Кое-как с горем пополам побитые и поцарапанные шутники выстроились в одну шеренгу. Нет, мои удары не нанесли большого потемнения на лица, так как я в основном бил по ногам и по корпусу, но вот те, на кого упали… Проснувшиеся явно были не в духе.

У заводилы Лёхи под глазом всё-таки вырос небольшой синяк. Похоже, что храбро накинулся на чью-то пятку.

Ну, тут уж я не виноват. Мои руки чисты, а мои щеки побриты.

— Дневальный, что тут произошло? — спросил грозно старшина.

— Не могу знать, товарищ старшина! — тут же браво откликнулся дневальный Димка Голубцов, который только недавно спал с открытыми глазами, стоя на посту.

— А кто должен знать? — чуть ли не прорычал старшина. — Кто виновник этой всей катавасии?

Мы молчали. Никто не хотел сдавать Лёху. Всё-таки ябедой и стукачом никому не хотелось быть. Такому запросто и ту же "тёмную" могли устроить.

— Ясно. Круговая порука, значит? Ну что же, тогда и отвечать будете все вместе. Я так понял, что вы играли в "опускающийся потолок"? Да, интересная игра. Раз вы все такие радостные и игривые, то сыграем до побудки ещё в одну игру! — старшина с хмурой рожей прошелся вдоль нашей шеренги. — Если играете в армейские игры, то будьте готовы, что и армейские игры будут играть с вами. Сейчас мы сыграем в очень интересную и увлекательную игру, которая называется "Сушить крокодила". Игра очень простая — упираетесь руками в одну дужку кровати, ногами в противоположную. И так зависаем над кроватью. Нужно простоять десять минут. Кто упадет — будет отжиматься до потери пульса. Правда, интересная игра? Или вы всё-таки скажете — кто виновник этой суеты?

Мы молчали. Лёха тоже не высовывался. Старшина скомандовал:

— Упор для игры в "Сушить крокодила" принять!

Мы быстро разбрелись по кроватям и встали в названную стойку. "Сушить крокодила" мне приходилось и раньше, в пору бытия "духом". Мда, то ещё удовольствие. Всё-таки наказаниями армейка не изобиловала, но старшие могли устроить райскую жизнь провинившемуся. У меня на памяти ещё были "фанеры", "лоси", "семечки" и "табуреточки". По сравнению с последними "просушка крокодила" была ещё щадящим наказанием.

И всё равно — через пару минут руки затекли, ноги задрожали. Напряжение тела сказывалось. Особо сильно доставалось кистям — их заломило неимоверно. Однако, мы держались. Урчали, пыхтели, крякали, но держались.

— Я сейчас рухну, — еле слышно простонал Мишка.

— Держись. Настоящий воин всегда стоит до последнего, а потом стоит дальше, — прорычал я.

— Я не могу…

— А ты через "не могу". Держись и всё тут…

— Держусь…

Первым упал Лёха. Упал, тут же попытался вскочить на ноги, но одеревеневшие мышцы не дали этого сделать. Он повалился на пол с криком:

— Товарищ старшина! Это я всё придумал! Ребята не виноваты!

Старшина в это время прохаживался между кроватями. Он хмыкнул и ответил:

— Точно ты? Или принимаешь чужую вину, чтобы других освободить?

— Точно я! — Леха с трудом заполз на кровать. — Хотел сделать хохму, а получилось… то, что получилось…

— Курсанты, отбой! — рявкнул старшина.

Кровати ответили радостными взвизгами, когда на них упали тела. Я тут же кинулся растирать ноющие мышцы, пока не пришли миллионы иголочек и не заставили завыть в голос. Глядя на меня, другие стали делать то же самое.

— Почему сразу не признался? — хмуро спросил старшина.

— Да я что-то… — замялся Лёха.

— Не слышу, курсант! — бросил старшина.

— Испугался ответственности! — бодро ответил Лёха.

— Ну что же, испуг — это рефлекторная реакция на возможную угрозу. Отвлечение реакции на что-то другое, например, на труд, притупляет испуг и делает его менее сильным. Чтобы у тебя выработались другие рефлексы, курсант, мы будем лечить тебя трудом! Получи два наряда вне очереди!

