— Входите, товарищ курсант, — ответил капитан, не отрываясь от заполнения какого-то бланка.

Мы с ребятами прошли в кабинет. Они посмотрели на меня, вроде как я начал говорить, так должен и продолжить.

— Товарищ капитан, мы хотим отправиться на помощь в пожаротушении, — отрапортовал я за всех.

Капитан оторвался от записей, взглянул хмуро на нас и буркнул:

— Товарищи курсанты, закройте дверь с другой стороны и не приставайте с глупостями!

— Товарищ капитан, — ответил ему Михаил. — Это вовсе никакие не глупости, мы хотим быть полезными. Мы можем подтаскивать трубы или лопатами махать. В Омске мы уже участвовали в пожаротушении, так что опыт имеем. Даже грамоты дома остались…

— Вы даже присягу не приняли, какое из вас подкрепление, пацаны? — совершенно не казенным голосом спросил капитан Драчук. — Только ваших смертей ещё не хватало для хорошего дня…

— Товарищ капитан, разрешите поинтересоваться — что-то случилось? — спросил я. — Что-то из ряда вон выходящее?

— Да сейчас много чего из ряда вон выходит. Самолет Ил-18 сегодня упал под Магнитогорском, — вздохнул капитан. — И ведь всё нормально было, а поди же ты… Будут разбираться — что там случилось.

Мне почему-то на ум пришел тот рисунок, какой я видел в поезде на газете «Советская культура». Самолет и крестик на правом крыле. Может, просто совпадение…

— Товарищ капитан, мы хотим помочь. Хотя бы на пару дней, до присяги, а? — спросил я.

— Дурачки, ну куда вы лезете? И без вас команду сформируют, — покачал головой Драчук. — Из ребят поопытнее.

— Мы хотим принести пользу своей Родине, — стоял на своём Михаил. — Мы же за тем и пошли служить…

Капитан ещё раз посмотрел на нас, потом покачал головой:

— Я спрошу товарища Иванцова, но если за вас попадет, то из нарядов не вылезете!

— Так точно! — дружно козырнули мы.

Глава 22

После обеда чуть больше полусотни курсантов выстроились перед академией. Проходящие мимо люди с любопытством поглядывали на ребят, одетых в полевую форму. Так как мы ехали заниматься грязными работами, то и выдали нам по комплекту застиранных, но вполне ещё пригодных к носке.

Вместо кителей были гимнастерки, которые заменили в конце шестидесятых. Насколько мне помнится, это было сделано в связи с угрозой ядерной войны. Так как снимать радиоактивную гимнастерку через голову считалось опасным для здоровья, то ее рекомендовалось разрывать, приводя ее в негодность, что было неоправданной растратой имущества. Китель можно было расстегнуть и снять без потерь. Правда, это была всего лишь одна из версий…

Нашу четверку всё-таки допустили до помощи, но капитан строго-настрого запретил соваться дальше рабочих, а не пожарников. Если мы только получим хотя бы ожог, то лучше сразу писать на отчисление. Мы хором отдали честь и рявкнули: «Так точно!»

И вот теперь стоим в гуще других курсантов и наблюдаем за тем, как приближаются два «ЛАЗа» похожих на цирковых бегемотов. Почему на цирковых? Потому что веселая красно-белая расцветка и буква «Л» на бампере выбивалась из разряда серовато-зеленоватых проезжающих мимо машин.

— Курсанты, по автобусам!!! — зычно скомандовал капитан Драчук, отправленный вместе с нами на помощь пожарным.

Мы потянулись в пропахшее соляркой и маслом нутро «циркового бегемота». Суровый водитель лет сорока только хмуро взглянул на нас. Ему явно не улыбалось переться в сторону огня и дыма, но приказ есть приказ.

Так как мы были самыми младшими, то нас засунули назад. Возмущаться и лезть вперед не годилось — нас бы тогда просто выпнули из автобуса, да ещё и наказали бы за задержку. Поэтому мы уселись позади и уставились в окна.

— Эх, сидел бы сейчас на занятиях или болтался бы кишкой на перекладине, — задумчиво проговорил Лёха. — А то едем сейчас не знаю куда…

На его ворчание никто не обратил внимания. Всё-таки интересно было посмотреть на Москву, пусть даже и под дымкой смога. Серые здания, украшенные лепниной и кирпичные строения, украшенные различными вывесками с лозунгами о том, что коммунизм — дорога к светлому будущему.

