Ехать вперед нет никакого смысла, проще вернуться назад, вернуться в тот трактир на дороге, и пока я стоял, раздумывая, что делать, послышался шум от приближающейся кавалькады, хлопанье кнута, звон упряжи и покрикивания форейтора. Шум приближался, я подался поглубже в кусты, понимая, что совсем ни к чему будет мне появляться перед такой серьезной встречей двух больших компаний, будучи просто одиноким путником.

И те, и другие будут мне откровенно не рады. И могут серьезно обидеть.

Группа встречающих, как я убедился после нового заброса поискового умения, рассредоточилась по краям опушки, оставив двоих посередине поляны.

Мимо меня пронеслась пара вооруженных всадников, потом карета, запряженная цугом, то есть, четверкой лошадей с форейтором на передней лошади, следом еще четверо, если я правильно успел посчитать, всадников. Ехали все быстро и, как я понял, не догадывались, что комитет по встрече на поляне уже заждался дорогих гостей.

Но, выскочив на поляну, передние всадники разом закричали, предупреждая о каком-то препятствии и засаде, кучер натянул вожжи и карета, судя по звукам, пошла юзом по траве. Раздался дружный боевой клич и засадный полк с ревом кинулся на затормозивших передних ландскнехтов, задние всадники пронеслись вокруг кареты и встретились с выскакивающими на поляну засадниками. Раздались хлопки арбалетов, как я понял, со стороны группы нападающих и следом за ним звон мечей и крики неистово бьющихся за свою жизнь и жизнь своих господ бойцов личной охраны.

Убедившись, что на меня никто не обращает внимания, я накинул уздечку на крепкую ветку и нацепив наконечник на копье, спешно надел и кольчугу поверх блузы. Я, не сказать, чтобы торопился на место ожесточенной схватки, но какое-то жгучее внутреннее чувство сопричастности происходящему вытащило меня на край опушки, где я и замер, не выходя на открытое место.

С первого взгляда было понятно, грамотно оформленная засада поначалу удалась, двое передних всадников валялись перед перегородившими дорогу бревнами, лошади стояли рядом, но и два арбалетчика тоже далеко не ушли и, лежали, зарубленные, недалеко от тех же бревен, арбалеты валялись рядом с ними и никому в кутерьме схватки не было до них дела. Разобрались с ними вылетевшие из-за кареты всадники, которые даже в явном меньшинстве уверенно сражались с превосходящим их численностью противником. Обе враждующие группировки различались одеждой и их было не трудно отличить их друг от друга. Два воина разных расцветок уже лежали на земле, их приученные лошади, отбежали в сторону и, как ни в чем не бывало, поедали траву на месте сражения.

Темно-синие, в количестве пяти воинов теснили троих светло-зеленых бойцов, у которых выделялся один крепкий воин, дерущийся, как берсеркер, он крутился на коне в разные стороны и, на моих глазах, достал одного из рядовых воинов противника косым, неожиданным ударом по шее, но двое темно-синих всадников, более богато одетых и действующих очень слаженно, тоже взяли в оборот одного противника и, как по нотам, порубили его с двух сторон.

Я обратил внимание, что форейтор убежал в лес и выглядывает из-за широкого ствола, ожидая, чем кончится схватка, как и я. Но кучер стоит на своей подножке и грозно размахивает топором, не бросая свой пост и ценный приз внутри кареты. Который дружно выглядывает, в количестве двух породистых, симпатичных лиц в открытые окошки и поддерживает криками своих защитников. Заметив, что их сторона явно проигрывает, одна из молодых женщин из кареты закричала кучеру, чтобы он не геройствовал, а вывозил своих хозяек из западни. Кучер бросил топор под ноги, схватился за вожжи, потерял бдительность, один из темно-синих удачно бросил ему нож в спину, и кучер обмяк на своем рабочем месте. Основной защитник женской чести взвинтил темп ударов и задел одного из врагов мечом, правда, только ранив и тот остался в строю, зажимая раненую руку и делая вид, что собирается напасть, отвлекал внимание от подскочившего сзади всадника, который широко размахнулся мечом и нарвался на сильный удар в грудь, пробивший кольчугу. Меч сверкнул и ударил берсеркера в район шеи, после чего выпал из руки уже мертвого воина, но и противник, получивший удар, зашатался в седле.

