В этот раз она оказалась совсем сухой; Пупс с большим трудом проник к ней внутрь, полный решимости не отступаться. Время замедлилось и стало клейким; он слышал своё учащённое дыхание и от этого нервничал: ему чудилось, что кто-то посторонний втиснулся между ними, подглядывает и пыхтит в ухо. Кристал постанывала. Голова её была запрокинута назад, отчего нос казался широким, как рыльце. Пупс задрал на ней футболку и стал смотреть, как покачиваются гладкие белые груди, освобождённые от расстёгнутого лифчика. Кончил он неожиданно, и его удовлетворённое мычание будто бы вырвалось у непрошеного соглядатая.
Он скатился с неё, избавился от презерватива и отбросил его в сторону, а потом нервно дёрнул молнию и огляделся, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей. Кристал натянула штаны и стала застёгивать лифчик.
Они остались сидеть в кустах; тем временем небо заволокли тучи. У Пупса глухо звенело в ушах, но слух обострился; нестерпимо хотелось есть; мозги ворочались медленно. Его не покидало ощущение, будто за ними кто-то подглядывал — скорее всего, из-за стены. Ему захотелось уйти.
— Собирайся… — шепнул он и, не дожидаясь Кристал, ползком выбрался из зарослей, встал на ноги и отряхнулся.
В сотне ярдов от него над могилой склонилась пожилая пара. Пупсу не терпелось скрыться от призрачного взгляда, наблюдавшего (а может быть, и нет), как он развлекался с Кристал Уидон, однако ему не под силу оказалось сообразить, где ходит нужный автобус и как в него сесть. Как было бы хорошо перенестись в мгновение ока к себе в мансарду!
Сзади пошатывалась Кристал. Одёргивая футболку, она смотрела под ноги.
— Ой, мать твою, — забормотала она.
— Ну что ещё? — бросил Пупс. — Пошли отсюда.
— Это ж мистер Фейрбразер, — выдохнула она, не двигаясь с места.
— Что ты мелешь?
Она указала на ближайший холмик, покрытый свежими венками и букетами. Надгробия ещё не было.
— Видал? — Присев у могилы, она разглядывала карточки, прикреплённые к целлофану. — Вон тут сказано: Фейрбразер. — Ей даже не пришлось разбирать буквы: Кристал хорошо запомнила вид этой фамилии по тем запискам с просьбой отпустить её на соревнования, которые она приносила домой из школы. — А тут вот: «Моему Барри», — медленно прочитала она. — А тут: «Нашему папе…» — Она запнулась, а потом продолжила: — «От…»
Имена Нив и Шивон ей уже не поддались.
— И дальше что? — бросил Пупс.
Но на самом деле у него по спине побежали мурашки.
У них под ногами лежал закопанный на несколько футов плетёный гроб, а в нём — короткое тело и жизнерадостное лицо закадычного друга Кабби, частенько бывавшего у них в доме, а ныне гниющего в земле. «Призрак Барри Фейрбразера» был недоволен. Это походило на возмездие.
— Пошли отсюда, — повторил он, но Кристал не шелохнулась. — Ну, ты чего?
— «Чего, чего», — передразнила она. — Я у него греблей занималась, вот чего.
— Да, верно.
Пупс заёрзал и попятился, как беспокойный конь.
Обхватив себя за плечи, Кристал смотрела вниз. Внутри у неё было пусто, печально и грязно. Ей стало жутко оттого, что они занимались этим прямо здесь, совсем рядом с мистером Фейрбразером. Её бил озноб. В отличие от Пупса у неё с собой не было куртки.
— Пошли, — в который раз позвал Пупс.
Она поплелась за ним по кладбищу; они не сказали друг другу ни слова. Кристал думала про мистера Фейрбразера. Он называл её, как никто и никогда: «Крис». Ей нравилось. Какой он был весёлый. Она чуть не плакала.
А Пупс планировал слепить из этого смешной рассказ, чтобы позабавить Эндрю: как они с Кристал обкурились и покувыркались, но всё время, словно параноики, думали, что за ними кто-то подглядывает, а потом вылезли из кустов и оказались на могиле бедняги Барри Фейрбразера. Но выходило почему-то не смешно.
Часть третья
Двойственность
7.25 Резолюция выносится не более чем по одной теме… Несоблюдение этого правила нарушает порядок обсуждения и может привести к нарушению порядка действий.
I
— …Выскочила, орала благим матом, обзывала её чуркой проклятой… а теперь нам из газеты названивают, требуют комментариев, потому как…
Парминдер, проходя мимо приоткрытой двери в сестринскую, услышала негромкий голос, почти шёпот. Один быстрый лёгкий шаг — и Парминдер, широко распахнув дверь, увидела дежурную регистраторшу и медсестру, сидящих голова к голове. Обе вздрогнули и развернулись.
