Точно так же называются буквы Каеттанского алфавита, которым пользуемся и мы. Последним из чрева праматери вышел Йот, но родился он уже мертвым. Великий Отец не сразу заметил это, потому и дал ему имя. Вот почему буква Йот, встречающаяся при написании некоторых слов, не читается. С тех пор имя всякого родившегося мальчика начинается с одной из «мужских букв».
Краем глаза Мирра заметила, как ухмыльнулся Эрссер, сидевший на башенной стене и тоже гревшийся на весеннем солнышке. Он все время посмеивался над ее объяснениями.
— Впрочем, все это просто легенда, — оборвала себя рассказчица, — а как все было на самом деле, пойди спроси у папочки!
— Папочкины рассказы я и так знаю, у меня генетическая память, — отмахнулся Торки, но временно отстал от матери с расспросами.
— Интересно, — заметил со своего места на стене Эрссер, почему, когда ты впервые пришла ко мне, то назвала «господин дракон», а не «госпожа», тебе не показалось женским мое имя?
