“Люблю тебя” – отвечаю я. Потому что она права. Это лето было самым лучшим промежутком времени за всю мою жизнь.

Джулианна действительно чудо, потому что позвонила когда не было ещё и восьми. Со сменой часовых поясов, я проснулась раньше пяти, и мерила шагами крохотную комнату мотеля, как сумасшедшая, умоляя чтобы всё сработало и мне не пришлось провести ещё один день в поисках квартиры.

- Алло? – отвечаю я, сжимая телефон дрожащими руками. Слышу улыбку в её голосе.

- Готова заселиться?

Я говорю ей самое признательное и энергичное:

- Да!

И затем оглядываюсь в тусклой комнате, вешаю трубку и смеюсь. Я готова заселиться в квартиру, в десяти минутах от дома моих родителей, не обращаясь к ним за помощью. Но перед тем, как уехать, мне нужно сделать один важный звонок.

Настолько сильно, насколько мой отец отказывался признавать мою любовь к танцам или хотя бы относиться к ним снисходительно, есть человек, который был на каждом моём сольном выступлении и концерте. Возил меня на каждую репетицию и собственноручно шил мои костюмы. Она накладывала мне макияж для постановок, когда я была крохой и наблюдала, как я занималась этим сама, став старше, упорной и самостоятельной. Она плакала во время моих сольных партий и подскакивала во время аплодисментов. С ужасом, только сейчас понимаю, что моя мама годами терпела неодобрение отца, пока я танцевала и держалась только ради моих желаний. Она была со мной, когда я на месяц поселилась в больничной палате и потихоньку приводила меня к жизни, пока я была слаба и в депрессии, в общежитии университета Сан-Диего. Я была не единственной, кто потерял мечту после аварии. Из всех людей в моей жизни, только мама поймёт почему я сделала такой выбор.

Я слышу замешательство в её голосе, когда она отвечает:

- Мия?

- Привет, мам, - плотно зажмурив глаза, я охвачена чувством, которое толком и описать не могу. В моей семье люди не говорят о своих чувствах, этому я научилась лишь благодаря угрозам и пыткам от Харлоу. Но осознать мамину силу и стойкость в детстве и то, что она помогала мне следовать за своей мечтой, я должна была давным-давно.

- Я дома, - замолкаю и добавляю – и не собираюсь в Бостон.

Моя мама приглушённо вскрикивает, она тихая во всём. Но я знаю причину её судорожных вдохов так же хорошо, как и запах её парфюма. Я даю ей свой новый адрес, говорю, что переезжаю сегодня и что всё расскажу ей, когда она приедет повидать меня. Мне не нужны мои вещи, не нужны её деньги. Мне, просто, нужна моя мама.

Сказать, что я похожа на мою маму – ничего не сказать. Когда мы вместе, люди могут подумать, что я её версия Мартина МакФлайа [главный герой фантастической приключенческой трилогии «Назад в будущее»], из восьмидесятых в настоящем. У нас одна фигура, один-в-один карие глаза, оливковая кожа и тёмные, прямые волосы. Но когда она выходит из огромного “лексуса” на тротуар, и я вижу её первый раз за месяц, у меня такое чувство, словно смотрю на собственное отражение, как в кривое зеркало. Она выглядит как всегда, другими словами, не совсем жизнерадостной. Её покорность, и жизнь домохозяйки - она могла бы сделать такой выбор только из-за меня. Отец никогда не хотел, чтобы она работала вне дома. Он никогда особо не интересовался её хобби: садоводством, гончарным производством, пропагандой здорового образа жизни. Она любит моего отца, но смирилась с отношениями, которые ей совсем ничего не дают. Она чувствуется крошечной в моих руках, когда я обнимаю её, но вот отстраняюсь, и ожидаю увидеть в её глазах беспокойство или сомнение – ей ведь не стоило развлекаться с врагом, и Дэвид будет взбешён – а вижу лишь огромную улыбку.

- Ты выглядишь потрясающе! – говорит она, разводя мои руки, чтобы разглядеть меня.