— Доктор Джаван…
— Вы не забыли, Карен, что давали подписку о неразглашении, когда поступали сюда на работу?
Регистраторша пришла в смятение:
— Да, я… просто… Лора уже… я шла вам записку передать. Звонили из «Ярвил энд дистрикт». Умерла миссис Уидон, и теперь одна из её внучек заявляет…
— Это для меня? — холодно спросила Парминдер, указывая на амбулаторную карту в руках Карен.
— Ах да, — заюлила Карен. — Он хотел записаться к доктору Крофорду, но…
— Вернитесь, пожалуйста, за стойку.
Парминдер взяла амбулаторную карту и направилась к своему кабинету, закипая от злости. При виде очереди она поняла, что даже не знает, кого должна вызвать, и посмотрела на принесённую из сестринской папку.
— Мистер… мистер Моллисон.
Говард с трудом выбрался из кресла и двинулся ей навстречу хорошо знакомой походкой вразвалку. Неприязнь желчью подступила к горлу Парминдер. Она повернулась и пошла в кабинет; Говард последовал за ней.
— Течёт ли жизнь мирно[14] у нашей Парминдер? — проговорил он, закрыв за собой дверь, и без приглашения уселся на стул.
Его стандартное приветствие сегодня прозвучало насмешкой.
— Что беспокоит? — резко спросила она.
— Небольшое раздражение, — ответил он. — Вот здесь. Мне бы мазь или какое-нибудь снадобье.
Он вытащил рубашку из брюк и слегка приподнял. Парминдер увидела свежее воспаление у краёв свисающей на бёдра складки живота.
— Снимите рубашку, — сказала она.
— Чешется только здесь.
— Я должна осмотреть кожный покров.
Говард со вздохом встал и, расстёгивая пуговицы рубашки, спросил:
— Вы ознакомились с повесткой дня, которую я разослал утром?
— Нет, я сегодня не проверяла почту.
Парминдер солгала. Она прочла текст и пришла в бешенство, но сейчас было не время и не место для дискуссий. Её возмутило, что он завёл речь о делах совета у неё в кабинете, тем самым напоминая, что в другой инстанции она его подчинённая и только здесь, так уж и быть, может ему приказывать.
— Будьте добры… мне нужно посмотреть под…
Он приподнял свисающий фартуком живот, открыв верхнюю часть брюк, а потом и ремень. С полными руками собственного жира он осклабился, глядя на Парминдер сверху вниз. Она подвинулась к нему вместе со стулом, и голова её оказалась на уровне его пояса.
Под всей складкой краснела жуткая чешуйчатая сыпь; багровое, как ожог, пятно расползалось чудовищной улыбкой по всему торсу. Ей в нос ударил душок тухлого мяса.
— Интертриго, — определила Парминдер, — и лихеноидный зуд там, где вы расчесали. Одевайтесь.
Отпустив пузо, Говард как ни в чём не бывало потянулся за рубашкой.
— Вы увидите, что я включил в повестку дня вопрос о здании клиники «Беллчепел». Средства массовой информации проявляют к нему определённый интерес.
Парминдер молотила по клавиатуре и не отвечала.
— В особенности «Ярвил энд дистрикт», — продолжал Говард. — Мне заказали материал. Обе стороны вопроса, — уточнил он, застёгивая рубашку.
Она старалась пропускать его слова мимо ушей, но от названия газеты вся сжалась.
— Когда вы в последний раз измеряли давление, Говард? Не вижу сведений за последние полгода.
14
«Течёт ли жизнь мирно» — христианский гимн, слова которого сочинил Горацио Спаффорд (1828–1888) после нескольких трагических событий своей жизни. Сначала он пережил смерть сына. Затем вложил большие деньги в недвижимость, которую через несколько месяцев уничтожил Большой чикагский пожар. В результате Спаффорд потерпел финансовый крах. Через два года после этих событий Спаффорд со своей женой и дочерьми решил отправиться в Европу. Обстоятельства не позволили ему выехать вместе с семьёй: он должен был немного задержаться. Когда его жена и четыре дочери на лайнере пересекали Атлантический океан, произошло кораблекрушение. Все дочери Спаффордов погибли. Жена отправила ему телеграмму: «Спаслась одна». Через неделю Спаффорд, пересекая океан, проплывал недалеко от того места, где погибли его дочери, и в его душе родились слова этой песни: «Течёт ли жизнь мирно, подобно реке, / Несусь ли на грозных волнах, / Во всякое время, вблизи, вдалеке / В Твоих я покоюсь руках. /Ты со мной, / Да, Господь, / В Твоих я покоюсь руках».