Один из более богато одетых темно-синих закричал:

— Молодец, Гворин! — и подскочив к раненому, рубанул его поперек спины, не пробив, правда, броню, но этого было и не надо, берсеркер выпал из седла, потеряв сознание сразу. Оставшийся один, светло-зеленый воин успел ударить этого темно-синего, тоже не пробив доспех, но заставив его застонать и выпустить из руки меч, но этого смельчака со спины настиг второй темно-синий и одним ударом выбил из седла.

Все, в седлах оставались только темно-синие агрессоры, лежащие на земле воины не подавали пока признаков жизни и, раненый темно-синий, судя по всему — дворянин, разъяренно закричал, что не рассчитывал на такой исход, садясь в засаду. Пока, оставшийся невредимым единственный его спутник спрыгнул на землю и бинтовал руку последнему оставшемуся в строю рядовому воину, раненый соскочил с коня и, не поднимая меч, подлетев к карете, дернул ручку дверцы изо всех сил, но, только оторвал ее, дверь, видно, заблокировали с другой стороны. Тогда он засунул руку в окошко и попытался нашарить там стопор, после чего, ругаясь, выдернул руку, в которой торчал небольшой кинжал. Ругаясь, он выдернул кинжал и воткнул его в кого-то из защитников кареты, лежащего под ногами, возможно, начавшего подавать признаки жизни:

— Все, твой защитник сдох, прекрасная Делия. Твой последний комит и ебарь заодно!

— Чертовы бабы, вы все равно узнаете, какой здоровый у меня конец! — заорал он и позвал на помощь последнего невредимого соратника, с помощью которого выломал дверцу, используя в качестве ключа его меч.

Силен мужик, как его плющит после кровавой рубки, на адреналине. Высокий и не очень могучий с виду, но, пропустил удар мечом по груди, руку ему проткнули почти насквозь кинжалом, жить осталось, может, не больше недели, если будет хоть небольшое заражение, а он о сексе думает, прямо сейчас желает утолить огонь в чреслах. Выволок из недр кареты одну из женщин, в нарядном и красивом пышном платье и оттолкнул ее своему невредимому помощнику со словами:

— Брат, давай прямо сейчас сделаем это, до свадьбы! — он гулко захохотал, вытаскивая другую женщину, бешено сопротивляющуюся, и задевшую больную руку, заставив его выругаться и бросить ее на землю.

Пока брат удерживал вторую, так же сильно бьющуюся женщину, без особых усилий, раненому было не просто совладать с активно сопротивляющейся жертвой и он, не долго думая, хлестким ударом наотмашь, ладонью в толстой кожаной перчатке, отправил ее лежать без чувств. Красивая женщина в таком же парадном платье упала в пяти метрах от кареты и лежала не шевелясь.

— Иерих, — крикнул он раненому воину, — Сходи найди убежавшего форейтора, надо кому-то управлять каретой, пока мы приведем к покорности этих девок!

Раненый, с сожалением оторвался от разворачивающейся перед ним сцены с последующим насилием, подхватил здоровой рукой меч, и подойдя к опушке леса, закричал, требуя от убежавшего слуги покорности, так как теперь у него новые хозяева, славные своей доблестью бароны Фонзины. Если же тот не проявит покорность, то будет запорот по полусмерти лично им, лучшим воином баронов, а пороть его будут, пока кожа на спине не перестанет расти совсем. Продолжая выкрикивать угрозы и приказы, воин зашел в лес и пошел, как я думаю, по следам убежавшего форейтора.

Здоровый брат-барон дотащил без усилий жертву до кареты и, заломав женщине руки, нагнул ее внутрь самой кареты, придавив лицом к полу. Потом у него возникли трудности, ведь ему надо было задрать кольчугу, спустить штаны, задрать длинное платье на голову жертве и все это одной рукой, второй придерживая продолжающую сопротивляться женщину или скорее, по внешнему виду, девушку, которой, в скором времени предстояло стать женщиной в самых спартанских и возмутительных условиях.