Я слегка усмехнулся. Всё-таки в СССР знали о правильной пропаганде, оттого и внедряли при помощи слов мысли о том, что труд — это благое дело. Не бизнес, а именно труд. Именно труд сделал из обезьяны человека, именно труд и развивает человека дальше.

— А потом бы лег и отдохнул, помечтал бы о доме, о том, как обниму родителей и поглажу Шарика, — всё также нудел Лёха.

— Если хочешь, я сейчас попрошу остановить автобус, и мы совершим торжественный вынос тела юного курсанта Алексея Забинина. После непродолжительной процедуры предадим тело асфальту и ещё вдогонку надаем пендалей, чтобы лучше летело до казармы, — ласково предложил я.

— Чего ты сразу? — нахмурился Лёха.

— А ты чего? У тебя был шанс отказаться, но ты им не воспользовался. Так чего теперь нудеть?

— Я и не нудю… Нуду… В общем, и не думал нудеть, просто говорю мысли вслух.

— Тогда лучше свои мысли прибереги для себя. Не стоит их высказывать.

— Хм? Почему это? Сам спровоцировал на подвиг, а теперь ещё и рот затыкаешь? — покачал головой Лёха.

— Почему? — хмыкнул я в ответ. — Это интересный вопрос…

В своё время отец мне преподнес один из важнейших уроков. После внедрения в жизнь его урока мои бойцы стали относиться ко мне гораздо лучше. Они почувствовали мою уверенность, мою твердость, а заражаясь ею, сами стали выполнять задачу на порядок эффективнее.

— Мы с вами будущие командиры, — проговорил я после небольшой паузы. — А командир никогда не должен показывать слабость или неуверенность. Пусть он хоть обсирается от напряжения, но солдат должен думать, что это начальник делает от лютой ненависти к врагу. Никогда и ни за что нельзя демонстрировать упаднические настроения. Если только солдаты почувствуют, что командир колеблется, то это уже на пятьдесят процентов меньше вероятности победы. Мы танки, и мы будем двигаться до конца. По-другому мы не должны себя вести…

— А ты мудр не по годам, товарищ первокурсник, — обернулся ко мне капитан, сидевший чуть впереди. — Где-то прочитал или услышал?

— Додумался, товарищ капитан, — ответил я. — Долго размышлял о психологии, вот и вывел формулу поведения командира.

— Совершенно правильно додумался, — кивнул капитан. — А вы мотайте на ус, ребята. Думайте, соображайте, развивайте мышление. Оно вам в будущем пригодится. Ведь командир это тот, кто способен преодолеть внутренний страх, вселить уверенность в других. Ваш друг прав — выигрыш в сражениях напрямую зависит от того, кто ими управляет. Как раз именно от командиров ждут первых шагов, которые должны вдохновить солдат, поднять их в атаку.

Он ненадолго замолчал, а потом вздохнул и продолжил:

— Стоит помнить, что выход из затруднительных ситуаций есть всегда, если не опускать руки, смотреть страху в глаза и идти вперед до победного конца. Таким образом, командир — это тот, кто мелкими потерями, используя опыт и стратегию, может привести войско к победе, тот, кто является для своих солдат ярким примером мужества и воинской чести. Тот, кто не боится брать на себя ответственность за жизнь других и оберегать эти жизни всевозможными способами. Всё понятно?

— Так точно! — кивнули мы.

— Тогда прекратить упаднические настроения! Поныть мы успеем после, если вдруг прихотнется. Сейчас же надо сосредоточиться на реализации поставленной задачи.

После этих слов капитан отвернулся, а мы замолчали. Разговаривать особо ни о чем не хотелось. Мы ехали, каждый думал о своём, а я как мог любовался картинами Москвы из прошлого. Той самой, которую показывали в основном солнечным днём, когда солнышко ласкало фасады и балкончики.

Вскоре Москва кончилась и потянулись леса, поля и небольшие деревеньки. Качка и жара разморила после обеда. Мои друзья, как истинные курсанты, уснули сразу же, как только удалось более-менее удобно примостить тяжелые головы. Я тоже успел задремать, когда автобус неожиданно остановился.