— Есть два наряда вне очереди! — кое-как выпрямился Лёха.

— А вы все, ребята, молодцы, — неожиданно хмыкнул старшина. — Не сдали оболтуса, хотя и сами пострадали. Как говорится, сам погибай, а товарища выручай. Ладно… Дневальный! Командуй побудку! Жду вас на зарядку!

Присяга…

Я уже давал её в своё время. По иронии судьбы сделал это уже не в Советском Союзе, а в СНГ. В то время, когда Горбачев уже сложил свои полномочия, а на место его пришли хищники, голодные, злые, охочие до халявы и не желающие работать, но желающие вкусно есть и сладко спать…

Страна в то время затаила дыхание. Уже начал ощущаться в воздухе запах толстого белого полярного лиса, который с широкой улыбкой вступил на территорию «бывшего СССР». По инерции люди ещё ходили на работу, улыбались, влюблялись, ждали свободы, но не догадывались, что вместо свободы их ждет «демократическое рабство».

Ведь мы ещё в школе учили, что демократия — власть народа. Вот только в Афинах, где это самое понятие возникло, это была власть свободного народа. То есть такого, которое имело рабов. Ведь в Афинах не было ни одного семейства, даже очень бедного, которое бы не владело хотя бы одни рабом. Странам СССР была уготована участь именно рабов. Участь демократического общества…

Да, были высокие слова, умные речи, высокопарные предложения и прочая словесная муть, которую ссали в уши с трибун «народные избранники». Нам вещали, что «краеугольными камнями демократии являются свобода собраний, ассоциаций, права собственности, а также свобода религии и слова, инклюзивность и равенство, гражданство, согласие управляемых, избирательные права, свобода от необоснованного лишения правительством права на жизнь и свободу, а также права меньшинств».

И с этими самыми красивыми речами надевали красивый ошейник с надписью «СВОБОДА». А советский народ поверил. Сам сунул голову и помог застегнуть. И со щелчком ошейника тут же посыпались конфликты…

Их как по команде запустили на территориях «освобожденных от СССР». Приднестровье, Таджикистан, Грузия, Абхазия, Южная Осетия, чуть позже Чечня…

Для тех, кто принимал в то время присягу, каждый день был игрой в русскую рулетку — в каком месте сложишь голову? Или повезет и поживешь на день больше?

Мне повезло… Может быть поэтому я с таким скептицизмом смотрел на то, что творилось в Украине в четырнадцатом году? Неужели одной прививки из девяностых было мало? Неужели снова удалось оболванить хищникам страну, чтобы снова склонили головы и подставили шеи под уже знакомый красивый ошейник?

Но, это всё лирика, до этого ещё жить и жить, а пока что…

Пока что мне предстояло принять присягу во второй раз. Я ещё помню, как во время «девяностых» был запущен звучный слоган «Офицеры дважды не присягают!» Вроде как те, кто был в СССР, не должны присягать Российской Федерации. Однако, если обратиться к той же истории, то после смерти императора, все без исключения воины присягали на верность новому императору.

И моя первая присяга отличалась от той, которую предстояло произнести сейчас. Сейчас мы её вызубрили наизусть. Даже могли произнести посреди ночи — так нас настраивал сержант Парамонов.

Пять новых курсов академии вывели во внутренний дворик казарм. Место для принятия присяги со вчерашнего дня тщательно расчищено — ни одной бумажки, ни одной голубиной пометки. Даже усадьбу Хитрова подновили и местами подкрасили, чтобы временные плюхи не бросались в глаза. Всё-таки должно быть торжественно, хоть и немного тесновато. Но, в тесноте, да не в обиде.

Чуть поодаль толпились родные и близкие. Я Мишке сказал по большому секрету, что после удара по башке в голове чуть сдвинулись воспоминания и теперь напрочь забыл — как выглядят родители. Он пообещал показать семейство Епифановых. Надеюсь, что сам не забудет от волнения о своём обещании.

И конечно же меня больше всего волновало, чтобы не спалиться на первом свидании. Как бывший владелец тела относился к своей семье? Как разговаривал с отцом и матерью? Что говорил сестре?