Это...хорошо, это небольшой сюрприз для меня. Я искупалась в душе мотеля, под водой, что бежит по капле в час, на мне нет макияжа и вероятно, я бы даже жёстко трахнулась с кем-то, чтобы иметь доступ к стиральной машине. Моё представление о себе самой отмечено где-то между приютом для бездомных и зомби.

- Спасибо?

- Спасибо Господи, что ты не собираешься в Бостон.

И с этими словами, она разворачивается и открывает дверь своего внедорожника и с невероятной легкостью вытаскивает огромную коробку.

- Я привезла твои книги, оставшиеся вещи. Когда твой отец успокоится, ты сможешь забрать всё, что я забыла. – она уставилась на моё изумлённое выражение лица на мгновенье, прежде чем кивнуть на машину. – Возьми коробку и покажи где ты разместилась.

С каждой ступенькой, по пути к моей маленькой комнатке над гаражом, откровение бьёт меня прямо в живот.

Моей матери нужен смысл жизни настолько же сильно, как любому из нас.

Для этой цели мама выбрала меня.

Ансель настолько страшился взглянуть в лицо своему прошлому, насколько я своему будущему.

Я открываю входную дверь, огромная коробка практически вылетает из рук на пол, однако каким-то образом мне удается донести её до стола в гостиной. Мама кладёт коробку с вещами на кровать и осматривается вокруг.

- Она маленькая, но очень миленькая, Карамелька.

Не припомню, чтобы она называла меня так с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

- Она мне на самом деле нравится.

- Я могу принести тебе несколько фотографий из студии Ланы, если ты хочешь немного украсить комнату.

Кровь несётся со скоростью света по моим венам. Это причина, по которой я вернулась домой.

Моя семья. Друзья. Жизнь здесь, которую я хочу создать.

- Хорошо.

Без дальнейших предисловий, она садится и смотрит прямо на меня.

- Итак.

- Итак.

Её внимание перемещается на мою расслабленно лежащую левую руку, и только сейчас я понимаю, что всё ещё ношу обручальное кольцо. Она вовсе не выглядит удивлённой.

- Как Париж?

Сделав глубокий вдох, я иду к ней, садясь рядом на кровать и облегчаю душу в беспорядочном потоке слов. Я рассказываю ей о номере отеля в Лас-Вегасе, о том, как почувствовала, что это была моя последняя попойка, последнее развлечение, после которой уже не будет радости, если я решу стать похожей на отца. Я рассказываю ей о встрече с Анселем, его жизнерадостности, и как я прекрасно себя чувствовала, когда исповедовалась ему той ночью.

Облегчила душу. Сбросила камень с души.

Я рассказываю ей о свадьбе. Умалчивая абсолютно всё о нашей сексуальной жизни.

Я рассказываю ей о том, что сбежала от собственной жизни в Париж, о безупречности города и первых ощущениях от пробуждения утром и осознания, что замужем за абсолютно незнакомым человеком. Что потом, это чувство прошло и на место недоумения пришли отношения, от которых я не желаю отказываться.

Опять же, я скрыла каждую деталь об интиме.

Тяжело объяснить историю Перри, потому что даже когда я начинаю, она ощущается причиной моего отъезда. Поэтому, когда я перехожу к части о вечеринке и о том, что была загнана в угол Чудовищем, практически чувствую себя идиоткой, что не увидела, как она подкрадывалась ещё издалека.

Однако, мама вовсе так не считает. Она всё ещё жадно глотает ртом воздух и эта крошечная реакция, даёт волю потоку слез, пока я задаюсь вопросом, какой же круглой дурой была. Неужели, я незрелая идиотка, которой следовало бы остаться, чтобы обсудить всё, с реально самым горячим мужчиной на земле? Или же огромная идиотка, уехавшая по причине, которую любой другой посчитал бы не существенной?

Проблема в том, что находясь в центре урагана ты не чувствуешь, насколько он силён на самом деле.

- Дорогая, - говорит мама, больше ничего не добавляя.

Это не важно. Единственное слово вмещает в себя миллион других, которые передают сожаление и некоторую долю неудержимой защиты мамы-медведицы.

Но и вместе с беспокойством об Анселе, мне кажется, что он ей представляется ей именно таким, как я в точности его описала - хорошим и любящим. Не забыв упомянуть, что и я ему нравлюсь.